- И что же в нем странного?

- Не знаю. Но рядом с ним так неуютно, как будто вот-вот случится беда. И вопросы он задавал странные.

- А почему он вообще задавал тебе какие-то вопросы? - повысил голос Монила и посмотрел на Жиль с неодобрение. - И зачем ты только согласилась ходить в замок?

Зря она ему это рассказала. Хотела поделиться, а получилось только хуже. Монила не поймет и осуждать будет еще сильнее. Да сейчас она и сама себя не понимала. Отчего-то описать образ колдуна не решилась даже в дневнике, словно он мог очернить тот.

- Да ну его! - деланно легко махнула Жиль рукой. - Мрачный он тип. Давай не будем больше о нем. На вот, лизни! - сунула она леденец Мониле в губы, а потом еще и по носу мазнула. За что тот ей на голову насыпал сухой листвы. Так они и дурачились, пока не сели всю сладость и не настала пора возвращаться домой.

Неладное Жиль почувствовала, как только свернула на свою улицу и заметила, как со двора выходит представитель закона в форме. А рядом с калиткой стоит жандармская повозка с эмблемой Райской долины - золотое солнце на черном фоне.

Ноги становились все более ватными по мере приближения ко двору, где толпился народ. Что все они там делают? И где тетя? Ощущение беды надвигалось с такой скоростью, что войти во двор и посмотреть, возле чего же все столпились и что с таким любопытством рассматривают, у Жиль не хватило сил и храбрости.

- Жиль, девочка моя, - на плечо ее опустилась рука, и рядом возник господин Адис - директор ее школы.

- Что там, вы знаете? - непослушными губами проговорила она.

Глаза уже заволакивало то ли туманом, то ли слезами. И сердце болело так сильно, как не болело еще никогда. Стоять было трудно, и Жиль вцепилась в холодный металл калитки.

- Твоя тетя Зуи... Сегодня она отправилась в мир иной, - скорбно произнес директор и возвел глаза к небу. - Короток был ее земной путь и грешен. Но на все воля Богини.

- Тетя?! - даже не спросила, а выкрикнула Жиль. - Но как?! С утра же было все хорошо...

А у самой уже перед глазами расплывались разноцветные круги. Если не возьмет себя в руки, рухнет прямо тут.

- Любовь к наркотикам ее сгубила. Вот сердце и не выдержало.

- Я должна ее увидеть, - Жиль отказывалась верить тому, что он говорил. Не могла тетя Зуи - единственный родной человек во всем мире, так вот бросить ее.

- Не ходи туда, девочка, - попытался удержать ее господин Адис. - Сейчас приедет карета скорой помощи и увезет ее в дом скорби. А завтра ты сможешь с ней попрощаться.

- Нет. Я должна! - вырвала Жиль руку и на нетвердых ногах шагнула в толпу.

При виде нее люди расступались, давали дорогу. Горе и постепенно проступающая вера, что все это ей не мерещится, давили на плечи все сильнее, превращаясь в выматывающие, невыносимые.

Тетя лежала на спине возле самого крыльца. Руки ее были раскинуты в стороны, глаза неестественно выпучены, а рот открыт, и из него вываливался синий и огромный язык. И она не дышала. А глаза ее со страхом взирали на небо, будто она боялась того, что ждет ее там.

Никто не удержал Жиль, когда она приблизилась к тете вплотную. Не получалось не смотреть на ее страшное в смерти лицо. А слезы уже вовсю лились по щекам.

- Зуи, - тихонько позвала Жиль, все еще надеясь, что это чей-то глупый розыгрыш.

И тут же словно прорвало плотину. Слезы хлынули из глаз, а ноги подкосились. Жиль упала на колени и уткнулась лбом во все еще мягкий и теплый живот.

Сколько прошло времени, она не понимала. Для нее оно словно остановилось. Кто-то заставил ее подняться и увел от тети. Смутно помнила, как ту грузили на носилки санитары, а потом куда-то понесли. Горе мешало дышать, смотреть, думать... Оно заняло все внутренности. И лишь одна мысль пульсировала в мозгу, что теперь она осталась совсем одна на всем белом свете.

В эту ночь Жиль не позволили остаться одной в пустом доме. Господин Адис уговорил ее переночевать в сиротском приюте, когда смог достучаться до затуманенного горем сознания.

Спала Жиль ужасно. Всю ночь ей снилась тетя, как та силилась что-то сказать. При этом лицо у нее было в точности таким, каким запомнила его Жиль в смерти, а изо рта вырывались разве что хрипы. И глаза так страшно вращались, словно искали кого-то.

Жиль просыпалась в холодном поту и боясь открыть глаза. Через какое-то время снова впадала в болезненный сон, чтобы опять увидеть ту же страшную картину. В итоге, едва забрезжил рассвет, как она встала и отправилась домой. Да и сегодня предстоял трудный день, который она обязана была провести в доме скорби, возле тела усопшей. А еще ей нужно было собрать крыжовник. Ведь за ним сегодня придет господин Модир. Курам дать еще нужно, да наверное, прибраться в доме. После вчерашнего там все вверх дном.

Жиль никогда не задумывалась, сколько правды таят в себе пословицы, прибаутки... Но одну она сегодня прочувствовала на себе. Говорят, беда не приходит одна. Стоя посреди огорода и глядя на устланную ягодами землю, Жиль осознавала всю глубину этой пословицы. Она не понимала, что случилось. Как все до единой ягодки могли осыпаться и сгнить за одну ночь? Но на кустах не осталось ни одной. А это значило, что до второго урожая ей не удастся продать ни лукошка.

- Как же так? - прошептала Жиль, приближаясь к ягодным кустам и пытаясь разглядеть хоть одну целую ягодку. - Так не бывает... Зуи, неужто ты забрала их все с собой? - подняла она несчастные глаза к небу. - Зачем ты так со мной? - слезы струились по ее щекам, но со вчерашнего вечера она их не замечала.

И если Жиль думала, что это последнее потрясение на сегодня, то следующее едва не стоило ей жизни.

Войдя в курятник, она не нашла ни единой курицы на насесте. А когда перевела взгляд на устланный сеном пол, то так и осела, чувствуя, как ноги моментально стали ватными, а волосы на голове зашевелились от ужаса.

Все куры валялись мертвые. А у самого входа, прямо перед Жиль лежал петух и смотрел на нее стеклянными глазками-бусинками. Судорога прошла по телу Жиль, а потом нечем стало дышать. И темнота заволокла глаза, спустила на нее погребальный саван.

- ...Жиль, Жиль... - этот голос казался ей смутно знакомым, но слышала она его так далеко, что никак не могла понять, кто это. - Жиль, очнись! - влага коснулась лица, и лишь на мгновение она вынырнула из черноты. Но миг был так короток, что только и успела, что ослепнуть от яркого света. А потом снова провалилась в темноту. - Жиль!.. - и снова холодная влага и чьи-то касания. Ласковый и родной голос, в котором явственно слышалось отчаяние вперемешку со слезами.

Лицо обожгло болью, и это заставило ее открыть глаза.

- Хвала Богине! Жиль!.. - заплаканный Монила прижал ее к себе так сильно, что вновь стало нечем дышать. - Ты очнулась, ты очнулась... - приговаривал он, качая ее словно малое дитя. - Я думал, ты умрешь. Что же это, Жиль?..

Постепенно она приходила в себя все сильнее. А вместе с этим вспоминала все!

Жиль пошевелилась в руках друга, заставляя того ослабить хватку. Она огляделась и поняла, что Монила вынес ее из курятника, но сил его хватило только чтобы опустить ее на утоптанную дорожку, ведущую к дому.

- Мон, они все мертвы, - пробормотала она непослушными губами. В горле стоял огромный ком, мешая дышать, но слез больше не было. Их высушил тот ужас, что она испытывала.

- Я видел. Можешь встать? Земля еще сырая и холодная.

Монила поднялся и помог встать Жиль. Ноги были все еще слабые, но с поддержкой Монилы ей удалось добрести до дому. Там друг усадил ее на теперь уже пустующую тахту, а сам принялся хлопотать у печи, заваривая травяной чай. Чуть позже он чуть ли не силой заставил Жиль выпить настойку. И она его поблагодарила, когда блаженное тепло растеклось по телу.

- Мон, как мне жить дальше? У меня ничего и никого не осталось, - уткнулась она ему в грудь и сухо всхлипнула. Слез по-прежнему не было.