Бегу обратно к машине, открываю пассажирскую дверь и наклоняюсь, чтобы взять бутылку.

— Oui, я рад тебя видеть. Очень рад, — слышу я позади.

О, черт. Чувствую, как горю от смущения. Конечно же, Пьер открыл дверь, не увидел меня и логично, что он вышел, чтобы найти меня. И обнаружил меня с приподнятой вверх задницей, пытающейся достать бутылку вина, которая застряла под проклятым сиденьем.

— Хотела сбежать? — спрашивает он, посмеиваясь.

— Не совсем. Я забыла вино в машине, — отвечаю я, все еще склонившись над пассажирским сиденьем. Мое лицо так горит, что нужно вызвать пожарных, чтобы потушить пламя.

— Я могу стоять здесь весь день.

О, Боже.

Наконец, я вытаскиваю бутылку из-под сиденья, выпрямляюсь, но не рискую пока оборачиваться.

— Какая жалость, non.

Просто прекрати, Холли.

Поворачиваюсь и вижу очень довольного и безумно сексуального Пьера. Он стоит позади и жадно смотрит на меня.

— Non, mon chéri, ты не должна смущаться. Мне нравится то, что я вижу.

Не могу сдержаться и блуждаю по нему взглядом. Он одет в выцветшие голубые джинсы с дыркой чуть выше правого колена и темно-серую футболку под цвет глаз. Его волнистые волосы длиной чуть выше плеч распущены. Он стоит на улице босиком и смотрит на меня так, как, должно быть, я смотрю на него прямо сейчас.

Мое сердце сжимается.

Во рту пересыхает.

А дурацкий пульс учащается до миллиона ударов в секунду.

Господи, он выглядит так хорошо и раскрепощенно. И чертовски сексуально.

— Oui, тебе тоже нравится то, что ты видишь.

Да, черт возьми, мне очень нравится то, что я вижу.

— Ты прав, — насмешливо говорю я, пытаясь преуменьшить то, что чувствую. Но я абсолютно уверена, что пылающий красный цвет, постоянно проявляющийся на моем лице, выдает мои чувства с головой.

Пьер усмехается и протягивает мне руку.

— Пойдем, мы можем поесть снаружи, если хочешь, но я предпочитаю не красоваться перед любопытными соседями.

Я застенчиво оглядываюсь, чтобы посмотреть, смогу ли увидеть кого-нибудь, выглядывающего из своего окна. Например, маленькую старушку лет восьмидесяти, сидящую у своего окна. Но никого не вижу.

— Ты смешная, — говорит Пьер и его губы изгибаются в кривой ухмылке — Пойдем, — он ведет меня в свой дом. — Пожалуйста, чувствуй себя как дома.

— Ох, вот, возьми, — я протягиваю ему бутылку вина, с которой у меня были проблемы в машине.

Пьер берет ее и смотрит на этикетку.

— Ах, «Пенфолдс», очень мило, — говорит он, направляясь на кухню, и я следую за ним.

Дом светлый и просторный, стены украшены множеством фотографий. Подозреваю, что на них его покойная жена, Ева. Она прекрасна. Его кухня — именно такая, какой я ожидала ее увидеть. Вся техника из нержавеющей стали. Холодильник со стеклянной дверцей, и от этого возникает ощущение компактной промышленной кухни.

В центре кухонный островок с четырьмя высокими табуретами.

На варочной поверхности стоят две тяжелые на вид черные кастрюли, в духовке включен свет, и что-то, похожее на хлеб, печется внутри. Запах восхитительный. Весь дом наполнен теплым ароматом, исходящим из духовки.

— У тебя очень красивый дом, — говорю я, выдвигаю табурет и сажусь. Слева от меня огромные французские двери, которые ведут на крытую террасу.

— Merci, — говорит он, берет большую деревянную ложку и что-то мешает в одной из кастрюль.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Oui, ты можешь взять два бокала, они вон в том шкафу, — он указывает на один из них. Дверца шкафчика с матовым стеклом, что позволяет мне увидеть, что внутри. Спрыгнув с табурета и подойдя к шкафу, я слышу, как он говорит отрывисто: — Ты очень красивая, — его голос становится ниже. Вместе с французским акцентом, с его взглядом и всей окружающей обстановкой, его голос скользит по моей коже, вызывая мурашки.

— Спасибо, — говорю я, и мой голос звучит немного хрипло.

Прочищаю горло и иду наливать вино.

— Non, — Пьер останавливает меня. — Мы не должны позволять ему дышать. Просто подожди. Терпение — добродетель, — говорит он спокойным голосом

Хлоп. Ой, что это было? Кажется, мой яичник взорвался.

Холли

— Все очень вкусно, большое спасибо, — говорю я и кладу кусочек равиоли в рот.

— Они домашние, — Пьер замолкает и вытирает рот салфеткой, а затем делает глоток из своего бокала. — Я давно не готовил для кого-нибудь дома.

Могу сказать, для него было сложно признаться в этом.

Он избегает смотреть на меня, и пот, бисеринками скопившийся на лбу — явный признак его дискомфорта.

Слева от обеденного стола стоит книжный шкаф, который занимает всю стену от пола до потолка. В нем, должно быть, около тысячи книг, если не больше.

— Мне нравится твоя библиотека, — говорю я, пытаясь смягчить неловкое молчание.

— Это книги моей жены, она любила читать. Она могла сидеть у окна и читать днями напролет. Я, бывало, приходил домой с работы и находил ее там, где оставил утром. Частенько она все еще была в пижаме, а по дому вообще ничего не было сделано, — он усмехается и качает головой. — Особенно ближе к концу.

Вот черт, от одной неудобной темы к другой. Но мое присутствие в его доме однозначно привело бы к этому.

— Как она умерла?

Пьер опускает вилку и кладет ее сбоку от тарелки. Я избегаю взгляда его печальных серых глаз.

— У нее был рак яичников. Мы не знали, пока не стало слишком поздно.

— Я сожалею, Пьер. Я знаю, как трудно терять человека, которого любишь.

Ну, приплыли. Обстановка определенно становится мрачной.

— Она хотела ребенка, а я постоянно отказывал ей и говорил, что хочу больше продвинуться в карьере. Если бы я послушал и захотел того же, чего и она, то возможно...

— Ты не должен винить себя.

— Очевидно, я могу и буду делать это. — Мое сердце обливается кровью, потому что я знаю, какую боль он испытывает. — Если бы я согласился насчет ребенка, то, возможно, рак бы успешно поддался лечению.

— Ты не должен сомневаться в решениях, которые уже принял. Ты не можешь изменить прошлое.

Тишина заполняет комнату. Мы продолжаем есть, хотя уныние, безусловно, омрачило атмосферу.

— Мой муж умер полтора года назад.

— Merde! Что произошло? — с жаром спрашивает он.

— Он ехал по шоссе, и у него спустило колесо. Он сменил его и уже садился в свою машину, когда грузовик врезался в него. Водитель грузовика не гнал, но у него зазвонил телефон, и он посмотрел вниз, чтобы ответить на звонок, — мой голос дрожит, а кожа становится ледяной от мысли о том дне. — У нас даже не было шанса попрощаться, — я чувствую слезы, наворачивающиеся на глаза.

— Теперь настала моя очередь говорить «я сожалею». Я знаю, к какой сердечной боли может привести потеря супруга.

Вытираю слезу. Я недостаточно сильна, чтобы сдержать их все — одна пробилась сквозь мой контроль.

— Мне сказали, что он умер мгновенно. Он даже не понял, что произошло. Не почувствовал никакой боли.

Минуты идут. Такое чувство, будто время застыло, и мы молчим. Я смотрю в свою тарелку. Не знаю, что делает Пьер или на что смотрит, но я могу понять его чувства из-за потери жены, они такие же, как и у меня после гибели мужа.

— Не самое лучшее первое свидание, — Пьер прерывает наше молчание. Не могу удержаться и поглядываю на него, а он сидит напротив меня с едва заметной улыбкой.

— Возможно, это была не самая лучшая идея, — шепчу я.

— Non, пожалуйста. Теперь мы знаем одну из причин, почему мы стали теми, кто мы есть. Давай закончим нашу трапезу и поговорим о чем-нибудь хорошем, — он подносит бокал вина ко рту и делает глоток.

Вдруг я понимаю, что уставилась на его губы, на то, как они прижимаются к бокалу, пока он пьет.

— Расскажи мне о своей дочери.