- Вы хотите сказать, что именно поэтому на правом берегу еще был свет и работали светофоры, когда уже на левом творился полный... э-ээ... конец, да?!

- Примерно так! - кивнул проф, по-прежнему не оборачиваясь.

- И сколько еще будет ударов? Или этих... миниволн??

- Кто ж знает! Гордеев рассчитал только время, когда, как он считал, "волна наиболее вероятна" - 5-6 января. Но он, конечно, не мог знать, что в этот период будет не один мощный удар, а серия мелких миниволн, которые добьют все, чей срок уже подошел!

- Что же еще-то может быть? - в недоумении, рассуждая вслух, сказал я. - Электричество отказало, газ уже взрывался, дорожное полотно, вон, на наших глазах провалилось...

Мы шли в этот момент сквозь стройку. На пустыре над рекой, видимо, решили возводить затейливую многоэтажку - но кризис помешал. Решили да и бросили. Стройка производила впечатление заброшенной. Хотя, может, это только казалось? Во всяком случае, громадный кран, чья стрела едва виднелась где-то почти над нашими головами, убеждал в обратном.

Мне этот кран почему-то очень не понравился. Мысленно я сто раз проклял шуструю Катю, которая решила вести нас через стройку. И так-то не видно ни зги, скользко - так еще и пробираться по каким-то, как у нас водится, разбросанным там и сям бетонным блокам и прочим стройматериалам. Тут и ноги поломать недолго! Хорошо Кате - она видит, похоже, в темноте как кошка. Откуда свалилась на нашу голову эта, блин, "работница индустрии гостеприимства" (как вы понимаете, я все это наговариваю сейчас прямо в микрофончик, подключенный к заветному диктофону - собственности газеты "Час Икс").

А тут еще эта стрела нависает - на нервы действует! С детства ведь помню лозунг "Не стой под стрелой!"

Каким-то чудом, ничего не поломав, мы благополучно пересекли этот пустырь - сладкая парочка впереди, я, как уж сложилось, в арьегарде.

- Ну долго еще?! - спросил я, задыхаясь. И простонал: Не бегите так!

- Ничего! Мы уже почти пришли! - Катя остановилась, и в ее голосе я услышал нотки сочувствия. - Сейчас перейдем вон там, налево - и будет улица Речников!

- Давайте прибавим!

Профессор тоже, наконец, обернулся. Даже в лунном свете я поразился, насколько бледным было его лицо.

И тут что-то дернуло меня обернуться. НА КРАН. Будь я проклят - он падал!!

Падал, как все в эту бесовскую ночь - почти беззвучно. Как во сне. Он просто начал вдруг стремительно увеличиваться в размерах. "О, проклятая Волна!!" - мелькнуло у меня в голове.

В следующую секунду я уже каким-то немыслимым образом сгреб в охапку разом и Катю, и профессора - и вместе с ними прыгнул в сторону. Скорее всего, нас бы это не спасло - но, по счастью, слева оказался склон, что-то вроде детской горки - и мы кубарем покатились по нему, что-то крича и, наверно, подвывая от ужаса.

Кран рухнул страшно, с диким грохотом и скрежетом. Я явственно ощутил, как земля содрогнулась, а мимо явно просвистели какие-то железяки. От стремительного падения я разбил нос, ушиб локоть и расцарапал ладони. Попутчики мои тоже, как я понял, приложились знатно - но вроде бы ничего себе не сломали.

- У вас опять кровь из носа, Аркадий! - сказала Катя. У нее у самой на лбу вскочила явственная шишка, а под глазом наливался лиловый, почти черный в ночи фингал - но она, похоже, этого не замечала.

Я набрал снега и приложил к больной физиономии. Со стоном поднялся профессор - он отделался, пожалуй, хуже всех: голова его была вся в крови.

В общем, Катерине пришлось опять доставать тампоны и скотч.

И вот как раз тогда, когда я безразлично и вяло наблюдал за ее заботливыми манипуляциями над головой профессора - я вдруг ВСПОМНИЛ.

- Скажи-ка, профессор ... Что вы такое произнесли, когда мы падали со склона?

- А что я произнес? - так же вяло спросил он.

- Не помните?

- Нет.

- А я помню: вы орали "Ферфлюхтер!"

- А я ничего не заметила, - сказала Катя, не отрываясь от работы.

Я продолжил в азарте:

- Зато я заметил! Вы орали "ферфлюхтер" - немецкое ругательство. Что-то вроде "черт возьми", если я не ошибаюсь. И уже не в первый раз!

- Ну и что? - так же вяло отвечал "Александр Глебович" - Это обычное ругательство...

- Обычное?! В нем нет ничего обычного ДЛЯ РОССИИ. И мне, знаете, очень интересно узнать - почему вы в критических ситуациях постоянно переходите на немецкие проклятия?? А? Ответьте, пожалуйста!

- Вы же знаете, что я приехал из Калининграда...

Профессор отвечал мне с каким-то удивительным безразличием.

- Да какой Калининград, - напирал я. - Все знают, что там давно нет никаких немцев. Кому вы заливаете?! Мне б давно надо было догадаться: с чего б вдруг инженер из Поволжья стал писать какому-то профессору в Калининградскую область? Это ж полный бред! Если б он куда и написал, то в Москву! Или там в Нью-Йорк, в ООН! Отвечайте - откуда вы о нем вообще узнали?! И КТО ВЫ ВООБЩЕ ТАКОЙ??

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - так же вяло и тускло отвечал мне профессор. - Я - известный калининградский ученый. Мои предки были немцами. Я ищу инженера Гордеева.

Голос его звучал, как заезженная пластинка.

Катя приклеила последний тампон и с удивлением воззрилась на меня.

- Аркадий, о чем ты? Что вы тут устроили? Какая разница, кто что кричал?

- Да то, дорогая Катя, - сказал я с торжеством, - что наш "профессор" совсем не тот, за кого он себя выдает. Ни из какого Калининграда он не приезжал! Знаешь, кто он? Он - шпион! Да-да, признайтесь: Вы - шпион? Отвечайте! Зачем вам Гордеев??

- Господа, да что с вами такое? - всплеснула руками Катя. - Мальчики...

Она беспомощно переводила взгляд с него на меня и обратно.

Наверно, со стороны мы смотрелись дико: все в синяках и пластырях, в порванной одежде, сидим в ложбине возле упавшего крана и ведем какие-то разборки посреди ночи. Но мне очень хотелось узнать, наконец, правду!

А лже-проф неожиданно сдался.

- Хорошо, Аркадий, я скажу! - сказал он. - У меня прекрасные документы, к которым вы никогда в жизни не придеретесь, но я скажу вам правду. Только при условии, что после этого мы встанем и пойдем туда, куда мы стремились - и вы мне поможете!

- Я посмотрю сначала, что вам нужно от нашего инженера, - сказал я непримиримо.

И он рассказал. По его словам выходило, что сам он - из семьи русских эмигрантов "первой волны", в семье все старались не забывать русский язык, но его родной - все ж, понятно, немецкий. Жил он в Швейцарии и сотрудничал с международной организацией "Ученые за мир", со штаб-квартирой как раз в Цюрихе. Вот туда и пришла бандероль со странной рукописью на русском языке, которой никто не придал серьезного значения, и в конце концов она попала к нему как "любителю всего русского" - такая у него была репутация в организации.