- Это из-за болезни?

- Именно. Была бы его воля, он бы не спал вообще. Но живым людям сон необходим. За ночь все жизненные процессы Ландера замедляются настолько, что к утру он впадает в подобие летаргии. Чтобы разбудить его, нужна специальная сыворотка, которую я и впрыскиваю ему каждое утро, - только тут Жиль заметила приспособление для инъекций в руке Модира. - Если бы ты зашла чуть позже, то уже застала его вполне бодрым.

- А что будет, если вы не впрысните ему сыворотку?

- Процесс в его организме может стать необратимым, и тогда уже ничто не поможет вывести его из этого состояния. Он будет и не жив, и не мертв.

Жиль почувствовала, как холодеет изнутри. И тем более странным казалось ей то, с каким равнодушием рассуждает о столь страшный вещах управляющий. Получается, что жизнь Ландера всецело зависит от этого человека, от того, войдет ли тот вовремя в его спальню.

- Неужели никак нельзя его спасти от этой напасти? - почувствовала Жиль, как в глазах скапливаются слезы. Как же ей хотелось приблизиться к кровати вплотную, коснуться этой бледной и почему-то она не сомневалась, что холодной кожи, обнять его как можно крепче, согреть в своих объятьях, оживить...

- Есть одно средство, - раздался рядом голос Модира, и Жиль поняла, что невольно подошла к нему слишком близко, что порыв ее не остался лишь воображаемым.

- Какое же? - с мольбой посмотрела на управляющего.

- Твоя кровь. Ты уже давала ему ее однажды. А потом в тебе поселилась частица души Ландера. Теперь твоя кровь для него целебнее любого лекарства. Если станешь давать понемногу ее каждый вечер, то со временем он даже сможет излечиться от этого недуга.

Все это Модир проговорил ровным безэмоциональным голосом. И не от подобной перспективы Жиль стало страшно. Нет. Она готова была пожертвовать каплей своей крови, если Ландеру от этого станет легче. Страшно было от того, как говорил об этом Модир, и как при этом смотрел на нее. Сейчас его взгляд промораживал до глубины души, пугал и лишал покоя. Он словно ждал, что она откажется.

- Я согласна! - вздернула Жиль подбородок во власти непонятного упрямства.

Она даже задрала рукав платья, подставляя управляющему руку, чтоб тот взял столько крови, сколько нужно.

- Не сейчас, - усмехнулся Модир. И даже эта усмешка смогла растопить лед в его глазах. Уж лучше презрение, чем вековой холод. - Сначала ты должна сочетаться с ним законным браком. Потом брак должен быть консумирован, и только тогда он сможет брать твою кровь на правах законного супруга. А теперь иди, мне нужно закончить начатое. Если ты хочешь поговорить со своим женихом, то придется подождать, когда он придет в себя и приведет себя в порядок.

Покидала покои Ландера Жиль во власти самых противоречивых чувств. Но главным было нежелание, чтобы жизнь будущего супруга всецело зависела от управляющего.

В день официального оглашения о помолвке и назначения даты бракосочетания Ландер торжественно встретил свою невесту у школы. Да не просто встретил, а прикатил на кабриолете. И конечно же, это стало главным событием дня для не в меру любопытных школьниц и даже учителей.

Половина школы высыпала на улицу, чтобы посмотреть, как Ландер помогает Жиль садиться в кабриолет. Сама она даже не обернулась, боялась читать эмоции на лицах любопытных. Ведь далеко не все порадуются за нее. Найдутся и такие, что станут завидовать, хотя сама Жиль считала, что завидовать тут нечему.

Вчера доставили ее свадебное платье. Белоснежное, отделанное лебяжьим пухом и жемчугом. Безумно красивое и праздничное. И неверное, очень дорогое. Даже модистка сама лично вела примерку, а Жиль робела от осознания важности момента. Но почему-то ей казалось, что платье это предназначено другой, что не она должна облачаться в него, чтобы стоять рука об руку перед Великим жрецом, когда тот будет объявлять ее и Ландера мужем и женой. И от подобных мыслей не получалось избавиться.

Жиль все время размышляла на тему, почему недоверие в ней только крепнет, тогда как должно быть все наоборот, и с течением времени она должна чувствовать себя ближе к жениху. Не оттого ли, что сам он не старался сблизиться, и виделись они по-прежнему редко, а бывало за день и вовсе не пересекались?

Но Ландер проявлял заботу о ней. Это Жиль понимала по несущественным с первого взгляда мелочам, что в совокупности все же складывались в нечто большее. Так однажды утром она застала Бовила за тем, что тот устанавливает симпатичный резной и выкрашенный в разные яркие цвета заборчик вокруг ее палисадника.

- Как красиво! Как замечательно ты придумал, Бовил! - не сдержала Жиль восторга.

- Это не я, - смутился гигант, выпрямляясь во весь рост. - Хозяин приказал.

Имелась у нее теперь и постоянная поливочная емкость, которую Бовил каждый день наполнял водой, а не таскал ту ведрами по просьбе Жиль. И об этом тоже позаботился Ландер.

Как-то вечером, вернувшись в свои покои, Жиль их не узнала. Полы были застланы новыми пушистыми коврами, портьеры на окнах сменили с темных и тяжелых на светлые и воздушные. Повсюду красовались симпатичные статуэтки и вазочки. В последних кое-где она подметила небольшие букетики свежих цветов. И посреди всего этого великолепия был Понк, что наводил последние штрихи.

- Понк!.. - Жиль прижала руки к груди, не в силах вымолвить больше ни слова. Сказать, что ей понравилось подобное преображение, значит не сказать ничего.

- Тебе нравится? - расплылся в довольной улыбке карлик.

- Больше чем нравится, - подбежала к нему Жиль и расцеловала в щеки и лысую макушку. - Это чудесно!

- Мне, конечно, приятны твои чмоканья, но благодарить должна ты не меня, а господина Ландера. Это он приказал все это купить и доставить, - проворчал Понк.

Ее новый гардероб уже сшили и доставили в замок, и теперь Жиль сама себя не узнавала в зеркале. Выглядела она в новых нарядах, как зажиточная дама. И ларец с украшениями пополнялся каждый день. Именно с такой периодичностью, просыпаясь утром, Жиль рядом с подушкой находила бархатные коробочки разной величины. То с колечком, то с браслетом. Иногда это было ожерелье, в котором камни переливались всеми оттенками радуги. И Жиль не сомневалась, что это не самоцветы, которых полно на берегу их озера. А один раз коробочка оказалась довольно большой, и в ней Жиль нашла жемчужную диадему и записку, в которой было всего пару слов: «Надень это со свадебным платьем».

Все эти знаки внимания со стороны жениха больше смущали Жиль и напрягали, нежели радовали. Куда как приятней ей было бы проводить свободное время в его обществе, чем получать подарки, как компенсацию за отсутствие оного. Всего несколько раз за все это время Ландер пригласил ее полетать, и эти часы, проведенные рядом с ним, Жиль считала самыми радостными и счастливыми.

Работы в лаборатории меньше не стало, и Жиль по-прежнему проводила там всю вторую половину дня, а порой и задерживалась допоздна. Но и управляющего она теперь почти не видела по той простой причине, что в лаборатории тот бывал, когда ее не было. И несмотря на то, что это ее радовало, напрягало то, что она подспудно все время ждала его появления и боялась встречи с ним.

На первый взгляд незаметно, но жизнь ее в замке сильно изменилась. И особенно это чувствовалось по тому почтению, с каким к ней стали относиться служащие замка. С Гурой и Понком даже пришлось поговорить начистоту и попросить тех не исключать ее из числа друзей, не выказывать почтение, как какой-то знатной особе. Куда как приятнее для Жиль было их искреннее расположение и дружба. Сама она любила их всем сердцем и считала своей семьей. И часы беседы с друзьями, то удовольствие, что они дарили, не могло заменить ни что.

Но даже работа и общение с друзьями не могли прогнать ту тоску, что жила в ней. И рождалась та от скрытности Ландера, от нежелания того видеться с ней чаще, от того количества тайн, что окружали жениха.