– Ничего не говори! – предостерегающе говорит Вадим, замечая зарождающуюся улыбку на моем лице. – Сегодня твой лимит шуток исчерпан.

Я молча соглашаюсь. Этот скучный автомобиль Вадим приобрел перед самым рождением дочери, предоставив этим неосмотрительным поступком неисчерпаемый повод для моих насмешек.

– Зато практично и удобно! – привычно, с неоспоримой уверенностью религиозного фанатика, он тогда аргументировал свое решение, заметив плохо скрываемый ужас на моем лице, когда это чудовище впервые оказалось на парковке.

Я к тому моменту уже собирался уезжать, поэтому только усмехнулся и снисходительно кивнул головой, размышляя, как лучше подколоть приятеля на этот счет. Потом завел мотор мотоцикла, открутил газ и лихо сорвался с места. Оглушенный Вадим остался наедине со своим домом на колесах. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я тогда увидел, как он демонстративно крутит пальцем у виска.

В этом был весь Вадим. Вот и сейчас он снова подходит к своему неуклюжему транспорту и любовно оглядывает авто.

– Саша, пообещай мне, что на сегодня твои шутки закончились. Вечером мы собираемся в тихой обстановке с друзьями, и я бы хотел надеяться, что больше не увижу сегодня бойцов с автоматами. Особенно в своей гостиной. Если собираешься подарить мне еще один торт, пожалуйста, привези его сам.

Я, надевая мотошлем, глухо обещаю Вадиму, что подумаю, как сделать его вечер приятным. Вадим отвешивает звонкий шлепок ладонью по шлему, имитируя подзатыльник, а я улыбаюсь ему уголками глаз и резко выкручиваю ручку газа. Мотор послушно издает рык, громом раскатываясь по полупустой парковке.

– Демон! – обреченно заключает Вадим и скрывается в недрах своего необъятного автомобиля.

Мотоцикл стремительно разрезает улицы вечерней Москвы. Я лавирую между длинными вереницами автомобилей, стараясь не слишком приближаться к их сверкающим, раскаленным бортам. Стоит поздняя московская весна, и тысячи любителей натурального хозяйства покидают каменные джунгли, чтобы все выходные самозабвенно отдаваться историческому инстинкту земледелия на своих дачах.

Будучи убежден в том, что фрукты и овощи приятнее всего добывать в супермаркетах, я игнорирую все фермерские инстинкты. Хотя и очень благодарен трудолюбивым дачникам за то, каким опустевшим становится город, когда в пятницу иссякают последние ручейки автомобилей.

Люди со всей России стремятся попасть в Москву, чтобы начать новую, как им кажется, лучшую жизнь. А оказавшись в заветном мегаполисе, при первой же возможности стараются из него удрать. И простояв несколько часов в пробке из таких же уставших жертв большого города, вздыхают потом с облегчением на крылечках своих загородных домиков.

Мегаполис – это настоящее насилие над природой человека. Именно по этой причине изможденные за рабочую неделю люди так рьяно пытаются урвать для себя эти крохотные два дня перерыва. Для меня же лучшим способом противостоять городскому насилию – действовать в соответствии с древним правилом – если драка неизбежна, бей первым. Не сопротивляться царящему вокруг безумию, а принять его, пропустить через себя, самому стать безумцем. И «изнасиловать» мегаполис в ответ. Те, кто воспринимают происходящее в больших городах всерьез – всегда ломаются быстрее остальных. Подсознательно чувствуя приближающийся надрыв, люди сразу же начинают искать сублимативные формы побега от насилия.

Самая простая и доступная форма побега от действительности – алкоголь. Недаром распитие спиртного считается исконно русской забавой, помогающей и в печали и в радости. Но я почти уверен, что первый выпивший в мире человек чувствовал не радость, а глубокую глухую тоску. Потому что тем, кто по-настоящему счастлив, и в голову не придет идея затуманить свое сознание. Напротив: счастливым людям хочется всеми клетками ясного сознания впитывать каждую секунду своего счастья. С несчастьем ситуация иная – несчастным людям хочется максимально расфокусировать сознание, сбежать от колючих и неприятных деталей, утонуть в вязком киселе затуманенных мыслей.

Пьющие на вечеринках люди тоже глубоко несчастны, хоть и по-своему. Их несчастье в том, что они полагают, будто бы не способны испытать настоящую радость без допинга. Я даже не уверен в том, кем быть хуже: радостным алкоголиком или печальным. Пожалуй, пьющие от радости находятся даже в худшем положении: у того, кто пьет, чтобы спиться от горя, всегда есть хотя бы весомый повод.

Можно сколько угодно запрещать рекламу спиртных напитков и ограничивать ночную продажу алкоголя – все это борьба с последствиями. Людям не нужен алкоголь. Они находятся в поиске ощущения счастья, которое пока не разливают по бутылкам и не подают в красивых хрустальных бокалах со льдом.

Большинство дачников – тоже своего рода алкоголики, пребывающие в состоянии похмелья всю рабочую неделю. В каждый из пяти рабочих дней многие из них едут на работу, которую ненавидят, где улыбаются коллегам, которых ненавидят. На них кричит начальник, клиенты что-то требуют, а они уже мысленно находятся где-то далеко. Они в своих мыслях уже окучивают любимую грядку или раскуривают сигаретку вечером на крылечке в своем садовом товариществе. И только тогда похмелье «правильной» жизни отступает.

Существуют и другие сублимативные формы счастья – беспорядочный секс, наркотики, экстремальные виды спорта. Годится все, что оглушает и разрывает привычное течение мыслей, встряхивает топкую повседневность. Если хочется проверить, что все происходящее не сон – традиционно советуют сильно ущипнуть себя. Острый приступ боли призван выдернуть человека из сна, указать на то, где иллюзия, а где реальность. В мегаполисе люди намеренно и регулярно с щиплют себя просто для того, чтобы убедиться, что они всё еще живы.

Наверное, я глубоко несчастный человек, поскольку тоже время от времени больно дергаю себя всеми возможными способами приукрашивания действительности. Кроме разве что дач: прохлада супермаркетов все-таки мне милее грязи под ногтями и преждевременного радикулита.

Добираюсь до дома за какие-то четверть часа. До ужина с Вадимом и его семьей остается три часа. С мстительным удовольствием думаю, что половину этого времени Вадик будет еще продираться сквозь сонмы автомобилей к себе домой, матерясь на соседей по дороге. Впрочем, матерясь – это вряд-ли. Он, скорее всего, слушает легкую музыку или аудиокнигу и мысленно желает крепкого здоровья каждому подрезавшему его придурку. Что за удивительный человек!

Не удивлюсь, если вечером вместо традиционных для русских гуляний напитков на столе окажется только торт. А жена друга – румяная, молодая девушка, будет разливать по кукольным чашкам в крапинку ароматный чай из носатого чайника. Потом Вадим задует свечи, загадает желание, и в одиннадцать вечера мы отправимся по постелям, в темноте рассказывая друг другу страшные истории про налоговых инспекторов.

Меня так веселит эта проекция воспоминаний из детства, что я не сдерживаюсь и издаю невольный смешок. Стоящий рядом сосед смотрит на меня с интересом: тяжелая кожаная куртка, трехдневная щетина, растрепанные, спутанные от мотошлема темные волосы. Брутальный вид байкера никак не вяжется с задумчивой полуулыбкой на лице, хитрыми зелеными глазами и внезапным, вырвавшемся из него смешком.

Подмигиваю соседу и выхожу на своем этаже. Зайдя в квартиру, привычным жестом нанизываю шлем на крючок, с облегчением снимаю тяжелую куртку. Обычно, приехав домой после пятничного рабочего дня, я сплю несколько часов, чтобы к полуночи отправиться в центр города, где в это время начинаются чудесные превращения.

Днем холеные и причесанные офисные работники с серьезным лицом обсуждают контракты и графики, делая вид, что ничего более важного в их жизни не существует. А ночью эти же приличные люди стягиваются в центр города, где набирает свои обороты праздник городского безумия.

Но сегодня мы празднуем день рождения Вадика – человека весьма далекого от ночных метаморфоз Москвы. К полуночи, как и все нормальные люди, вместо горящего страстными глазами оборотня, он превращается в обычного спящего человека. Целует улыбающуюся во сне дочь, исполняет плановый супружеский долг и погружается в сон, чтобы наутро погрузиться в скучную семейную рутину.