Диана встала и взглянула ему в глаза – сейчас, когда он облокотился о подоконник, лица их были почти на одном уровне.

– Я найму тех, кого посчитаю нужным, по тем причинам, которые меня устраивают. А наняв, пошлю за тобой, чтобы ты научил их работать. И тогда…

– Что, если они не справятся?

– И тогда, – продолжила Диана, не позволяя себя перебить, – я… позволю тебе высказать свое мнение о том, кто из них наиболее пригоден для выполнения тех или иных задач в клубе «Тантал».

Оливер неторопливо выпрямился – и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы по-прежнему смотреть ему в лицо.

– У тебя это чертово письмо, – проговорил он. – Но тебе стоит помнить, Диана: у меня достаточно и денег, и влияния. Если захочешь войны – я тебя уничтожу.

Она фыркнула.

– Прости, не впечатляет. Я уже была на дне – без гроша и без единого друга. Ты можешь снова втоптать меня в грязь, но в той же грязи утонешь и сам. А теперь уходи и не возвращайся, пока я за тобой не пришлю.

Долгие секунды Оливер смотрел ей в глаза. Диана затаила дыхание. Если он поймет наконец, что она не шутит, иметь с ним дело станет чуть легче. Должен понять. Диана надеялась. Очень надеялась.

Наконец Оливер кивнул.

– Сегодня вечером я приглашен на прием к Дэштонам. Дэштон – заядлый игрок, как и большинство его друзей. К которому часу прислать за тобой экипаж?

– Я никуда с тобой не поеду.

– Леди Камерон, если мы хотим, чтобы в нашу, так называемую таинственную связь поверили, нам придется появляться вместе. Так что в восемь часов. – И Оливер двинулся к дверям, говоря на ходу: – И подумай о том, чтобы расширить подъезд к крыльцу. Будем надеяться, что по вечерам здесь будет немало экипажей.

Никак он не может не давать советов! Впрочем, надо признать: совет хорош.

– В восемь часов, – громко повторила Диана, садясь за стол. – Не опаздывай.

– А ты не передумай.

Оливер приказал кучеру ехать к Адам-Хаусу самым кружным путем, чтобы прибыть к дверям леди Камерон с двадцатиминутным опозданием. В игре, в которую он ввязался, нельзя было упускать ни одной возможности нанести удар, поиграв на нервах противника.

По обе стороны от крыльца были сложены горами доски и куски гипса. Навстречу карете Оливера выбежала и открыла дверь девушка в ливрее. Черт возьми! Не помни Оливер, как сам кувыркался с Дианой в постели, решил бы: она из тех дам, что предпочитают общество своего пола.

Неужели эта ее неприязнь и недоверие к мужчинам как-то связаны с ним? Хм… Да нет, скорее, с мужем, что после трех лет брака оставил ее без гроша на задворках Европы. Похоже, она считает, что теперь весь род мужской перед ней в долгу.

С другой стороны, возможно, такая демонстрация необычных вкусов была намеренной: чем больше о Диане будет сплетен в свете, тем ей лучше. Смотри-ка, ведь даже в нем она сумела возбудить любопытство и заставила думать о себе!

Леди-дворецкий распахнула перед ним дверь.

– Милорд, если вы соблаговолите подождать здесь, леди Камерон сейчас спустится. Прошу прощения, что не предлагаю вам присесть: в этой части дома сейчас негде сесть.

– Верю, утром вы говорили то же самое.

– Да, милорд. Также мне приказано сообщить вам: если вы попробуете войти во внутренние помещения дома без позволения, я буду стрелять.

– Понятно, – кивнул он. Велико было искушение ответить: «Что ж, попробуйте!» Но Оливер не видел смысла пикироваться со служанкой. Нет уж, он подождет хозяйку.

– Как вас зовут? – спросил Оливер у леди-дворецкого.

– Джулиет, милорд. Джулиет Лэнгтри.

– Лэнгтри, а чем вы занимались до того, как стали служить дворецким у леди Камерон?

– Работала в лавке, милорд, – немедля ответила она. – В оружейной лавке.

«Уж не смеется ли Лэнгтри надо мной?» – мелькнуло в голове у Оливера, но разрешить этот вопрос он не успел: на верхней ступеньке лестницы появилась Диана.

– Снова в черном?

Быть может, Оливер и сказал бы что-то более похожее на комплимент – что-нибудь о том, что бархат цвета черного дерева обтягивает ее, словно вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб тела, – но вовремя удержался. Очевидно, Диана и сама об этом знает. Потому и выбрала это платье.

– Под настроение, – ответила она и жестом приказала Джулиет открыть дверь. – И хватит досаждать моим слугам. Все они предупреждены: любое… любой контакт с тобой, выходящий за пределы их обязанностей, – и они будут немедленно уволены.

– Ревнуешь?

– Забочусь об их безопасности. И о своей.

Еще одна женщина, хрупкая миловидная блондинка, появившись из-за спины Дианы, набросила ей на плечи черную шаль.

– Ну что, идем?

Блондинка вышла на улицу вместе с ними.

– Охраняете репутацию леди Камерон? – поинтересовался Оливер, протягивая ей руку, чтобы подсадить в экипаж. – Учитывая планы Дианы, это кажется уже излишним.

– Я охраняю вас, милорд, – невозмутимо ответила блондинка. В голосе ее слышалось не меньше полудюжины трудно определимых акцентов. – Если Диане придется вас убить, это расстроит наши планы.

Дамы сели, и он поднялся в экипаж следом за ними.

– Вы, кажется, превратно понимаете ситуацию, – заговорил он, когда экипаж выехал на мостовую. – Если что-то случится с одной из вас или с обеими, моих планов это никак не расстроит. А вы говорите: «наши планы». Думаете, мы с вами партнеры?

Наступившее молчание прервала Диана.

– Оливер, это Дженни, – представила она компаньонку как ни в чем не бывало. – Дженни, это лорд Хейбери.

– Вы новенькая? – поинтересовался Оливер, переводя взгляд с одной женщины на другую. Обе примерно одного возраста – двадцать три или двадцать четыре года, обе держатся как подруги и говорят о «наших планах», однако с первого взгляда видно, кто из них главная. – В Вене я вас не видел.

– Достаточно сказать, что мы с Дженни очень давно знаем друг друга. Я послала за ней вскоре после того, как ты сбежал от меня.

– Знаешь, за то, что ты вынудила меня, как ты выражаешься, сбежать, могу тебя только поблагодарить. – Он старался не усмехаться слишком откровенно. – В конце концов, я вернулся в Лондон как раз вовремя, чтобы помириться с дядюшкой и унаследовать его титул и состояние. Так что, как видишь, то лето вышло весьма удачным.

– Как и для меня. В то лето скончался Фредерик. И ты исчез очень вовремя, как раз когда начал меня раздражать. – Диана подняла руку в черной шелковой перчатке. – А теперь к делу. На вечере мы пробудем часа два. Танцуй, с кем хочешь, чем больше, тем веселее. Но все вальсы – мои.

Разумеется, Оливер мог бы поспорить, но желание понять ее планы перевесило раздражение от того, что она пытается им командовать.

– И чем ты займешься, пока я буду танцевать с другими?

– Я не буду танцевать. Ни с кем. Как на балу у Хеннеси. Пусть смотрят и удивляются.

– А если кто-нибудь спросит, что меня с тобой связывает?

Диана бросила на него быстрый взгляд и отвернулась к окну.

– Мы – старые… друзья.

– Ясно. «Друзья»… Секреты, и все такое.

– Мне больше нравится слово «тайна». – Она снова взглянула на него. Удивительные изумрудные глаза ее в полумраке экипажа казались почти черными. – А о клубе ты ничего не знаешь, кроме названия и того, что откроется он в течение месяца.

– Диана, может быть, вычесть из моего займа гонорар за рекламу? Я тебе не газетчик, сочиняющий колонку светской хроники.

– Тогда не говори ничего. Так даже лучше.

Экипаж свернул за угол, и впереди по улице показались сияющие огни Дэштон-Хауса. Диана быстро взглянула на дом. Оливер заметил, как сжались ее губы. Держится и разговаривает она чертовски уверенно, но нервничает, все-таки нервничает. Еще бы! Он и сам сходил бы с ума от тревоги, если бы поставил на один карточный домик все, что имел.

– Скажи, – начал Оливер медленно, отчасти жалея, что задает этот вопрос: во‐первых, он может привести к лишним осложнениям, а во‐вторых, какое ему дело? – скажи, как бы ты действовала, будь жив Блейлок? Этого толстяка тоже попросила бы переехать в комнаты над клубом? И говорила бы многозначительным тоном, что вы с ним старые… друзья?