Зал взревел. Дед Мороз высоко поднял мальчонку.

– Чей ребенок?! Чей ребенок?!

Долго никто не объявлялся, наконец появился папа, старший лейтенант, и с виноватым видом забрал сынишку с самым лучшим подарком от Деда Мороза.

В общей сложности за девять дней работы мы заработали четыреста восемьдесят рублей – таких денег никогда и не видели! Оставили себе сто рублей, остальное отдали маме. После утренников у нас еще оставалась пара часов, потом я мчался в часть, в роту обеспечения.

В один из вечеров, гуляя с Ирой по центру, встретили моего школьного товарища Валерку Бро по кличке Комар, которого не видел уже пару лет. Надо сказать, в классе, думаю, что и в школе, никто не имел столько денег, сколько он. Отец его, попавший во Львов после войны, долгие годы был в должности начальника мукомольных комбинатов области. Хлеб города и области был в его руках. Домой часто приходил, а то и приводили, пьяным. Папаня засыпал, Валерка запускал руку в его карман, вытаскивая, что схватит. Жил Комар за углом на улице Руднева. Чуть подрос и попал в колонию для малолетних преступников, после чего мы виделись нечасто. В отличие от Вовки Борчанова он никогда не дрался – жалил ножом, заслужив репутацию опасного.

– Привет, Комар! Давно не видел! – окликнул я его.

– О, привет, Эдька, а это кто? – указывая головой на Иру, держащую меня за руку, спросил Комар.

– Это моя жена Ира.

– Жена? – удивился Комар. – Привет, Ира, – протянул он ей руку, – когда ты успел?

– Успел, пока ты на «курорте» отсиживался.

– Ну да, вот только два дня как откинулся, а что у тебя?

– У меня, как у всех семейных – растет сынок, а я пока что служу, стою «попкой» в сорок восьмой колонии и охраняю таких, как ты!

– Что?! – вскричал он. – «Попкой» в сорок восьмой?! Да я же сидел в ней! Оттуда и откинулся!

– Ну да?! – изумленно воскликнул я.

– Вот бл…! Извини, Ира, – кинул он взгляд на Иру, – знал бы, ты бы мне на чифир подбрасывал!

Я выразительно пожал плечами. Худощавый Комар всегда был хорошо и аккуратно одет, носил прическу с выбритым широким пробором и старался быть вежливым с девушками. Мы поболтали еще немного и разошлись.

– Хорошо, что он не знал, – сказала Ира.

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Хорошо, хорошо! – уверенно произнесла жена.

В следующий раз увижу Комара уже не скоро. Через полгода он сядет в третий раз.

Закончились десять счастливых дней, и девятого января я прибыл на службу. За эти десять дней мама нашла момент и поведала мне, что Ира приходит поздно с занятий, и что от нее постоянно разит алкоголем. Я как мог защищал Иру, ее же просил не пить часто.

– Успела нажаловаться! – раздраженно бросила жена перед моим уходом.

С тяжелым сердцем я вернулся на службу. Утром следующего дня заступил на вахту. Мама приготовила для ребят вафельный торт и всякие коржики. Я припрятал бутылку водки и литровую банку салата оливье для солдат. Бутылку коньяка вручил лейтенанту Точильному.

Прошло недели три. Снежку поднасыпало. Зона грязной шлюхой разлеглась на белоснежной постели поля. До ближайшего жилья километра полтора. Я стоял на вышке. Одиннадцать вечера. Морозно. Мне в овчинном теплом полушубке тепло. Оставалось час до смены караула, как вдруг услышал свое имя. Подумал, что показалось. Слышу опять:

– Э-э-эдик!

Явно Ирин голос. Повернулся на звук – и впрямь Ира. Стоит по щиколотки в снегу за вторым рядом колючей проволоки и машет мне рукой.

– Ира-а, – крикнул ей, – что случилось, почему ты здесь так по-оздно?!

– Мама выгнала из дому!

– Ка-ак выгнала?

– Про-осто выгнала!

Я оцепенел. «Что же могло такое произойти, чтобы мама на ночь глядя выгнала Иру? Что же мне делать? Ведь в моей ситуации я ничем не могу помочь!»

– Ира-а!

– Что-о?

– Я через час освобожусь!

– Хорошо-о, я подожду-у!

Где же она будет ждать, в такой холод, в своем маленьком пальтишке?

– Ира-а!

– Что-о?

– Пойди к нам в казарму. Я думаю, что лейтенант пустит тебя. Там подожде-ешь!

– Хорошо-о!

Лейтенант Точильный пустил ее в красный уголок. Там было тепло.

Через час меня сменили.

– Я так понимаю, у вас там дома не все в порядке, – с сочувствием, понимающе произнес лейтенант. – Можешь здесь поговорить с женой.

– Спасибо большое, товарищ лейтенант!

Лейтенант вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Солдаты спали.

Ира рассказала мне о том, что она пришла с занятий и решила принять ванну. Ванной комнаты как таковой у нас не было. В проходной комнатке, где стоял наш с Ирой диван, года три тому поставили ванну и газовую колонку, которая пыхтела, как паровозная топка. Загородили ванну фанерной складывающейся дверью. Ира налила воду, легла, расслабилась и… уснула, забыв закрутить кран. Родители смотрели у себя телевизор. Мама увидела, как из-под двери в ее комнату течет вода, стала стучать Ире в перегородку. Ира со сна не поняла, что происходит, и вместо того, чтобы попытаться успокоить мать, стала огрызаться. Кончилось это тем, что мама сказала ей: «Пошла вон!» Ира ушла, сильно хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.

– Я же не хотела этого… так получилось, – всхлипывала она у меня на груди.

– Конечно, ты не хотела, – гладил я ее успокаивая, – просто тебе не надо было спорить.

– Но она так кричала, как будто начался всемирный потоп.

Я заглянул ей в глаза и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, и мы рассмеялись.

– Встречалась ли ты с Драником?

– Да… Мы виделись пару раз… Смотрели одну комнату… Пока ничего.

– Что делать будем?

– Не знаю, – пискнула у меня на груди согревшаяся мышка.

– Ты должна вернуться домой и извиниться.

Ира молчала, притих и я. В дверь тихонько постучали, и вошел лейтенант.

– Я тут вот что подумал. У тебя есть еще пару часов, и если вы хотите побыть вдвоем, есть такая возможность.

Мы во все глаза смотрели на него.

– В общем, так, – обращаясь ко мне, переминаясь с ноги на ногу, – ты видел там недалеко от забора сарайчик? Так это свинарник. При нем находится рядовой Степан. Дашь ему пачку сигарет, и он уйдет на час-полтора. Условия не из лучших, но…

– Да, конечно, спасибо вам большое! – оживленно поблагодарил я. – Пойдем? – посмотрел на Иру.

Она молча кивнула.

– Скажешь Степану, что я разрешил.

– Спасибо, товарищ лейтенант.

– Ладно, идите.

Мы быстро вышли.

– Классный у нас лейтенант, правда?

– Да.

Сарайчик был разделен небольшими перегородками на три части. В одной должны были быть мама свинья с поросятами, в другой хрюкал басом огромного размера папа пацюк (хряк). Жены его и детей не было – их на праздники съело полковое начальство. Третья часть сарайчика была для Степана. Степан был рад пачке сигарет, сказал только, чтоб я свистнул, когда буду уходить.

В сарайчике было тепло. В углу топилась маленькая «буржуйка». На нарах лежало несколько старых бушлатов, поверх я положил свою овчину. Нам было хорошо и совсем не холодно. Свинтус время от времени своими глазками-угольками бесстыже посматривал на нас – по-моему, он хитро улыбался.

Через полтора часа я свистнул Степану. Проводив Иру до дороги, я долго смотрел ей вслед. Она обещала извиниться перед мамой. Была поздняя звездная зимняя ночь. Ей еще идти почти два километра до троллейбуса и минут тридцать ехать. Все – скрылась за поворотом. Мне заступать на вышку.

Вот уже три недели Ира не приходила. Я не обижался, понимая, что ей нелегко дома, да и тащиться ко мне в такую даль… Скоро конец февраля. Сынишке будет годик. В службу я уже, в общем-то, втянулся. Ребята показали, как можно на вышке присесть, отдохнуть от стояния. Ракетницу, из которой обязан стрельнуть вверх в случае побега, нужно было примостить на «магазин», а автомат поставить на приклад. Получался стульчик – можно было сесть, не теряя обзора. У меня был небольшой приемничек «Selga», который я прятал под полушубок и ночами на вышке кайфовал. Польша часто передавала джаз. Главное, вовремя крикнуть смене караула: «Стой! Кто идет?! Пароль!»