-Чушь! Сказки! Гипноз, внушение - ерунда. Я помню родителей, помню, как мы жили в Тарту. Даже запах маминых духов помню... - он раздражённо взмахнул рукой.
-Да что же это такое! - чуть не взвыла Кира, - я объясняю, объясняю, а ты не желаешь слышать! Твердишь своё!
-То, что вы говорите, нелепо и невозможно. Здесь все меня пытаются уверить, что я Штефан Пален. Мне жаль этих добрых людей, которые потеряли сына. От горя у них помутилось в голове. Моё сходство с ним ввело их в заблуждение. И если раньше я ещё пытался бороться, доказывал, что я - не он, то теперь смирился и не спорю с ними. Но вы... вы-то знаете правду. Так зачем пытаетесь путать и меня, и их? Не хотелось бы верить, что в ваших действиях есть что-то корыстное.
-Корыстное?! - тут она разозлилась не на шутку, - ты себя слышишь? "Корыстное"! Я, как Герда из сказки, из последних сил брожу в поисках заколдованного Кая, пытаюсь оживить его, а он самозабвенно играет льдинками, мечтая о паре коньков и обо всём мире впридачу! Хороша корысть!
-Вы не Герда, я не Кай, и мы не в сказке, - процедил он, - это из-за вас я здесь. И вы обязаны помочь мне вернуться к жене.
-Твоя жена - я, а там наверху сейчас спит наша дочь Шурочка. От всего, что пришлось ей пережить, она почти не может говорить. Она ждала твоего возвращения, мечтая, что наконец вернётся её добрый, замечательный папа. Вместо этого она дождалась холодного, упёртого постороннего дядьку.
-Я сочувствую вам и Шурочке, но ничем не могу помочь. У вас свои обязанности, у меня свои, - он поднялся, чтобы уйти.
Оглушённая его холодным тоном, опустошённая невозможностью доказать очевидное, Кира обхватила голову руками. Что теперь делать? Как быть?
-Подождите, - ей пришла в голову мысль, - подождите. Только не думайте, что я смирилась, я всё равно найду способ доказать вам, что вы - Штефан Пален. Вы говорили, что из жалости к матери и отцу Штефана не спорите с ними. Но, несмотря на это, желаете вернуться в Ленинград. Так?
Он кивнул, выжидательно глядя на неё.
-Хорошо, я попытаюсь вам помочь, - натужно сказала она, - мы попробуем вернуть вас назад. Но взамен прошу вас поддержать меня. По документам мы с вами обвенчаны осенью прошлого года. Эльза Станиславовна категорически против этого брака, вчера мы говорили об этом. Она запретила мне видеть вас и даже подходить к вам близко.
-И чего же вы хотите? - он вопросительно вскинул бровь, - чтобы я относился к вам как к жене?
-Да. Именно этого я хочу. Я прошу вас сохранять видимость добрых отношений. Мне необходимо поселиться в этом доме, потому что здесь живёт Шурочка.
-И вы готовы впутать в этот обман ребёнка? - протянул он. - Далеко же вы зашли...
-Тут я с вами соглашусь: отступать мне некуда. Так вы согласны?
-И я вернусь к жене?
-Да, - скрипнула зубами Кира, - вернётесь к жене.
-Хорошо. И помните о вашем обещании, - он неслышно вышел из гостиной, а Кира рухнула на диван, уткнулась лицом в подушку. Она зажмурилась, её плечи дрожали, воздух вышел из лёгких и никак не получалось вздохнуть. Так она пролежала несколько секунд, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Потом всё-таки получилось вздохнуть. Вот как всё обернулось! Яков Моисеевич - любящий папочка - вот что вы наделали, старый вы мерзавец! Он закодировал его мозг. Или как там это называется? То-то он смеялся ей в лицо, открыто издевался, говоря, что никогда она не вернёт Штефана. Кира побрела наверх. Сейчас ей казалось, что жизнь медленно вытекает из неё.
-Ты где была? - поднял голову с подушки Серёжа, - чего так долго?
-Штефан вернулся, - глухо отозвалась она, проходя мимо.
-Да что ты! И как он? - он посмотрел ей вслед и догадался, что случилось нечто плохое, иначе она не прошла бы мимо траурной тенью.
-Никак. У него по-прежнему синие глаза, и он требует, чтобы я помогла ему вернуться к жене, - её тон говорил, что Кира на грани срыва.
Серёжа вылез из постели, прошлёпал к кровати, где рядом с Шурочкой скорчилась Кира, набросил на неё одеяло.
-Значит, Иво Рюйтель? - догадался он. - Слышал я о таких вещах. У нас в Германии военные медики эксперименты проводили, они программировали человека и тот выполнял свою программу. Отменить её можно было только по кодовому слову. Ты вот что, постарайся сейчас поспать, ну хоть чуть-чуть. Мы найдём это слово, слышишь, найдём.
Кира молчала, он погладил её по голове, как маленькую девочку:
-Спи. Через час разбужу и отвезу в Большое имение, а потом устроим тебе торжественное возвращение. Шурку я предупрежу.
Серёжа отвёз её в имение и сдал на руки Софье Григорьевне к восьми утра. У той лицо вытянулось при виде запавших Кириных глаз и тёмных кругов вокруг них. Но она ничего не сказала, перебросилась с Серёжей парой слов и пошла собираться. Она решила, что ни за что не оставит девочку в такой трудный для неё момент и в дом Паленов одну не отпустит. А Кире стало казаться, что эта ночь никогда не кончится. За окном по-прежнему было темно и морозно, и надо было помочь Софье Григорьевне собрать и уложить вещи, но на Киру нашла чудовищная апатия. Она свернулась клубочком под пледом и мрачно уставилась в одну точку сухими глазами, слушая тихую возню Софьи Григорьевны.
В дверь постучали. Софья Григорьевна удивилась: кто бы это мог быть в такую рань? Она открыла дверь.
-Это вы, Вацлав Борисович? Не кажется ли вам, что сейчас несколько рановато для визита? - не слишком любезно поинтересовалась она.
-Прошу прощения, но мне надо видеть Киру... Киру Сергеевну, и добавил: - срочно.
-Она устала, сейчас спит, - стала выпихивать его за дверь Соня, но с высоченным Вацлавом ей было не справиться.
-Сонечка, пусть войдёт, - подала голос Кира, - я не сплю.
Вацлав ввалился в комнату, чем-то сильно встревоженный. Увидел Киру, замер, потом сел на стул, не снимая пальто.
-Ну и вид у тебя, - вырвалось у него, - ты что - всю ночь шампанское пила?
-Говори, зачем пришёл, - отрывисто бросила она.
-Кирка, тут дело такое. В общем, я пришёл тебе сказать, что Григорий Александрович что-то нехорошее задумал. Он сейчас на винокурню пошёл, потому я забежал к тебе.
-Ты толком можешь сказать? Что нехорошее? - подняла голову Кира. - О чём ты?
Вацлав помялся:
-Не знаю я всего. Не доверяет он мне почему-то. Только слышал я, как он говорил с кем-то, что надо с девчонки начать и тогда ты как шёлковая станешь.
Киру как пружиной подбросило:
-Он о Шурочке говорил? - она схватила его за отвороты пальто и яростно встряхнула - откуда только силы взялись? - О Шурочке?!
-Пусти, чего ты меня-то трясёшь? Конечно, о Шурочке твоей. О ком же ещё?
-А с кем он говорил? - она постаралась взять себя в руки.
-Не видел я. Вошёл в комнату, а он один там. Вот только что говорил с кем-то, а в комнате, кроме него, никого. С ним всё время какая-то чертовщина происходит... Короче, я тебя предупредил. Пора мне, а то он узнает, что я к тебе бегал.
-Иди. Спасибо, что сказал. Да, Вацлав, вот возьми, - она достала из кармана крестик, - просили тебе передать...
-Бабулин крест! - он обрадовался, - я уж думал, что потерял его. Но как он у тебя-то оказался?
-Ниночка с тебя сняла и отдала Серёже, чтобы он мне передал.
-Почему тебе? - не понял он.
-Здесь жемчужина из моего ожерелья, - просто сказала она. - Когда-то я подарила его Ниночке. Иди, Вацлав, иди. Я умею помнить добро. Иди. И берегись господина Иванова.
Вацлав надел крест, потоптался, потом махнул рукой и быстро вышел. Софья Григорьевна заглянула к Кире:
-Я уже всё собрала. Очередь за тобой, - она постояла в нерешительности, - как ты думаешь, нам обязательно заходить к хозяйке дома для прощания?
-Правила вежливости требуют, Сонечка, чтобы мы попрощались, - Кира быстро и ловко собирала свои немногочисленные вещи и укладывала их в дорожный саквояж.
В дверь снова постучали.
-Да что же это сегодня? - всплеснула руками Соня и поспешила в соседнюю комнату. Это оказалась Хельга. Она внесла поднос с кофе и булочками. Рядом с кофейником лежал длинный конверт.