Раскрывая особенности права периода удельных княжеств, Д. Я. Самоквасов в числе его основных источников исследует: 1) словесные установления первых князей Рюриковичей, их соотношение с обычным правом славян и народными преданиями; 2) княжеские законы по церковным и светским делам; 3) международные договоры; 4) уставное законодательство (Двинская и Белозерская уставные грамоты), акты вечевого законодательства – Новгородскую и Псковскую судные грамоты. Однако вопросы организации и деятельности правосудия он рассматривает довольно кратко, во многом повторяет известные положения без детализации ряда основных положений законодательства и без полемики с дискуссионными положениями, содержащимися в юридической литературе относительно тех или иных особенностей процессуального законодательства. Историк обращает внимание на то, что в удельных княжествах судебная власть была сосредоточена в руках князя, а в Новгороде и Пскове – в руках народного вечевого собрания как единого верховного органа государственной власти. Судебная деятельность князя была определена законам, и выходить за установленные им пределы князь не мог[39].
В системе историко-правовой литературы по древнерусскому праву особое место занимают работы Ф. И. Леонтовича, М. К. Любавского, Н. А. Максимейко, И. А. Малиновского, М. Н. Ясинского[40], содержащие результаты сравнительного изучения процессов становления и развития русско-литовского права. В работах выделяются общие и особенные черты становления и развития древнерусского и литовского права как двух ветвей славянского права, обоснованно показываются сходные черты литовского и древнерусского судопроизводства. Издан ряд источников русско-литовского права[41].
Во второй половине XIX в. российскими правоведами были продолжены исследования проблем древнерусского правосудия и процессуального права. В публикациях, посвященных истории древнерусского суда и правосудия, безусловно лидировали четыре темы: судоустройство Древней Руси, доказательства по древнерусскому праву, история гражданского судопроизводства и история уголовного судопроизводства.
Проблемы судоустройства Древней Руси освещались как в непосредственно посвященных им работах, так и в работах, затрагивающих более широкие темы. Так, А. М. Ф алькове кий в лекциях по судоустройству и гражданскому судопроизводству дал обстоятельный исторический экскурс, осветив особенности судоустройства и судопроизводства в Древнерусском государстве в IX—XIV вв.[42] П. И. Беляев этим проблемам посвятил отдельное исследование[43]. Н. И. Ланге издал монографию, в которой описал порядок организации и деятельности смесных, или вобчих, судов. Г. В. Демченко опубликовал работу об истории судоустройства в Древней Руси, а И. Я. Спрогис исследовал основы деятельности копных судов в Северо-Западной Руси[44].
Н. И. Ланге показывает, что смесные, или вобчие, суды были известны с незапамятных времен для разрешения дел, сторонами в которых выступали лица, проживающие в разных княжествах, и которые, соответственно, находились за пределами юрисдикции княжеского суда. Необходимость в существовании таких судов была обусловлена тем, что жившие в разных присудах истец и ответчик не переставали по общему между ними исковому делу быть подсудными каждый своим особым судьям. Поэтому для разрешения дела создавался сводный суд, состоящий из тех судей, которым по территориальному разграничению подведомственны были стороны дела.
Существовали сместные суды между удельными княжествами, внутри отдельного княжества: правительственные, правительственно-вотчинные. В областях России в XIV в. действовали суды наместников, волостелей и их тиунов, данных судей, разъезжающих судей, губных старост и излюбленных судей. Сместные суды продолжали действовать в XIV—XVI вв. во всех областях Древней Руси, кроме Московского княжества.
При производстве общих дел между княжествами взаимными договорами князей было установлено, что судьи съезжаются по уголовным делам в то княжество, в котором совершено преступление, а по гражданским делам – по месту проживания ответчика. Из этого правила были два исключения: все сместные дела с участием суда Великого Новгорода разбирались в самом Новгороде на Городище. Аналогичное правило действовало для Москвы. Все дела, в которых в качестве стороны участвовали дети бояр, удельных князей или великого князя, в царствование Ивана IV съезжались на суд в Москву независимо от места жительства ответчика[45].
Дела разбирались преимущественно в местах их возникновения и всегда в присутствии «лучших» людей той местности, где эти дела рассматривались. Само судоговорение было необыкновенно логично и просто, без всякого излишнего многословия и многописания. Судьи прямо приступали к судебным следствиям, производили опросы, записывали все происходившее в суде в судебный список, а затем принимали решение или предоставляли свой судебный список на усмотрение бояр и князей. Таким образом, наша старина не знала нескольких решений и приговоров по одному и тому же делу, так называемых неокончательных, которые бы отменялись или изменялись высшими судебными инстанциями[46].
Заметный интерес дореволюционных правоведов к проблемам доказательств и доказывания в древнерусском суде обусловливался, как минимум, двумя причинами: обязанностью истца обеспечить свой иск необходимыми доказательствами, вплоть до доставки другой стороны в суд; применением ордалий в качестве одного из действенных средств установления истины по рассматриваемому делу. В 1844 г. А. И, Палюмбецкий защитил магистерскую диссертацию на тему судебных доказательств германского и древнерусского права[47], а в 1851 г. С. В. Пахман – магистерскую диссертацию о судебных доказательствах по древнерусскому праву[48]. В 1859 г. В. Г. Демченко в Киевском университете защитил магистерскую диссертацию на тему «Историческое исследование о показаниях свидетелей по русскому праву до Петра Великого», а в 1869 г. Н. Л. Дювернуа – магистерскую диссертацию, посвященную проблемам источников древнерусского права и суда.
Проблемам судебно-уголовных доказательств и доказывания был посвящен курс лекций В. Д. Спасовича[49]. Г. М. Барац предпринял попытку раскрыть особенности системы доказательств по Русской Правде[50]. Исследовались также особенности применения отдельных процессуальных средств. И. Д. Беляев исследовал порядок вызова в суд по древнерусским законам; С. Я. Капустин – институт поручительства; К. Троцина опубликовал монографию об истории судебных учреждений в России[51], Заметным явлением российской юридической литературы по проблемам древнерусского суда и правосудия предстает монография Н. Л. Дювернуа об источниках гражданского права и суде в Древней Руси[52], в которой дается развернутая характеристика судоустройства и судопроизводства Древнерусского государства, содержащая ряд оригинальных, заслуживающих внимания выводов и положений.
Н. Л. Дювернуа разделяет теоретические и методологические идеи Г. Пухты, видит в индивиде не разрушителя правопорядка, что характерно для позитивистской доктрины, а созидателя, который, будучи «предоставленный самому себе, сам создает для себя и весь круг потребных для него средств проявления и такие формы суда, которые заменяют недостаток власти»[53]. Ученый справедливо обращает внимание на то, что при древнерусском, неразвитом праве суд имел совсем иное значение по сравнению с современным, совмещал функции и правотворческой, и судебной деятельности. В этих условиях на суд возлагалась более сложная задача: первоначально своим внутренним чувством правды найти право, а затем, что является актуальным и до настоящего времени, найти достаточно силы, «чтобы во всех случаях, как бы они ни видоизменялись (сильного ли, слабого ли судить), всегда и везде прилагать одну и ту же меру, одну и ту же правду»[54].
