А Кира разглядывала господина Иванова. У неё складывалось впечатление, что тот ничуть не изменился. Таким подтянуто-молодцеватым, с идеальной выправкой, она видела его в той своей - другой жизни. Но были и отличия. Этот господин Иванов отличался от того господина Иванова наличием нелепого фатовства, глупым бахвальством и чрезмерной самоуверенностью. О чём бы ни зашла беседа, он тут же бесцеремонно вмешивался, переводил её на себя любимого и никому не давал рта раскрыть, напористо излагая своё видение предмета разговора и ничуть не сомневаясь, что его мнение самое правильное. При этом он кривил рот в снисходительной усмешке и крутил и без того лихо закрученные усы. А когда Кира поймала на себе его липкий взгляд, ей стало совсем тошно. К тому же она в очередной раз попала впросак, поинтересовавшись, как идут дела на фронте.
-Осада Антверпена уже закончилась? - Кире вспомнился учебник истории, который был в её школьной библиотеке. Там, конечно, описывался ход Первой мировой войны, но не очень подробно. Она смутно помнила, что в октябре 1914 года немцы взяли Антверпен. Её вообще удивляло отсутствие в разговоре темы войны, словно это никого не касалось.
Все замолчали и уставились на неё.
-При чём тут Антверпен? - удивилась Софья Григорьевна.
-Но война же идёт? И Россия воюет? - в свою очередь удивилась Кира.
-С чего вы взяли, что Россия где-то воюет? - усмехнулся господин Иванов, - это кому же в голову может прийти бредовая идея с нами воевать?
-Но разве 1 августа Германия не объявила войну России? - понимая, что спрашивает зря, Кира смутилась и покраснела.
-Какая чушь! Что-то ты совсем, матушка, сегодня... - Софья Григорьевна не договорила, только кинула сердитый взгляд на Киру и отвернулась.
Софья Григорьевна была крайне недовольна: сначала эта возмутительная выходка Полины, надевшей без спроса чужое платье, а теперь ещё и девчонка с дурацкими вопросами отвлекает внимание обожаемого Гришеньки на себя - вон как он косит глазом в её сторону.
Кира уже поняла, что не стоит задавать лишних вопросов, и сидела, молча опустив голову. Но на этом неприятности не кончились. После обеда, когда все перешли в гостиную, Кира сбежала к себе. Она решила немедленно заняться "записной книжкой". Но тут без стука к ней вошёл Григорий Александрович.
-В чём дело?! - возмутилась Кира, - как вы смеете входить без стука?!
-Ах-ах, какое негодование! Как пылают твои глазки! - он двинулся к ней и сделал попытку схватить её. Кира отскочила:
-Немедленно убирайтесь! - прошипела она.
-Ну-ну, хватит притворяться! Ты же глаз с меня не сводила всё это время. Что ж теперь-то кочевряжиться? - и он поймал её руку.
Но дверь распахнулась, и на пороге появилась Софья Григорьевна:
-Так я и знала, - гневно заявила она, - Полина, иди сюда! Посмотри, что устроила твоя дорогая племянница!
Полина выглянула из-за плеча Софьи Григорьевны.
-Кирочка, что происходит? - пискнула она.
-Господин Иванов, видимо, ошибся дверью, - вскинув голову и глядя на Софью Григорьевну, ответила Кира, пряча за спину руку, на запястье которой остались следы пальцев Григория Александровича.
-В самом деле, Сонечка, - ухмыльнулся господин Иванов, покручивая ус, - ошибся, перепутал. Поедем-ка лучше кататься, а потом поужинаем в "Аквариуме".
Софья Григорьевна легко дала себя уговорить, и они поехали кататься по осеннему городу. Но она успела шепнуть Полине:
-Чтобы завтра же ноги этой дряни здесь не было!
-Но, Сонечка, как же так? Как я без Кирочки?
-И ты убирайся вместе с нею. Надоела ты мне своим нытьём хуже горькой редьки.
Кире пришлось успокаивать беднягу, поить её лавровишнёвыми каплями. От них Полина вскоре уснула, и Кира, укрыв тётю пледом и оставив гореть ночник, вышла. Ну что ж, если Софья Григорьевна выгоняет их, они переедут в меблированные комнаты. Но это завтра. А сегодня у неё ещё есть срочные дела. И она направилась к телефону. Аппарат был в гостиной, там же лежал тоненький телефонный справочник за 1913-й год. Кира открыла его, поискала фамилию Пален. Нашла. Адрес тот же: Каменноостровский проспект, дом Циммермана. Ей ответил приятный женский голос.
-Могу я поговорить с господином Паленом? - Кире показалось, что на том конце провода слышат, как отчаянно бьётся её сердце.
-Никого нет. Господа уехали за границу, - равнодушно ответили ей и положили трубку.
Кира изругала себя последними словами. Надо было спросить Штефана, а так получилось, что непонятно, какого господина Палена спросили. Она ещё раз попросила соединить себя с квартирой Паленов.
-Простите, и Штефан Иванович Пален уехал? - задала она свой вопрос.
-Ну я же сказала, что все господа за границей, - раздражённо ответила женщина.
Штефан за границей! Он есть, он существует! Он не выдумка её больного мозга! Кира прошлась по гостиной, остановилась у портрета Софьи Григорьевны. То, что это была картина, хорошо известная Кире, сомнений не вызывало. Раньше огромное полотно занимали две главные фигуры - Полина за роялем и Софья Григорьевна рядом, - теперь оно выглядело иначе. У рояля в роскошном концертном платье чуть в пол-оборота, небрежно пропуская через пальцы длинную нитку жемчуга, мечтательно улыбалась Софья Григорьевна. Одна. Полины не было совсем. Да, прелестно - дальше некуда.
Она вернулась к себе и занялась разгадыванием рисунков "записной книжки". В который уже раз разложила золотые листочки на столе, поворачивая их и так и этак. Ей показалось, что вчера совпало изображение на двух листочках. А сегодня кажется, что пульсирующий рисунок, причудливо извиваясь, совмещается и находит продолжение на третьем листочке. Кира закрыла мгновенно уставшие глаза, уж очень мельтешили узоры на блестящей поверхности. Но по слепящей белизне под опущенными веками продолжали хаотичное движение линии и точки.
Итак, совместился узор на трёх страничках, но четвёртая никак не хотела укладываться. Вот, казалось бы, уже всё получилось, линии перетекают и не прерываются, но в самом уголке пунктир вдруг стал сплошной толстой чертой, а тоненькая линия наоборот изменилась в пунктир. Когда от напряжения уже стало рябить в глазах, Кира сложила три "правильных" листочка и, вздохнув, приложила, явно не так как должно, четвертый, спрятала всё в коробку и закрыла сундучок. Она прилегла не раздеваясь, потому что хотела дождаться Софью Григорьевну с её прогулки и поговорить о Полине. Может, эгоистичная дама придержит хоть самую малость свой вздорный характер и не станет так помыкать бедной женщиной?
Прилечь-то прилегла, да и задремала. Очнулась от лёгкого стука.
-Кира, можно к тебе? - спрашивали из-за двери.
-Конечно, входите, - отозвалась Кира, поднимаясь и потягиваясь - отлежала левую руку до мурашек. Осторожно вошла Софья Григорьевна, прошуршав шёлковой юбкой. Она щёлкнула выключателем настольной лампы, и кольца на её руках заиграли разноцветными огоньками. Кира настороженно следила за нею, рассматривая аккуратную кремовую блузку с агатовой камеей у ворота, - что-то слишком скромный туалет выбрала сегодня для себя Софья Григорьевна. Женщина приблизилась и присела на краешек кровати.
-Как ты? Отдохнула? - она потянулась рукой к Кире, но та отшатнулась, - да что с тобой?! Я же всего лишь хотела потрогать твой лоб - нет ли температуры?
-Я здорова, - отозвалась Кира. В облике Софьи Григорьевны что-то изменилось. - Хорошо, что вы зашли. Я хочу поговорить о Полине...
-А что с нею? - всполошилась Софья Григорьевна, - она нездорова?
-Будто вы не знаете, - усмехнулась Кира, - видели бы вы, как она вчера рыдала, когда вы велели нам убираться вон из вашего дома!
-Я?! Я велела убираться вон? - Софья Григорьевна сжала в ужасе руки, - Кира, ты бредишь! Никогда бы я не прогнала Полину. Как можно?
Она замолчала, негодующе глядя на Киру:
-Постой, ты сказала, что она вчера рыдала? Вчера? Но это же невозможно.
