Капитан был настолько измучен приступом боли, что уснул под руками соседки по блоку. Илзе улыбнулась, оттерла руки о платок, вытащенный из кармана, и поискала чем укрыть мужчину. Не найдя, сходила в свою комнату и принесла плед. В неярком свете лампы, под розовым пледом, Кассиан смотрелся совсем молодым. И даже седина его не уродовала.

Остаток ночи Илзе проспала спокойно. Ее не тревожили ни предчувствия, ни дурные сны. Потому утром, умывшись и наскоро позавтракав – она не забыла оставить тосты с яичницей и для капитана – куратор отправилась получать ключи от дома.

Постучав, мисс Эртайн проскользнула в каморку завхоза. В далеком прошлом это был просторный, светлый кабинет. Но у миссис Албет были свои понимания об уюте. Темные, тяжелые шторы навсегда скрыли окна. Нагромождения ящиков заполненных чем-то, стеллажи со студенческой формой – при том, что существовала отдельная комната для этого. И высокая стойка разделившая кабинет – за ней всегда стояла владелица кабинета. Илзе начало казаться, что родовой дар миссис Албет – повелевать временем. Когда бы ей ни пришлось прийти к ней, она всегда была за стойкой.

Глубоко вдохнув и едва не закашлявшись от едкого запаха моющих средств, Илзе выпалила причину своего визита. Она была готова к тому, что завхоз ее осмеет. Что это была летняя шутка, как раз к окончанию учебного триместра. Пока миссис Албет, водрузив на нос очки с толстыми стеклами, искала распоряжение ректора, Илзе успела пожалеть, что вообще вылезла сегодня из-под одеяла.

– Да, есть-есть, вчерашним числом датировано,- завхоз прочитала распоряжение дважды и подняла глаза на Эртайн,- это что же вы такое великое сотворили милочка, что вам за «заслуги перед институтом» пожаловано право проживание в отдельном домике?

Илзе не успела ответить, как миссис Албет фыркнула и проворчала что-то вроде того, что у современной молодежи все заслуги в одной степи, постельной. Мисс Эртайн за минуту успела расстроиться и взять себя в руки – она мечтала жить в домике с палисадником. И если уж слухи все равно ходят, пусть приносят дивиденды.

– Вот тут подпиши и здесь тоже,- у миссис Албет были длинные, загнутые ногти выкрашенные золотым лаком. – Запрещается устраивать оргии, шуметь без заглушающих барьеров, устраивать демонстрации и нарушать иные правила и положения Устава института.

Илзе было интересно, какую демонстрацию можно устроить в доме. А учитывая, что все пункты Устава прописаны исключительно после прецедентов – по прочтению вопросов возникает много. Мисс Эртайн улыбнулась своим мыслям – многие вещи никогда бы ей не пришли в голову. Например, нельзя вывешивать нижнее белье на флагшток центральной башни. Или целовать писсуар.

– Разулыбалась,- проворчала завхоз и бросила на стойку ключ.

Уже уходя Илзе услышала, как миссис Албет жалуется своей собаке:

– Сорок лет отдашь институт, а тебе – шиш. Оно и правильно, я порядочная была, стала женой, матерью. А толку? Эх, где мои молодые сиськи, вот бы…

Прикрыв дверь, Илзе разжала крепко стиснутые пальцы и рассмотрела доставшийся ей ключ. Красивый и богато украшенный, он требовал к себе бережного обращения. Почему-то в мыслях Илзе он должен был быть кривым и ржавым.

– Привет, Катти! Ой, что это у тебя? Ждем делегацию? Будешь цветами обставлять? – Дария вылетела из-за поворота, нагруженная папками, и тут же пристроилась рядом с Илзе,- поможешь донести? У тебя сегодня что-то не то с расписанием, его по табло нет. Ни одного урока.

– Здравствуй, Дария,- прохладно ответила Илзе,- ключ мой, я решила остаться. Переезжаю в одноместный дом. Это единовластное решение ректора Лармайера.

– А, ну оно и правильно, когда еще пользоваться юностью как не в молодости? Эх, будь я на твоем месте, я бы развернулась. Но мне род позорить нельзя. Кстати, слышала? Тот мальчик, что выпал через червоточину возле института, ну ты с ним еще общалась? Повесился, представляешь? Вот поганец, теперь у пансионата будут проблемы. И с чего вдруг? Не понимаю.

– Прости, мне в другую сторону.

– А ну ладно. Я приду посмотреть, как ты обустроилась, подскажу. Ты не стесняйся, спрашивай, чего не знаешь!

Мисс Эртайн привычно вылезла из окошка, благо первый этаж. И, пройдя сквозь покорно расступающиеся кусты сирени, села на любимую скамейку. Мальчика она помнила хорошо. Симпатичный. К горлу подступила тошнота, может ли так быть, что кто-то еще рассмотрел его?

Илзе потрясла головой.