— Прикоснись ко мне… сейчас, — едва дыша, требую.

Он рычит, потом его ловкий язык кружит по моей груди, посылая электрические разряды по всему телу. Извиваюсь, призывая поторопиться.

Айвен непозволительно нетороплив, целует, изводит, мучает, медленно касается самыми кончиками пальцев моих бедер. Ток пронзает изнутри, обжигающе, остро, как никогда ранее.

— Ты будешь помнить, Лизавета! — язык Айвена снова касается моей шеи, танцует на коже.

— Буду, — с мучительным стоном обещаю я, и его пальцы двигаются выше, и я в нетерпении приподнимаю бедра.

— Будешь, — повторяет Айвен, прикусывая мой сосок, вынуждая взмолиться, закричать, признать окончательное поражение.

Но меня вознаграждают, он скользит пальцем в трусики, продолжает дразнить и мучить, но я в предвкушении всхлипываю, мышцы живота сжимаются. Мгновение и Айвен проникает в мое тело. Новые, не познанные ранее эмоции пронзают, кажется, что я не выдержу, умру, растворюсь, исчезну навсегда. Вздрагиваю в каком-то бессознательном сумасшедшем порыве.

Ощущения непередаваемые, напоминают поток лавы. Айвен чувствует, что мне нужно больше, вводит еще один палец, растягивая сильнее. Задевает чувствительную точку, вынуждая сильнее вцепиться в его влажные плечи, вскрикнуть:

— Айвен!

— Ты такая тугая, такая… теплая, — его дыхание глубже, слова даются с трудом.

Чувствую, как кровь с ревом несется по его венам, а член становится все больше и тверже. И мне тоже хочется попробовать его на вкус и свести с ума.

Жар не проходит, каждый мускул напряжен. Мечтаю об освобождении.

— Пожалуйста! — не уверена, о чем именно умоляю. Хочется всего и сразу.

Айвен вынимает пальцы из моего лона, вырвав протестующий крик, а спустя мгновение я удивленно округляю глаза. На щеках вспыхивает румянец, пока ошалело наблюдаю за тем, как он наматывает жемчужную нить на пальцы.

— Айвен? — и снова раздрай в душе, когда режут, будто нож, сомнения.

Греховно? Да, безусловно! Рискованно? Да, слегка! Заманчиво? Да, отказаться невозможно.

Дышу, словно мучаюсь от лихорадки, чувствую, как прохладные жемчужины касаются внутренней стороны бедер.

— Ты… — единственное, что успеваю выговорить, ловя воздух открытым ртом, чтобы не лишиться чувств от охватившего блаженства.

Айвен усиливает давление, перекатывая жемчужины, поглаживая и ритмично двигаясь внутри меня. Одновременно его губы снова находят мои, и мне позволено ощутить вкус его языка. Как изысканное вино, я пьяна и потеряна для всего остального мира. Ошеломляющие чувства поглощают меня целиком. Я думаю, что сплю, и мечтаю, чтобы этот сон длился целую вечность.

— Кончи для меня, Лизавета, — искушение продолжается. Хриплый шепот, затуманенные страстью глаза, синхронные движения языка и пальцев Айвена не оставляют мне выбора. Ничего не вижу — в безумном вихре кружится хоровод звезд, а затем все тонет в лунном свете, вынуждая крепко зажмуриться.

Полыхающий внутри жар сменяет непередаваемое удовольствие, оргазм поглощает все, выдергивает меня из реальности, превращая действительность в калейдоскоп, где каждый кусочек — часть ошеломительного блаженства. Тело бьется в страстных судорогах, я пытаюсь осознать произошедшее. Но мне не с чем сравнить, как будто я никогда не испытывала наслаждения, занимаясь сексом.

Прильнула к его плечу, ощущая слабость, боялась упасть и лишь сильнее держалась за Айвена. Не слышала ничего, ни единый из звуков ночи не тревожил мой слух — только стук сердец, общий на двоих. Чувствовала ли себя как никогда лучше? Определенно, да!

Снова начав осознавать происходящее вокруг, поняла, что Айвен по-прежнему обнимает меня. А его член до сих пор упругий и возбужденный.

Айвен приподнял мою голову за подбородок и слегка мерцающими глазами поймал мой взгляд.

— Ты такая красивая.

Его голос был полон благоговения, и я покраснела, не находя нужных слов. Просто дура дурой, фактически обнаженная в его руках, получившая самый потрясающий оргазм в своей жизни, но не в состоянии даже поблагодарить.

— Ты знаешь, что меня порадует, — произнес Айвен, глядя неотрывно, выразительно. Глаза его мерцают, и в них все тот же огонь, тот же голод, но мне не страшно, а волнительно, как никогда раньше. Ощущаю все, что испытывает он, не понимаю, почему Айвен так одержим мной, но принимаю, не желая разбираться в причинах. Пусть эта ночь останется в моих воспоминаниях именно такой — нереальной, волшебной, полной страсти.

Он медленно поднимает руку, которой держит жемчужную нить. Мои щеки заливает румянец, когда Айвен подносит ожерелье к своему лицу, сводя с ума, облизывает каждую жемчужину, призывно обещает:

— Мы продолжим… — знаю, что не лжет, понимаю, как хочу этого.

До боли, до изнеможения, до умопомрачения желаю ощутить глубоко в себе его член. Одна моя рука скользит вниз, касается твердого бугра на его джинсах. Айвен запрокидывает голову, со свистом выдыхает.

— Лизавета… — быстро наматывает нить жемчуга на мое левое запястье, шепчет. — Сначала медальон, — накрывает своей ладонью мою.

Не хочу ничего говорить, вопросов больше нет, иссякли, я зависима от этого мужчины, покорена его властью, но в тоже время чувствую незабываемый вкус победы, потому что твердо знаю, как сильно нужна ему.

По-настоящему, не на миг или час, навсегда, хотя никогда не признается, уйдет, оставляя лишь воспоминания и украшение. Что же, и я найду, что оставить ему!

Снимаю цепочку, медальон мне больше не нужен, хотя благодарна, что свел меня с Айвеном. Протягиваю.

— Вот!

Айвен выпрямляется, смотрит строго, придирчиво, спрашивает:

— Ты отдаешь его по доброй воле?

Усмехаюсь:

— Сейчас да! Возьми его! — уверенно, неоспоримо, кажется, что так будет правильно.

Глаза Айвена довольно блеснули, и я как-то невольно припомнила речи Ярославы. Разум, который еще совсем недавно с позором сбежал, вернулся.

Засомневалась, пальцы дрогнули, готовясь сжаться в кулак.

— Лизавета! — Айвен начал злиться.

— Скажи мне правду, — вместе со здравым смыслом вернулось настойчивое стремление разузнать о медальоне, туман желания все еще дурманил голову, и обратись Айвен по-иному, я бы отдала трилистник без боя, а так стиснула пальцы.

Он прищурился, на лице проступили вены, но я еще ощущала его чувства, поэтому поняла, что так Айвен хочет напугать меня. Ему почти удалось, я соскочила с его колен на землю, но подняться не смогла.

— Я только…

— Тебе не за чем знать больше! Поверь, сделаешь хуже! — выдвинулся вперед, навис надо мной.

— Ты не человек, — окончательно уверилась, глядя в его глаза, из которых исчез зрачок, оставляя лишь жидкое сверкающее серебро.

— Я убью тебя! — сказал будничным тоном, но я чувствовала его сомнения, поэтому храбро предложила:

— Давай!

— Дура! — со злостью бросил Айвен, вернувшись к дереву. С досадой демон ударил по стволу, так что тот треснул. Затем Айвен взъерошил шевелюру и отвернулся.

Я бы отважилась дерзить и дальше, если бы он не повернулся снова.

Теперь на меня смотрел хищник, тот, кто убьет без жалости. Я вновь не понимала Айвена, потому что он стал прежним, оборвав ту незримую ниточку, которая связывала нас. Лишь одно видела точно — ненависть, буквально осязаемую, что питала сидящее напротив существо. Она отравила его душу и сейчас проникала в меня, чудилось, все вокруг пропитано ей. Еще мгновение, и ненависть поглотит, сметет нас обоих.

Страшно было, как никогда раньше. Ночь сегодня и вправду особенная выдалась. Боялась, до одури, до слабости во всем теле, но не могла не сказать:

— Не отдам! — потому что Ярослава никогда бы не простила.

Ох, сколько же вопросов я бы задала ей, если бы она не ушла по дороге цветов в вечность! Придется разбираться самой, если выживу, конечно!

Айвен прочел и эти мысли, покачал головой, а спустя мгновение с рыком кинулся на меня. Прижал к земле, не позволяя пошевелиться, причиняя боль, разжал пальцы. Я приготовилась к смерти, подумалось даже, как буду просить прощения у Ярославы. Вместо того, чтобы бежать без оглядки, как увидела Айвена, я позволила ему больше, чем собственному мужу! Слезы брызнули из глаз, и я начала обратный отсчет секунд своей короткой жизни.