Она смотрела на него в упор, наслаждаясь своей силой и его внезапной и очевидной беспомощностью. Он молча, сжав кулаки и стиснув зубы, рванулся от нее прочь. Моментальная и столь восхитительная в первые минуты потеря всякого контроля над собой и своими эмоциями испугала его, неприятно поразила бесстрастной холодной откровенностью и самым примитивным смыслом.

Это случилось месяц назад… И вот теперь…

— А куда идти?.. — прошептал Миша.

— Отведу, — буркнул Санька.

Очевидно, он в то время играл некую роль своеобразного сутенера при Леночке, хотя о каких деньгах могла идти речь? Их отроду не водилось у мальчишек. Впрочем, к Елене ходили не одни мальчишки. Но об этом Миша призадумался значительно позже.

А тогда… Тогда он вообще ни о чем не размышлял. Перед глазами маячила, расплываясь и туманясь, одна Леночка с ее ярко-красным ротиком, жеманной походкой и задранным вверх носиком.

Первый опыт оказался неудачным. Леночка хохотала и подначивала, даже издевалась. А потом пожалела и ласково погладила по голове едва сдерживающего слезы отчаяния и злости Мишу.

— Ничего, крошка… Все сладится. В свое время… Завтра приходи.

Но Миша больше к ней не пошел. Попытался забыть ее, выбросить из головы свой позор и жить, занимаясь другим. Но, как ни старался, Леночка из памяти не стиралась. А потом Миша уехал в Москву…

В класс внезапно ворвался черноволосый смуглый мальчик в ярко-красной рубашке, сразу притягивающей к себе глаза.

— Митюша! Сладкий! — закричал он, взмахнув руками, сжатыми в кулаки. — В пятницу собираемся и кутнем! Эх, здорово! Будет потрясно!

— Опять? — засмеялся мальчик-снегурочка, открыв безупречные фарфоровые зубки.

— Ну да! — хохотнул в ответ ярко-красный. — Предки отбывают на фазенду, а сестры разбредутся на поиски женихов. Слобода! Приглашаю всех! — он весело глянул на Мишу блестящими черными глазами. — А ты наш новенький, ага? Мне Митюша вчера о тебе рассказал. Не тушуйся, у нас здорово, сладкий! Тебе глянется!

— Хочется надеяться, кислый… — огрызнулся Миша.

Он явно привыкал к новой обстановке и московским знакомым.

— Вот-вот! — хохотнул красный.

Миша уже догадался, что этот весельчак и есть Илья.

Очевидно, не без помощи матери и сестер наглаженный, красиво причесанный, благоухающий, Илья прямо ошеломил Мишу торжественным видом и ликующими глазами. В их блеске ему почудилось что-то нехорошее, противоестественное, но всего лишь на миг. Митенька посмеивался. Настороженность и напряжение быстро растворились, на сей раз в запахе дорогих Илюшиных духов, и осталось только острое, несвойственное Мише любопытство, необъяснимое предвкушение праздника, явившегося из далекого детства. Так ждал он когда-то елки, Нового года, своих бедных, даже нищенских дней рождений с бабой Таней и бабой Женей. На эти торжества откладывались последние жалкие копеечки. Но Миша всегда ждал, ликуя и заранее пытаясь угадать, что же подарят ему на этот раз его дорогие бабулечки, на что же сумеют выкроить денежки…

Теперь жизнь Михаила принадлежала другим людям, дяде и тете. Целиком и полностью он зависел от них. Но каждый раз при мысли о бабушках память делала свой обычный замкнутый круг и останавливалась на одном и том же месте: в начале узкого темного, грязного и обшарпанного коридора, ведущего в их калязинском доме-бараке к квартире бабы Тани. Дверь подъезда распахивалась легко. Слишком много рук открывали и закрывали ее в течение множества дней.

Позже Миша осознал, что есть очень мало уголков на земле, куда бы ему постоянно хотелось вернуться. В тот коридор Мише хотелось возвратиться всегда. И в первый год жизни в Москве, и позже, и вообще постоянно… Толкнуть облупившуюся дверь… Ступить на вытертый множеством ног пол…

Тот вечер, когда баба Таня привезла внука в Калязин, впечатался в детскую память четко и навсегда. Миша помнил все так, словно все произошло только вчера. Как давно и как недавно все началось… Баба Таня… Длинный темный коридор… Скрипучая дверь со ржавыми петлями… Старый замок… Бабушка возится с ключами. Очень долго, потому что темно. Миша терпеливо ждет, прижавшись к ней. Он считал это началом своей жизни. Долгим оказалось это начало…

Миша задумался и совсем помрачнел. Новые приятели это сразу заметили.

— Эй, Мишель, очнись! Але! Опять заснул на минуточку! — ласково промурлыкал мальчик-снегурочка.

Миша глянул на него, будто просыпаясь. И увидел Илюшину улыбку во все лицо.

Словно колдуя на ходу, цыганенок легко и просто заставил озадаченного Мишу успокоиться, неведомой могучей силой внушил удивительное и странное состояние гармонии, почти безмятежности. То чудесное, блаженное состояние, о котором Миша давным-давно забыл. Настоящая чертовщина…

— В пятницу выпьем, сладкий, ага! — весело объявил Илья. — Не возражаешь?

Миша ничего не имел против. Сугубо фиолетово…

— Ехать придется на троллейбусе, но это недалеко, — продолжал Илья. — Не утомительно и не страшно. Прекрасный вечер! Будет потрясно! В принципе мы собираемся часто и без всяких поводов, пусть тебя это не пугает. Не тушуйся! У нас своя компашка.

При чем тут страх? Или Миша должен чего-то бояться? Очень мило. Чего именно? Городского транспорта? Незнакомых пока приятелей Ильи? Новые обременительные ненужные загадки… То, что требовалось… Интересно, зачем он вообще связался с этими ребятами? И послушно идет за ними, снова подчинившись чужой воле… он, как-никак, взрослый. Но подчиниться очень хотелось. Хоть на секундочку…

Дни до пятницы протекли туманно. Миша думал о Даше.

— Мы собираемся у Ильи, — оповестил он дядю и тетю.

Тетя Бела по обыкновению сразу завздыхала, а дядя Наум оптимистично заявил:

— Ты вступил в новую жизнь, Мишук! Молодец! Это просто, как три рубля. Понял, нет?

После уроков разошлись пообедать и, наконец, поехали к Илье. Он жил далеко от школы, но многие ученики сюда ездили. Школа считалась престижной, для избранных. Так что стоило и покататься ради нее на метро или автобусе.

Возле дядиного дома Мише попался более чем необычный троллейбус. Сзади у него красовалась цифра «33», впереди — «15», сбоку — «31», а шел он по пятому маршруту от Савеловского. Миша сразу начал раздражаться и нервничать: что за дурацкие новости?

Загадочная нумерация изумляла и настораживала непривычных к нововведениям пассажиров. Не решаясь ни сесть в троллейбус, ни расспросить подробнее водителя, они рисковать не хотели и продолжали стоять на остановках. Возможно, новый эксперимент и был на это рассчитан. Троллейбус шел полупустой, но Миша решил рискнуть и, конечно, выиграл. В спокойном и удобном салоне он тупо уставился в окно, разглядывая серые и тусклые осенние улицы и не слыша ничего вокруг. Проклятая зависимость… Почему он опять так легко пошел на поводу у одноклассников? Что за странный, дурной характер? Так он в родном Калязине всегда без труда и без лишних слов подчинялся Саньке и другим дворовым парням, так его пыталась охомутать Леночка… Непонятно, как ему удалось тогда вырваться… Только память никак не отпускала его… Проклятая память…

На прощание Леночка, уперев руки в крутые бока, притопнула полной ножкой и спела Мише частушку:

Миша тогда страшно обиделся. Что же это такое: то медведь, то лошадь?.. Кто же он на самом деле?..

Ах, Леночка, Леночка Игнатьева…

Путь к дому Ильи действительно оказался недальним. Миша вышел в районе Ваганьковского кладбища, по-осеннему нешумного, щедро усыпанного мягкими, липкими от сырости, умирающими листьями. Осторожно сыпался тихий мелкий дождик, старающийся не слишком мешать редким прохожим. Маршрут был довольно четко описан сначала самим Ильей, а потом еще уточнен Митенькой.