— Алина, нам пора! — крикнул Михаил, уже вполне освоившись с ролью родителя. — По-моему, ты насладилась вполне! Иначе кафе на сегодня отменяется!
Девочка остановилась и посмотрела удивленно: мнения не больно-то сообразительного отчима она, конечно, не разделяла. Но «Макдоналдс»… И Алина послушно побрела к машине.
Вечером Наталья тихо вошла в комнату и осторожно села рядом. Михаил недовольно, резко отодвинулся к стене: что на этот раз?
— У тебя опять болит голова? — полуутвердительно спросила Наталья.
К чему дурацкие ненужные вопросы? Лучше бы принесла эффералган…
— А где рецепты, которые ты получил у врача?
— Возьми на столе, — буркнул Михаил. — Это не панацея и вообще благоглупости. А сегодня я просто устал от Алинки: она носится как оглашенная. Кроме нее, по-моему, никто из детей в клетки не совался. Абсолютно неуправляемый ребенок.
Сказал и тут же пожалел о неосторожно сорвавшейся фразе: девочке есть в кого быть именно такой. И внешне она похожа на мать, хотя природа над ней потрудилась значительно больше: миниатюрная Алина, с мелкими, почти правильными чертами лица, росла изящной и складненькой.
— Тебе звонили, — сказала Наталья, разумно решив не вдаваться в детали и подробности воспитания Алины.
Михаил быстро приподнялся на локтях.
— Кто? Разве мобильник не работает?
— Я не в курсе твоего мобильника! — заявила жена. — Звонило множество народа, большинство не представлялось, но главное, конечно, Дронов, который очень интересовался, собираешься ли ты, наконец, у него появиться. Говорит, не видел тебя полгода.
У Наташки потрясающее умение капать на мозги… Михаил опустился на подушку. Господи, как болит голова!.. И нет ему спасения… Какие-то никому не нужные приятели…
— Едем дальше — едем в лес… Стало быть, тебе достался позвоночный день, бедолага. Не повезло, — пробормотал он. — Только контакты — нынче не моя проблема. Очень не моя… А полгода — просто гипербола. Неужели неясно? Бросил общаться… И расцветай, травка! К чему лишние заморочки? Да и последний умишко ку-ку! Надыбать ничего не в состоянии… Ты ведь сама так когда-то считала, не вздумай теперь отрицать. Дразнила Мишей-зубочистом. Сунула отца мне в руководители…
— Я ничего не отрицаю, — сказала Наталья. — Отрицание — это уж твое основное занятие. И ты иногда им слишком увлекаешься. Разве тебе действительно больше не хочется учиться? Почему-то не верится. Но ты ведь бросил институт. Зачем?
Каховский покосился на жену. Недоверчивая… Умная… Это нечто… И по обыкновению проявляет дурацкую настырность. Раньше вроде такой не была…
— Постараюсь объяснить, — неожиданно сказал он. — Чтобы ты не приставала ко мне в дальнейшем с подобной ерундой. Я бросил все не после неудач, хотя ты, оценивая меня как неудачника, не ошиблась. Я плюнул, когда один человек в вузе заявил мне открытым текстом, что купить диплом нынче куда легче, чем протирать пять лет штаны на институтской скамье. А я — вечный непроходняк. Сподобился… До крайности замечательное, хотя и несколько ошарашивающее объяснение. В духе времени! Безупречная формулировка и сплошной позитив. Устраивает? Меня устроило на все сто процентов. Стало быть, в общем и целом могу и умею, но опять нагрелся на капитализме. Не выгорело… Продолжать не решился. Не хватило духу и сил. Без вариантов. Захочу — куплю и диплом, и кандидатскую. С докторской заодно. И давай лучше оставим все это за кадром и сменим тему.
Интересно, почему Каховского вдруг потянуло на откровенность?.. Решил рассчитывать на свои собственные силы. Абсурд… Он чересчур легко и быстро ломается, Наталья права. А жизнь… Жизнь сложилась лучше, чем он боялся, но хуже, чем ему хотелось… Сумма плюсов все же постоянно превышает сумму минусов.
На мгновение Михаилу стало жалко жену: такое у нее было опрокинутое, потерянное лицо.
— Тебе принести чай или кофе? — тихо и расстроенно спросила она.
— Чай, — попросил Михаил. — С сахаром. И с какой-нибудь таблеткой. На твой вкус. И позови, пожалуйста, Алину. Это нечто…
Снова внимательный испытующий Натальин взгляд из-под ресниц. Опять ее замкнуло на идиотских рассматриваниях! Ничего нового не намечается.
Алина влетела ветром и с размаху бросилась на тахту к отчиму.
— Тебе нравятся «Руки вверх»? — поинтересовалась она. — Я от них просто тащусь! Там поет один мальчик в лифчике! Очень крутой клип!
Мальчик в лифчике?! Михаил едва не застонал.
— Мне кажется, Алиночка, — осторожно начал он, — что у тебя не самый удачный подбор клипов. И может быть, ты слишком часто смотришь телевизор?
Надо поговорить с Натальей…
— А телевизор сам подбирает, что мне смотреть. — вполне логично объяснила Алина и радостно сообщила: — Завтра воскресенье!
Кто бы мог подумать… Очень сообразительный ребенок. Есть в кого…
— Ты удивительно проницательна, — заметил Михаил. — Стало быть…
— Yes! — пронзительно завизжала Алина, и Каховский снова начал бояться за свой слух. — Мы куда-нибудь опять поедем! Скажи «хор»!
Михаил неслышно вздохнул: вариант был единственным.
— И программа имеется? — спросил он, нисколько не сомневаясь, что у Алины есть и четко обдуманный план, и боевая готовность к действиям.
Только бы не санкционированный митинг…
— Имеется! — столь же звонко прокричала девочка. — Мы поедем за город! На пленэр! К кому-нибудь на фазенду!
Это было немногим лучше митинга. Дачи у Каховских-Калининых не было: не захотели возиться. Поэтому жену с дочкой Михаил обычно отправлял летом в Болгарию или Прибалтику, оставаясь на три месяца полностью свободным.
— Интересно, к кому? — растерянно спросил он. — Случайно, не знаешь? Неплохо бы подсказать… Сделай милость… Только не кричи, как укушенная мартышка!
— Ну, у тебя же есть приятели! — уверенно заявила Алина. — Мама говорит, что их очень много. Даже слишком. А как кричит укушенная мартышка?
Ах, мама говорит?! Что там еще говорит мама?
— Укусят — узнаешь! А это обязательно случится, если ты будешь продолжать лезть подряд во все клетки. Дай-ка мне со стола телефон, — попросил Михаил девочку, и она с готовностью принесла мобильник.
Каховский позвонил Митеньке. Тот нисколько не удивился, услышав голос Михаила, и сразу прервал его извинения.
— Ты ни от чего серьезного меня не оторвал и оторвать не мог, — спокойно объяснил повзрослевший мальчик-снегурочка. — Все то же самое: неплохие ликеры и симпатичная, ласковая девочка. Очень даже приятная. Ничего нового. И ничего такого, от чего нельзя было бы отвлечься. Я тебя слушаю.
Просьбу друга Дронов тоже воспринял без всякого удивления.
— Дочка Натальи? Это хорошо, — спокойно сказал он. — Завтра в любое время, когда тебя устроит. Я буду один. Дорога тебе прекрасно известна. И я очень рад, наконец, с тобой повидаться, роднулька. Живешь ты по-прежнему кувырком. Все мотаешься по нефтяным землям?
Видеться они перестали после высказывания Митеньки по поводу обязательности наказания.
Алина сидела рядом, болтала ногами и с интересом слушала разговор. Стало быть, «отл»…
— Мы едем завтра к дяде Мите. Yes? — спросила она, едва Михаил отключил телефон. — Вот видишь, а ты говорил, что некуда! А там есть лес и речка?
Современный ребенок замечательно ориентировался в жизни. Не слишком похоже на Наталью. Очевидно, исключительно веяние времени. Или влияние дедушки?
Выслушав, как всегда, бесконечные Натальины наставления, Михаил посадил утром Алину в машину, но, прежде чем опуститься на сиденье рядом с девочкой, повернулся к жене:
— Ты высказалась полностью? Вот счастье-то! Хоть какое-то. Сыпала словами без остановки… Тогда, будь добра, разреши, наконец, высказаться мне. Мы вернемся вечером. Как только — так сразу…
Он пристально, задумчиво посмотрел в Наташины довольно неудачно накрашенные глаза. Для кого бы это? А ты абсолютно не умеешь краситься, жена зубочиста! У Денисика получается значительно лучше.
