В какой-то момент наши с Вадимом одноклассники вдруг повально увлеклись серьезными отношениями. Настолько серьезными, что все, как один, парни и девчонки ловко связали себя узами брака. В те моменты, когда ленты социальных сетей белели вуалью, сверкали золотом колец и чернотой смокингов, счастливые друзья с торжественными аватарками призывали меня стать ответственнее и серьезнее.

В их понимании выход замуж или женитьба являлось главным критерием человека, способного брать на себя ответственность. Но знаешь, где сейчас все эти серьезные люди? Большинство из них развелись, матери-одиночки воспитывают детей, некоторые пошли по второму кругу бракосочетания. Разве это серьезно? Разве брошенные дети – это лучший образец ответственности?

Так кто из нас проявляет большую ответственность: я, разумно и трезво принявший себя таким, каким я являюсь и не пытающийся построить замки из песка или они, увлеченные блеском ритуала, не узнавшие толком себя и того, чего они на самом деле хотят в жизни?

Я не святоша, это правда. То, что мы в жизни наломали много дров – это бесспорный факт. Но я изначально признаю себя дровосеком и не пытаюсь изображать строителя. Мои намерения не расходятся с действиями. Ни одной из своих подруг я не клялся в вечной любви и верности, чтобы потом быть застуканным в постели с другой, как это часто происходит в браке. Так что не надо мне говорить про ответственность.

Вадим улыбается. У нас уже был однажды похожий разговор. Вадим тогда, хоть и не разделивший моей позиции до конца, все-таки признал, что в ней есть логика и его несогласие связано исключительно с нашими различиями во взглядах на жизнь. Теперь он, не скрывая, наслаждался нашей беседой, видя себя в запнувшемся в отсутствии аргументов Ильи.

– Даа… – задумчиво тянет Илья. – Я вижу, что ты долго над этим думал.

– Ты просто неправильно задаешь вопрос. Правильнее было бы узнать, почему я до сих пор не встретил ту, на которой бы захотел жениться. А может быть, и не захотел, но был бы от этого не менее счастлив с нею без штампа в паспорте.

– Так почему же?

– А черт его знает, – совершенно искренне отвечаю я и щелчком отправляю окурок в окно. Вадим смотрит неодобрительно, возмущенный то ли моей бестактностью в ответе, то ли актом утилизации мусора в мировое пространство через окно. Тем не менее, никак не комментирует и демонстративно тушит свою сигарету в пепельнице.

Мы некоторое время молчим, глядя поверх деревьев на светящуюся клетку окон соседних домов, раскинувшуюся до самого горизонта. Тишину снова нарушает Илья.

– А знакомства в сети ты когда-нибудь пробовал? – неожиданно спрашивает он.

Услышав вопрос, Вадим с интересом поднимает на меня глаза. Ему любопытно услышать мой ответ, ведь мы раньше никогда не обсуждали с ним способы, которыми в моей жизни появляются женщины.

– Пробовал несколько лет назад, – честно отвечаю я, – ничего хорошего.

– Почему же?

– Мне кажется, проблема любых сайтов знакомств в том, что в них отсутствует одна жизненно необходимая вещь.

– И какая же?

– Контекст! – многозначительно выдаю я и смотрю на реакцию приятелей.

Они молчат и ждут продолжения:

– Всем современным искусственным способам знакомства не хватает контекста. Какими бы навороченными ни были эти приложения и сайты, они все страдают одной болезнью: единственный контекст, объединяющий потенциальную пару – это само приложение. То есть единственная объединяющая в этот момент двух людей цель – это поиск новых знакомств. Я нахожу это сомнительным поводом для возникновения влечения. Приложение искусственно насаждает людям друг друга. Возможно, им повезет: и они случайно окажутся теми, кого оба ожидают. Но чаще происходит иначе. Это лотерея, Илья, а я с детства не люблю доверять свою жизнь воле случая.

– Что же такое, по-твоему, этот загадочный контекст? – включается в разговор Вадим.

– Что угодно! Два человека, столкнувшиеся на улице, из-за того, что оба увлеченно читали в этот момент книгу, имеют уже на порядок больше шансов найти общий язык, чем искусственно скрещенные алгоритмами дейтингового приложения безликие профили. Я, конечно, человек прогрессивный, но по-прежнему считаю, что люди должны знакомиться там, где им больше всего нравится проводить время.

– Они скорее столкнутся, вперившись в экраны своих мобильных телефонов, – хохочет Вадим. – Но скажи мне, много ли у тебя общего контекста с женщинами, на которых ты охотишься в барах?

– Много, – вполне серьезно отвечаю я. – Достаточно того, что мы оба пришли ночью в одно и то же место, чтобы как следует повеселиться. Можно по разному оценивать серьезность контекста, но ночью в баре мы вполне органичны друг другу. Наши намерения и интересы схожи, и знакомство развивается так, как нам обоим этого хочется.

– Общие интересы – это выпить и потрахаться на диване в офисе? – хитро прищурившись, спрашивает Вадик. И добавляет, видя мои удивленные глаза: – Ой, Саш, ну, конечно, я все знаю.

Пожимаю плечами.

– Возможно, в вашей вселенной, парни, все женщины хотят исключительно семью, детей и вот это вот всё, – неопределенно машу рукой я в сторону гостиной. – Но я вас уверяю, что женщины не всегда хотят следовать роли, которая им рекомендуется обществом. Некоторым из них… да большинству, если честно, тоже хочется вполне простых человеческих удовольствий и безответственных приключений. Они приходят вечером в бар не для того, чтобы найти себе мужа. Они приходят выпить с подругами. Потанцевать. Если повезет, увлечься каким-нибудь особенно активным небритым зеленоглазым брюнетом, который легкой рукой снимет с них груз общественных обязательств и позволит хотя бы на мгновение проявить свою настоящую женственность. Другое дело, что искреннее проявление женщинами сексуальной инициативы в обществе почему-то до сих пор рассматривается, как девиантное поведение. Поэтому женщины о своих желаниях никогда не говорят напрямую. Но умалчивание не означает отсутствия этих желаний.

И я ведь даже не соблазняю этих женщин. Соблазнение подразумевает акт навязывания человеку собственных желаний, но разве можно считать соблазнением ситуацию, в которой эти желания обоюдны?

– Моя жена таких женщин называет ш… – начинает говорить Илья, но не заканчивает фразу. Лишь машет рукой, мол, вы поняли.

Понимающе улыбаюсь:

– Ну, это такой страшный бабайка для женщин. Сильнее растекшейся по глазам туши женщин беспокоит только то, не выглядят ли они так, как их называет твоя жена. И каждую секунду женщины балансируют между разрывающими их желаниями и ритуалом недоступности, который навязывает им общество.

Мужчина, который может показать женщине, что уважает и открыт к её естественным проявлениям себя – успешен у женщин. Мужчина, всем своим видом демонстрирующий серьезные намерения, получает полную программу, социальный олл-инклюзив, с конфетно-букетным периодом. В этом вся ирония отношений полов – обе стороны старательно следуют известным обоим правилам, чутко следя, чтобы все правильно исполняли свою роль.

– Дела… – задумчиво тянет Илья. Потом снова открывает пачку, думая закурить вторую, но отказывается от этой затеи.

– Ну а вы-то с женой как познакомились? – спрашиваю его я, переводя тему.

– На работе, – уклончиво отвечает он. – И у нас был контекст.

– Поздравляю, мой старомодный друг, – одобрительно улыбаюсь я. – Рад, что ты не из тех, кто играет в рулетку на любовь. Во все азартные игры лучше играть на раздевание. А любовь – материя тонкая! Шуток не терпит. Как и искусственного оплодотворения через все эти ваши «дейтинги».

Илья задумчиво кивает, я дружески хлопаю его по спине, призывая не воспринимать всерьез все, что он услышал, и мы возвращаемся в комнату.

Спустя час, прощаюсь с гостями и выхожу из квартиры в компании Вадима, который вызвался проводить меня до машины.

– Спасибо, что заехал, дружище. Душевно пообщались. Обычно ты как ураган носишься вокруг, и мне иногда не хватает таких глубоких разговоров. Каждый раз с ужасом понимаю, что ты не просто жуткий бабник, но бабник идеологический. Это страшная, неизлечимая смесь!