— Ты не спишь? Я свет в окне видела…

Вспыхнул ещё один светлячок и вычленил из темноты идиллическую картину: я практически в объятиях магистра Лазавея. Почему почти? Да потому что на моей талии лежала одна его рука. Надо же, а я не помню, как она там оказалась. Значит, поцелуй бы мне магистр подарил, иначе бы оттолкнул.

Лазавей поспешил восстановить расстояние между нами, подошёл к Тшольке и поинтересовался, что она хотела.

Осунта напряжённо молчала, буравя меня взглядом. В нём читалась смесь удивления, презрения и злости.

Самодовольно улыбнулась в ответ и неспешно начала одеваться.

— Смотрю, у тебя гости, — процедила Тшольке.

— Да, Агния зашла по моей просьбе. Сейчас провожу её и вернусь.

— Зачем же она заходила? — похоже, Осунта вознамерилась прожечь во мне дыру. Ничего, пусть побесится: не любит её Лазавей.

— По делу, — кратко ответил магистр и нахмурился, перехватив наш молчаливый обмен взглядами. — Вот что, иди, присядь, я через четверть часа буду.

Тшольке нахмурилась и решительно шагнула ко мне и пристально глянула в глаза. Затем обернулась к Лазавею и демонстративно положила ему руки на плечи.

— Зачем провожать её, Эдвин? — голос Осунты полнился змеиным ядом, а пальцы нежно массировали шею магистра. Она тесно прижалась к нему и обиженно фыркнула: — Не маленькая, сама дорогу найдёт. Да и с каких это пор ты так заботишься о студентках? Совсем не бережёшь себя.

— Осунта, за окном ночь, далеко не лето, да и я её пригласил, а не Агния сама пришла, — Лазавей осторожно отстранил её, что-то шепнув на ухо. — Я быстро.

Тшольке нарочито медленно разделась и по-хозяйски поднялась наверх, открыто намекая на свой статус в доме. Я ответила пожиманием плеч и сладчайшей улыбкой. Так и подмывало сказать, кто похозяйничал у неё в спальне, но сдержалась.

Если улыбка, адресованная Осунте, сочилась женским превосходством, то на Лазавея глянула ласково, с обожанием, не забыв похлопать ресницами. Вздохнула и отвернулась, деланно изучая дверь.

Тшольке не выдержала, спустилась, схватила меня под локоть и вытолкнула на улицу, бросив опешившему Лазавею:

— Совсем забыла, что у меня есть дело к госпоже Выжге. С утра собиралась сказать, но из головы вылетело. Заодно и провожу её, раз Агния темноты боится.

— Куда тебя понесло без… — окончание вопроса заглушила хлопнувшая дверь.

Тшольке клещами вцепилась в руку, сжала так, что свело челюсти от боли. С перекошенным злобой лицом она глянула на меня и прошипела:

— Держись от него подальше!

— От кого? — я ударила её по запястью: не собиралась терпеть подобные вольности в обращении. И не легонько, а со всей силы, что возымело действие: Тшольке, ругнувшись, отступила.

Осунта поёжилась от холода — на улице-то не лето, а она без верхней одежды — и буркнула, сверкнув глазами:

— Дурочкой не прикидывайся. Он мой, поняла?

— Так вам и сказал? — дерзко осведомилась я. — Вы мне кто — госпожа, чтобы приказывать и распускать руки? Не забывайтесь, а то ректору пожалуюсь, а то и в суд подам.

— Рот закрой, дрянь! — пощёчина обожгла щёку.

Тшольке нависла надо мной, встряхнула и пообещала крупные неприятности, если близко подойду к Эвину Лазавею. В подтверждение своих слов, догадываясь, что простые угрозы я проигнорирую, легко и просто отшвырнула меня магией в снег.

Сгусток боли пульсировал где-то под рёбрами, будто мне со всей дури влепили ногой. Боевая магия, мать её! И ведь Осунте Тшольке ничего за это не будет.

— Доброй ночи! — сладко пропела Тшольке. — Дорогу сама найдёшь. А не найдёшь, то одной бездарью меньше.

Насладившись моим беспомощным видом, Осунта юркнула обратно в тепло дома.

Я лежала на снегу и смотрела на небо. Мысленно сто раз распяла хвостатую тварь, но, увы, в реальности мало что могла. Однако спускать выходку Тшольке не собиралась. Для мести много сил не надо, нужны мозги, а они-то как раз наличествуют.

Наконец, кряхтя, поднялась, осмотрела одежду и ещё раз помянула Осунту недобрым словом: она испортила новое платье. К счастью, это всего лишь грязь, но настроения не улучшало.

Что ж, раз Тшольке вышла на тропу войны, то и я тоже. Устрою вам весёлую ночку.

С косой ухмылкой отправилась собирать камни — побросаю через часик в окно. А до этого разукрашу дверь Осунты. Как там её прозвали — слипшаяся эльфийка? Чудесно, сейчас подпишем её домик, пусть все знают. Если получится, то ещё и дверь подпалю — ответ за боевую магию.

Впрочем, зачем мелочиться? Проникну внутрь и устрою какую-нибудь пакость.

Плохое приходит в голову быстро, особенно когда зла. Сдаётся, попадись мне сейчас демон, справилась бы.

Потирая ушибленные места, зашагала к дому Осунты. Скатала снежок и залепила им в окно спальни Тшольке. Булыжник, конечно, лучше подойдёт, но пока его в снегу откопаешь…

Сотворила светлячок, запустила его под крышу и начала упражняться в искусстве правописания. Выведенное снежками короткое слово смотрелось эффектно.

Так, теперь дверь. Посмотрим, что там с защитным контуром. Увы, Осунта Тшольке озаботилась его сменой и усилением, я долго возилась, но так ничего сделать не смогла. Неудивительно, с моими жалкими знаниями.

— Вам не стыдно?

Я вздрогнула, едва не активировав защиту. Так увлеклась, что не услышала шагов.

Лазавей с укором смотрел на меня. Это он ещё художеств на окне не видел, надеюсь, они до утра доживут — зря, что ли, старалась?

Стыдливо опустив глаза, промямлила что-то невразумительное, прикидывая, безопасно ли спрыгнуть с крыльца в сугроб: нормально спуститься магистр не позволит.

— И когда это вы научились защиту снимать, Агния Выжга? — Лазавей, видимо, заметив мой лихорадочно мечущийся взгляд, подошёл вплотную. — Или вы скрываете степень своих истинных возможностей?

— Я только одно заклинание знаю, — пробормотала я и вздохнула, приготовившись к порицанию.

— Что у вас с Осунтой произошло? — Зажёгшийся светлячок озарил моё лицо, когда как Лазавей предпочитал оставаться в тени.

— Ничего. Спасибо вам за чай, магистр Лазавей, и спокойной ночи. Что больше не буду, говорить не стану.

Магистр хмыкнул и перевёл взгляд на мою шубу и юбку. Нахмурился:

— Это Осунта?

— Что вы, я по дороге испачкалась, — рассказывать об угрозах Тшольке не собиралась. Это она ябедничает любовнику, я не стану, сама решу проблему.

— Агния, скажите-ка мне честно: олифу вы стащили? Из ревности?

Глотнув ртом воздух, тут же захлопнула его. Стало невыносимо жарко, я даже расстегнула шубу. То, что я стала пунцовой, мечтала оказаться возле Шкварша в любой позе, — и ежу понятно. Только, увы, не подарили мне Марра и Оликес крыльев, а демоны не настроили персональный портал.

— Агния, я никому не скажу, даю слово. Просто 'да' или 'нет'.

— Решайте сами! — зло выкрикнула я и решилась-таки спрыгнуть. Бегство виделось единственным выходом в подобной ситуации.

Лазавей оказался проворнее: перехватил меня и вернул обратно на крыльцо. Оказавшись в его объятиях, я забилась пойманной птицей, а потом затихла, стоило магистру лишь погладить по спине и прошептать: 'Ш-ш-ш!'. Сдаётся, ответ на вопрос уже не требовался.

— Давайте без смертоубийства и членовредительств? — я ощущала тепло его дыхания и растекалась топлёным маслом в руках Лазавея. — Не хватало ещё скандала. Хорошо, Агния?

Кивнула и, осмелев, прижалась к магистру.

Мы простояли так пару минут: я, уткнувшаяся в грудь Лазавею, и он, обнимавший меня, а потом магистр напомнил о том, что пора бы спать. Как и обещал, он проводил до Студенческого дома и на прощание строго-настрого запретил лазать по чужим жилищам.

Я кивнула и тайком усмехнулась: слово на окне Тшольке Лазавей не заметил. Месть удалась, да ещё в двойном размере: Осунта не удержала любовника в гнёздышке, значит, не так он ею дорожит. За чужими женщинами по ночам не бегают, только за теми, которые небезразличны.