Теперь пришло время сосредоточиться на ее индивидуальных особенностях: на тонкой прямой линии носа, на миндалевидной форме глаз, которые искрились как драгоценные изумруды, и на мягких полных губах, которые обычно сцеловывали всю нашу боль. Я мог бы использовать один из ее поцелуев, чтобы вылечить свое разбитое сердце.

Держу пари, что она придумала бы способ, как облегчить то, что я переживаю. По крайней мере, дала бы мне полезные советы. Теперь мне некому доверять.

Наверное, я мог бы рассказать Дженни, но у нее и так достаточно переживаний связанных с беременностью. Уверен, она не захочет слышать, что я люблю ее лучшую подругу, или что у нас был горячий секс, и она ушла от меня. Это не один из тех моментов, которыми я горжусь, чтобы еще и поделиться им другими.

– Как дела, брат? Нужен перерыв? – спрашиваю я, не отрывая глаз от тени, над которой работаю. Для большинства людей это самая болезненная часть.

– Нет, продолжай. Не хочу останавливаться, если только тебе не нужно. Не могу дождаться, когда увижу готовую татуировку.

– Думаю, ты захочешь либо меня обнять, либо ударить.

– Чувак, не переживай. Я не беспокоюсь. Уверен, ты сделаешь замечательную работу. Это то – кто ты есть.

– И что это должно означать?

– Ты – тот человек, который все делает на сто процентов. А еще, ты преуспеваешь во всем, за что бы ни брался.

Мня раздражают его слова, хотя и являются комплиментом.

– Не будь слишком в этом уверен, чувак, – говорю я, и мои мысли автоматически устремляются к Эль. Я не преуспел в том, что касается ее. Если бы это было не так, то мы бы были сейчас вместе. А сейчас мы даже не видимся друг с другом. – Да, я вкладываю всего себя в то, что делаю, но это не значит, что меня окружают радуги и единороги. Есть много вещей, которые не сложились так, как я надеялся, но не позволяю себе зацикливаться на них.

До Эль. Она – единственная неудача, после которой я не могу двигаться дальше. Возможно, никогда не смогу.

– Радуги и единороги, чувак? – он поднимает бровь.

– Это такое выражение. Не я его придумал.

– Да ну, ни один чувак не должен его произносить. Не делай этого снова, – предупреждает он голосом в стиле: «старший брат знает лучше». Он использовал этот тон каждый раз, когда хотел меня чему-то научить. Я слышал его много раз.

– Моя мужественность в безопасности. Мне не нужно вести себя как пещерный человек, чтобы доказать что-либо другим.

– Напомню тебе, когда твою задницу надерут за то, что ты сказал такое глупое дерьмо, – он ухмыляется.

– В черту это. Мне не надерут задницу, и даже если это когда-нибудь случайно произойдет, то противник не уйдет на своих ногах.

– Это правда, брат. Тебе нужно причинить ему достаточно боли, чтобы он никогда не забывал об этом.

– Не знаю, как ты это делаешь, Джем, – говорю я, качая головой.

– Что делаю?

– Живешь с угрозой, что в любое время что-то пойдет не так. Разве ты не устаешь всегда быть начеку?

– Не знаю. Думаю, что буду таким, несмотря ни на что. Дерьмо может случиться с кем угодно в любое время. Не обязательно быть частью бандитской байкерской группировки, чтобы трагедия нанесла свой удар.

Я думаю о его словах. Он прав. Судьба – забавная вещь. Никогда не знаешь, куда она может тебя привести, и каким будет исход. Самая обычная вещь может навсегда повлиять на твою жизнь.

Мои мысли унеслись в ночь более пяти летней давности, на что я наткнулся, когда бродил по городу. В то время я не понимал, как сильно меня затронуло произошедшее, но сейчас хорошо это знаю.

– Да, думаю, ты прав. Плохое дерьмо происходит без причины.

– Конечно, я прав. Я – твой старший брат.

– Знаешь, я могу быть младшим братом, но думаю, что смогу обучить тебя изящному искусству быть скромным. Высокомерие через некоторое время устаревает, но люди никогда не устают от скромности.

– Не знаю, я уже устал от тебя, – смеется он.

Я улыбаюсь.

– Тебе есть о чем подумать, брат. Ты не обязан все время быть тщеславным. Наступит время, когда ты скажешь «прыгай», а окружающие не спросят: «как высоко», потому что они, наконец, устанут от твоего дерьма.

– Я поверю, когда это произойдет. Они все хотят кусочек меня, и не думаю, что когда-нибудь это прекратится.

– Знаменитые «последние слова», – бормочу я.

Он смеется.

– Не ревнуй, Джоши. Дамочки могли бы бегать за тобой, если бы ты отказался от своего бойскаутского поведения, – его слова жалят больше, чем должны (побочный эффект, оставшийся после Эль). Она думала, что я – бойскаут. Думаю, сейчас она понимает, что ее восприятие меня было неправильным.

– Мне не нужно, чтобы они бегали за мной, – только одна, и она не хочет иметь со мной ничего общего.

Через тридцать минут я завершаю портрет матери. Мое сердце сжимается, когда на меня смотрит ее заботливое лицо. Это сюрреалистическое зрелище на груди моего брата. Вытирая его кожу влажным полотенцем, я смываю лишние чернила и долго смотрю на конечный результат. Я очень доволен тем, как она получилась. Надеюсь, Джем согласится.

– Пойди, посмотри, – киваю на зеркало в полный рост на стене комнаты.

Он взволнованный вскакивает на ноги. Я наблюдаю за его реакцией в зеркале. Он пристально смотрит на татуировку с серьезным выражением лица. Я не могу понять, о чем он думает. Затаив дыхание жду, когда он что-то скажет. Улыбка вспыхивает на его лице, и я с облегчением выдыхаю.

– Джоши, ты – чертов гений. Я ее обожаю. Не могу поверить, что ты сделал ее без эскиза. Она даже лучше, чем я ожидал.

– Рад, что тебе нравится. Возвращайся сюда, нужно закончить, – я указываю на кресло. Как только он садится, я дезинфицирую кожу, смазываю татуировку мазью с витаминами А и D, наклеиваю стерильную марлю. – Уверен, что ты уже знаешь процедуру, но повторю: эта повязка должна покрывать татуировку не более трех часов. Когда ты ее снимешь, промой кожу теплой водой и небольшим количеством антибактериального мыла. Сначала вымой руки, чтобы не загрязнить эту область.

– Чувак, хватит. Я делал это несколько раз, – шутит он, указывая на обе руки.

– Да-да. Ты – эксперт. Опять же, разве ты – специалист во всем? – я ударяю его в грудь.

– Ты это знаешь, маленький бро. Я – старший брат, прокладывающий тебе путь через эту жизнь.

Я смеюсь.

– Прокладывающий путь к тупику.

– Эй, пошел на хер. Я понял. Ты не хочешь быть частью клуба, но это не значит, что тебе нужно поливать его дерьмом. Деньги клуба пошли на это место, не так ли? – он смотрит вокруг.

Я хмурюсь и качаю головой.

– Нет, это не так. Я сказал папе, что не хочу, чтобы клубные деньги проходили через это место.

– Джош, не будь наивным. Ты действительно думаешь, что папины деньги не имеют отношения к клубу тем или иным образом? Это невозможно.

– Мы с папой говорили об этом, Джем. Он дал мне слово. Ты говоришь, что слово нашего отца ничего не значит?

Он провел рукой по покрытой щетиной челюсти.

– Нет, я этого не говорю. Хотя, не думаю об этом, как о черном и белом, как думаешь ты. У отца хорошие намерения, но это не значит, что все не может измениться. Держи глаза широко раскрытыми, Джоши.

Я киваю, в животе узлы. Я должен верить, что отец не намерен действовать за моей спиной. Я не буду думать о нем самого худшего, пока у меня не будет твердых доказательств.

Торжественное открытие тату салона было месяц назад, и мы трое погрязли в приятной рутине. Шон – ценный и трудолюбивый сотрудник. Его татуировки говорят сами за себя, талант широко признан, и не имеет себе равного. Нанять его в салон – отличное бизнес-решение. Люди приезжают со всех шести близлежащих штатов, чтобы сделать тату у Шона, а женщины практически бросаются на него. Они не могут насытиться его внешностью плохого парня с большим количеством татуировок. Они попадают под его сочные флюиды, а он использует их для безумного флирта.