Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Белая кепка

Сегодня, двенадцатого апреля, знаменательный день: в космосе первый человек – Юрий Гагарин! Здорово!

Этот день я запомнил надолго еще по одной причине. Вечером мы с однокурсником Женей смотрели в кинотеатре «Украина» «Великолепную семерку», классный американский вестерн – я, например, смотрел его в третий раз. Из кинотеатра мы выходили в хорошем настроении. При выходе на улицу встретили двух сокурсниц и отправились провожать их до общежития, находившееся в пяти минутах ходьбы. Я был в новых брюках, в светлой рубашке с короткими рукавами и в недавно купленной модной белой кепке в серую кашку. Не спеша, вспоминая эпизоды из фильма, мы шли к общежитию.

Внезапно раздались быстро приближающиеся шаги. Оглянувшись, мы увидели группу ребят из ремесленного училища, решительно и явно не с добрыми намерениями направляющихся к нам. Шестеро пацанов в формах чернильного цвета подпоясанных солдатскими ремнями поравнялись с нами и… неожиданно я получаю сильный удар в челюсть и тут же – сзади по голове.

Девчата стали громко кричать:

– Помогите! На помощь!

Меня ударили еще пару раз. Я сел на корточки, упершись спиной о стену дома, и накрыл руками голову, в которой вспыхивали вопросы: «За что?! Почему?!» Мне добавили пару раз ногами. Девочки продолжали звать на помощь. Женя, увидев неравные силы, дал чеса. Прекратили бить так же неожиданно, как и начали, и я услышал топот удаляющихся ног.

Медленно, с трудом встал на ноги. Девочки с испугом и состраданием смотрели на мое окровавленное лицо. Стал искать свою кепку. Ее не очень вежливо забрали! Неужто все это только из-за нее?!

– Вот гады… ммм, – попытался сказать я, но получалось только мычание.

Девчата предложили проводить меня домой, но я отрицательно качнул головой. Немного поохав, девушки ушли. Я медленно поплелся домой. «Если они хотели мою кепку, могли просто сдернуть ее или забрать. В такой ситуации отдал бы. Но чтоб за кепку бить с такой жестокостью?!..» – бродило в голове.

Лёня спал как всегда на кухне, на раскладушке. Мама в комнате смотрела телевизор. Отец еще не вернулся с работы. По-быстрому разделся, спрятал брюки, рубашку и нырнул в кровать. Лицо болело.

Утром отец подошел будить в училище. Я повернул голову… и он увидел за ночь распухшее, окровавленное лицо. Два нижних зуба торчали через пробитую губу, один глаз был полностью закрыт, нос стал пошире. Папа побледнел и закричал:

– Дина!

Прибежала перепуганная мать. Увидев меня и окровавленную за ночь кровать, она громко запричитала:

– Ой, майн гот! Эдик, что случилось?! Где ты был?

Я по-дурацки пожимал плечами, поскольку ответить не мог – рот не открывался. Подошел к зеркалу: с такой рожей я сошел бы за родного брата Квазимодо. Мама схватила кастрюлю, развела в ней марганцовку и стала обмывать мое лицо. Потом осторожно, продолжая причитать, приподняла мне нижнюю губу и сняла ее с зубов.

Неделю я не ходил в училище. Тот раз, когда нас с Тюлькой отметелили в парке, мне пошел на пользу: я не пошел грабить фабричную кассу. В этот же раз было бессмысленное избиение: ведь ремесленники носили форменные фуражки, и им не нужна моя белая кепка – разве что продать и купить бутылку водки!

Первый опыт

Прошел год. В начале учебного года студентов послали на месяц в Кировоградскую область собирать кукурузу. Это было в то время, когда Хрущев посадил страну на кукурузную диету, и в магазинах не стало хлеба – кроме кукурузного. Нас расселили по хатам колхозников. Шесть раз в неделю забирали в 5:30 утра около клуба. Рассаживаясь в грузовики и горланя украинские песни, мы отправлялись в бескрайние кукурузные поля. У кого не было сапог – выдавали. Нас расставляли у уходящих за горизонт рядов кукурузы, вручали по мешку с веревкой для шеи, и – вперед.

Кочан надо было отрывать от стебля, очистить и – в мешок. За нами следом полз грузовик, в который мы ссыпали наполненные мешки. И так целый день. С погодой повезло, сентябрьское солнце ласково грело. В двенадцать часов приезжала полевая кухня. Кормили самым вкусным борщом, самой вкусной картошкой со свининой и компотом. Пахло сеном, мятой и коровами. Два раза в неделю давали кино. В остальные дни – танцы под баян. Веселое время! У меня уже был довольно обширный репертуар, и я играл дольше всех. Танцевальная площадка располагалась под открытым небом, играть на ней – одно удовольствие. Мне нравилось, что вокруг меня вилось много девчонок. К моему большому удивлению, Наталка не отходила от меня, сидела все время рядом, ни с кем не танцевала. Видимо, решила после полугодичного перерыва заявить на меня права. Иногда играл другой баянист, она тут же хватала меня за руку и тащила танцевать. Я был, вообще-то, не против, так как зла на нее уже не таил. В танце я чувствовал, как приятно шевелятся ее большие груди.

Наступил мой семнадцатый день рождения. В этот вечер мы с ребятами выпили немного самогону. После танцев Наталка спросила, могу ли я провести ее домой. По дороге она сообщила, что девочки, которая живет с ней в одной комнате, не будет – она, мол, ушла на всю ночь. Я понял, что сегодня будет то, чего у меня еще никогда не было.

Полная луна подглядывала из-за тучек. Звучал хор лягушек и жуков. Откуда-то издали им аккомпанировали собаки. Я подрагивал от накатившего приятного возбуждения. Наконец мы пришли. Наталка приложила пальчик к губкам и прошептала:

– Тихо, не разбуди хозяев.

Я волновался. В домике были сени и две комнатки – одна хозяйская, другая для квартирантов. В сени я уже не входил – левитировал!

Посреди комнатушки стоял маленький столик. У стены кровать подруги. Рядом – русская печь, на противоположной стене – небольшого размера иконка. Под окном Наталкина широкая, удобная лежанка. Сели, поцеловались. Она взяла мою руку и положила себе на пышущую жаром грудь. У меня закружилась голова, и по всему телу пробежали мурашки.

– Сними сапоги и ложись, – шепнула Наталка.

Пока я снимал сапоги, она быстро разделась. Блик луны устроился на ее больших, каждая в две моих ладони, грудях. Я быстренько выпрыгнул из брюк и лег на нее. Бесстыжая луна освещала мою задницу. Повалялись с полчаса, и я попросил Наталку походить по комнате, хотелось посмотреть, как заманчиво играют ее красивые, большие «дыни». Ушел я часа в три ночи с улыбкой обожравшегося сметаной кота. Вот это день рождения! Мне семнадцать!

Нам оставалась еще одна неделя поработать на благо Страны Советов. Всю эту неделю в каждый обеденный перерыв, по-быстрому проглотив борщ, свинину и компот, мы с Наталкой убегали в заросли кукурузы. Вечером после танцев уединялись где-нибудь на лоне природы.

Через неделю студенты катили во Львов в общем вагоне. Ехать – чуть больше ночи. По дороге втихаря пили самогон, ели яйца с помидорами и огурцами, пели песни. Наконец все успокоились, устроились на ночлег. Мы с Наталкой ворковали на нижней полке.

– Давай тихонько ляжем, – предложил я.

– Ой, что ты! Я боюсь!

– Не бойся, все уже спят.

Мы легли. Сапоги на всякий случай не снял, что оказалось большой ошибкой. Буквально через несколько минут наш завуч, гроза студентов – высокий, седовласый, строгий мужчина, проходил мимо, то ли проверяя вагон, то ли направляясь в туалет. Увидел мои шевелящиеся сапоги.

– Що це таке?! – раздался на весь вагон его громовой голос. – Я бы с жинкою соби таке не дозволыв! Молокососы!

Я сел. Наталка накрыла подушкой голову.

– Як фамилия? – указывая пальцем на Наталку, гремел завуч.

Я молчал. Вагон проснулся. Смех и шум стоял неимоверный.

– Ну ничого! Прыидэмо – разберемось, а ты, Шик, швыдко ступай на свое мисце! – приказал завуч.

В первый день занятий на доске объявлений висело две бумажки. На одной – сообщение о том, что Эдуарду Шику объявляется выговор за аморальное поведение с занесением в личное дело. Рядом на другой – список тех, кому объявляется благодарность за хорошую работу, и я в этом списке.

9
{"b":"619876","o":1}