— Значит, о Серанниане… Там произошло непонятное явление, в самом буквальном смысле этого слова: появился неведомый предмет. Небольшой куб из серого металла, — он показал трясущимися руками размер и форму предмета, — утром, когда город только-только просыпался, спустился с неба в районе узкого мыса, на котором Смотритель держит свой музей. Там он завис в воздухе, вертясь как волчок. Свинцового света коробка, в которой что-то есть? И откуда? Более того, она кажется разумной.
Ах!.. Впрочем, вспомнил еще кое-что, о чем вам следовало бы знать: странный куб не совсем, если можно так выразиться, безликий. На одной из его шести граней имеются палочки вроде часовых стрелок — таких, как на вон тех ваших Часах Времени. Вдобавок их четыре и движутся они без какого-то определенного ритма или порядка!
Де Мариньи ахнул, выпрямился, но старец не дал ему времени сформулировать вопрос.
— Погодите! Я еще не закончил. Моряки и портовые грузчики заметили вращающийся в воздухе тускло поблескивающий куб, сообщили новость Куранесу, который, конечно же, не замедлил лично явиться из своего увитого плющом особняка. Лорд Куранес, несомненно, великий сновидец, но этот случай оказался недоступен даже его грезам. Однако же он обратился к коробке на всех языках мира грез, но та не ответствовала ему ни звуком, продолжая все так же вращаться в воздухе над набережной Серанниана, близ узкой дорожки, ведущей в драгоценный музей Смотрителя… — Атал умолк, переводя дух.
О Смотрителе и его музее де Мариньи кое-что знал, правда немного; время его пребывания в Серанниане было сильно ограничено и почти все ушло на визит в поместье Куранеса. Однако ему было известно, что Смотритель — это механический человек — по крайней мере, его тело сделано из блестящего металла — и что и он сам, и его музей существуют в земных мирах грез, самое меньшее, столько же, сколько и Серанниан. Однако что именно представлял собой этот робот, откуда он взялся и почему доставил туда коллекцию, ставшую основой экспозиции музея… это было никому не ведомо. Было несомненно, что он не причинял вреда — в определенных пределах; разве что тем, кто представлял опасность для музея, — а там содержалось множество изумительных вещей. Известно было также, что Куранес часто и довольно регулярно бывает в своем музее.
— Не думаю, — сказал он после недолгого раздумья, — что Смотритель в большом восторге от своего загадочного гостя, болтающегося в воздухе у самого входа в музей!
— Напротив, — вздохнул Атал, возвращаясь к разговору. — Потому что, как только солнце пробудилось и поднялось над горизонтом, Смотритель явился туда и долго осматривал куб и, вне всякого сомнения, обратил внимание на эти необычные стрелки на шестой грани, измеряющие некие гипотетические величины; и он долго смотрел своими хрустальными глазами на мостик, соединяющий музей с набережной Серанниана. А потом…
Это странно до чрезвычайности! Ибо Смотритель, у которого, как вы знаете, много рук, сложил четыре из них так же, как расположены стрелки на кубе — так, чтобы они соединялись в центре и совершали круговые движения, — а потом стал дергать ими, совершая все время разные очень четкие движения и повторяя, в значительной степени, движения стрелок на грани куба!
— Они вели беседу! — воскликнул, задохнувшись, де Мариньи. — Смотритель и эти Часы Времени — потому что это наверняка какая-то разновидность Часов Времени — разговаривали между собой!
— И это еще не все, — вновь зашелестел слабый голос Атала. — Ибо через некоторое время Смотритель решительно зашагал по набережной, и свинцовый куб двинулся ему навстречу, и посреди узкого мостика они остановились, словно глядели в глаза друг другу. И пока грузчики, моряки, горожане и сам Куранес смотрели на это, на груди Смотрителя откинулась панель, открыв пространство как раз такой величины, — он снова показал трясущимися руками размер кубика, — куда загадочный пришелец без промедления скрылся, панель же вновь закрылась, заперев коробку в груди Смотрителя. На сем чудеса закончились, ибо Смотритель повернулся и так же решительно прошествовал в свой музей. Загадка же этой встречи и ее смысл так и остались неразгаданными.
— Итак, — констатировал де Мариньи, — я должен посетить не только дебри Талариона, но и Серанниан. И поговорить со Смотрителем.
Атал покачал головой.
— Сие невозможно, — сказал он, — даже как предположение. Ибо все легенды с незапамятных времен утверждают, что ни один из людей мира грез никогда не говорил со Смотрителем.
— Никогда?
— Ни разу. Спросите сами себя: понимает ли Смотритель вообще людскую речь? Есть ли ему дело до людей? И сознает ли он возможность хоть какой-либо деятельности или цели помимо охраны и защиты его обожаемого музея? Хотя, с другой стороны…
— Что?
— Смотрителю приходилось иметь дело с людьми — с определенными людьми. Я имею в виду, что, пусть даже он сам не говорит, однако же имеет возможность как-то довести свои пожелания до сведения людей. В особенности тех, кто мог бы повредить музею, попытаться нарушить порядок или даже похитить экспонаты!
Де Мариньи нахмурил лоб, пытаясь понять услышанное.
— Вы хотите сказать, что он наказывает потенциальных воров?
— Да, ему случалось так делать. Но бывало и так, что он просто предупреждал кого-то. Лично мне известны два таких… э-э… джентльмена, которых Смотритель всего лишь предупредил. Так получилось, что они в прошлом обитали в мире яви. И, по редкому совпадению, хоть я, между прочим, не верю в совпадения, этим же людям доводилось странствовать в землях за Таларионом. И не только странствовать, но и вернуться живыми и невредимыми! Анри, вы обязательно должны поговорить с ними, прежде чем отправляться дальше.
— Вы знакомы с этой парочкой? — спросил Искатель, уже изнывавший от нетерпения. — И где бы мне их найти?
Пока они беседовали, приключилось нечто такое, на что обратили внимание все остальные, сидевшие за столами; сначала они решили, что это всего лишь забавный курьез, но очень скоро мелкое событие переросло в нечто странное, поразительное и, пожалуй, тоже единственное в своем роде. И связано все это было с кошками Ултара и Морин.
Дело в том, что, пока супруг Морин беседовал с первосвященником храма, она, отлично понимая важность этого разговора, молча сидела слева от Атала и, пользуясь возможностью, ела вкуснейшие блюда. В это время у нее тоже нашелся собеседник: котенок, вспрыгнувший ей на колени из-под стола. Кошачье население Ултара принадлежит к особой породе — они умеют отличать хороших людей от дурных, правду от лжи и, оставаясь равнодушными к большинству людей, имеют дело только с обладателями самых горячих и чистых сердец. Так каким же сердцем обладает Морин? Ведь покуда один котенок мурлыкал, свернувшись колечком у нее на коленях…
…Присутствовавшим во дворе гостиницы «Тысяча спящих кошек» показалось, что за последние полчаса сюда собралась половина, а то и больше половины всех кошек Ултара, и все они желали приобщиться к ногам Морин! Здесь были кошки всех размеров, цветов и раскрасок, хотя вне освещенного фонарями круга все они становились почти одинаковыми, ибо стояло как раз то время суток, когда все кошки, кроме тех, что находятся на свету, делаются серыми. Множество котят (ултарские кошки рожают помногу), крупные вороватые коты и изящные ухоженные матроны — все осторожно толкались и пытались пролезть вперед, но никто не шипел, не ворчал и не мяукал, потому что всех их объединяло любопытство — или общая целеустремленность, или даже массовый гипноз, — душой и центром которого была Морин.
Де Мариньи и Атал, поглощенные беседой, долго не замечали массового пришествия кошек, но когда все остальные разговоры в освещенном мерцающими фонариками и напоенном ароматом ултарских ночных цветов дворике стихли, а собравшиеся люди исторгли дружный вздох изумления, уже не смогли не обратить внимания на изменение обстановки. А кошек собиралось все больше и больше, под ними уже нельзя было разглядеть плитки, которыми был вымощен двор, и все они собрались концентрическими кругами вокруг ног Морин; девушка же продолжала гладить самого маленького котенка и негромко мурлыкала, обращаясь ко всем остальным. И кошки замурлыкали ей в ответ, их голоса сливались в рокочущий хор, выражавший наивысшее блаженство, какое только может знать мир!