— Милый, а я тебя спрашивала? Я тебя перед фактом поставила.

Хендрик остолбенел, уставился на меня, будто рыба — глаза такие же круглые. Я даже испугалась: вдруг воздухом захлебнётся, что я тогда делать буду?

— Агния, ты на солнышке перегрелась? Не больна, часом?

Нет, отмер. Подошёл, потрогал лоб.

— Да нет, только беременна. А солнышка три дня не видно.

Встала, чмокнула его в висок, и пошуровала в печке: я туда кашу томиться поставила, нужно взглянуть. Заодно подумаю, на какой кобыле к благоверному подъехать. Бой предстоит не шуточный: это тебе не лишнее платье купить! Лишнее, разумеется, с точки зрения Хендрика: любой женщине известно, что много платьев не бывает.

— Значит, грибочков объелась, — резюмировал Хендрик и по-хозяйски положил руку на живот. Его собственность… Понять бы ещё, нужна она ему или только так, потому что семья. — Сама подумай: через месяц уже ходить не сможешь.

— А что буду? Ползать? — безропотно позволила мужу завязать пояс выше, хотя мне жутко не нравились платья, кричащие: «Смотрите, я корова!». Что-то не проснулось во мне материнского инстинкта, особой любви к тому, что там, внутри. А оно, к слову, уже пиналось. Вчера так дало, что я в сердцах пообещала вылупить его после родов.

— Агния, не спорь. Ты сама прекрасно всё понимаешь, только признавать, что не права, не желаешь. Зачем тебе учёба, когда у тебя будет ребёнок?

— Угу, счастье материнства и всё такое, — пробурчала я. — Не спать ночами, кормить, поить, пеленать… Спасибо, мне рвоты за глаза хватило. Нет, скажи, чем я хуже тебя? Честно скажи: я дура?

— Иногда бываешь, — муж был оскорбительно честен. Нет, чтоб соврать-то!

Зашипев, пригрозила ему ухватом: получишь за такие слова, и буркнула:

— Я всё равно поеду. Если провалюсь, то провалюсь.

— Перед людьми не позорься, — Хендрик опять повысил голос. — Твоё место здесь.

— Когда это я собакой успела стать? Не знала, что ты у нас извращенец.

— Не моли чепухи!

Муж рявкнул так, что я вздрогнула и уронила ухват. Стра-ааа-шно! И глаза сверкают. Ясно, костьми ляжет, но не отпустит. Ещё мать мою привлечёт… Угу, и свою родню — она у него большая. Привяжут меня к кровати — и всё. Мне ведь либо сейчас, либо никогда. Когда землю из-за живота не видно, какие уж путешествия, ноги бы переставлять.

Потом подумала: а что, собственно, он мне сделает? Не ударит же. Запрёт? Будто я через окно не вылезу! Сколько раз лазала, и в этот исхитрюсь. Так что осыпался горсткой пепла весь твой ужас, муженёк.

— Хендрик, а Хендрик, ты меня любишь? — вкрадчиво поинтересовалась я.

Ой, не терпят мужчины этого вопроса! Сразу стушевался, притих. А я гну свою линию:

— Если любишь, то должен заботиться. Я из-за тебя волнуюсь, а мне вредно. Не хочешь одну отпускать, свези сам.

Нет, не свезёт. Снова в позу встал, насупился, завёл речь о помутнении рассудка у беременных, а после и вовсе велел компот сварить. Вот ведь гад!

— Зачем мне компот, я в Академию хочу.

— Хотеть не вредно. Делай уж, что у тебя хорошо выходит, а не в своё дело не лезь.

Не в своё дело, значит? Ничего, я упрямая, я и без твоего согласия уеду. Женщина — существо такое. Своеобразное.

Умом-то я всё решила, только язык продолжал словесную пикировку. Перво-наперво с прищуром поинтересовалось, какое такое моё дело:

— Просвети недалёкую деревенщину, а то так умру и не узнаю.

— Еду мне готовить, — Хендрик плюхнулся на стул. Спор его изрядно вымотал. А вот я нет, несмотря на жильца в животе, смотрелась живчиком.

— Тапочки носить, за почтой бегать, — съехидничала я. Несло меня жутко, хотелось отомстить за «дуру».

— Взрослая женщина, а ведёшь себя… Я твоим бредовым идеям потворствовать не стану.

— Я же твоим потворствую, — многозначительно хлопнула по животу. А что, его затея, его исполнение, я не при делах.

— Сравнила тоже! Это твой долг.

— Тебе, что ли? Не припомню долговой расписки. Да и хорошо тебе: ножки мне раздвинул, попыжился немного и слез, а я отдувайся.

— Агния, я тебя не слушаю. Ты не в себе.

— В себе — в себе, к соседям не уходила. Вот что, милый мой, заканчивай свою тиранию, а то я уйду.

— Да куда ты денешься…

Ах, вот как? Тогда сам себе компот вари и ужин готовь.

Молча вышла из кухни и громко хлопнула входной дверью.

Дома мне не союзники, посему буду искать их сама. И прямая дорога мне на постоялый двор. Может, найдётся добрая бескорыстная душа? Я особо не надеялась, потому что и сама абы кого с собой в путь не взяла. Да и абы с кем не поехала. Одно спасение — беременность. Оно же, впрочем, и препятствие. И не только на пути к знаниям, но и в столицу, посему лучше умолчать об этом пикантном моменте, а то будет тебе два «д» на всю оставшуюся жизнь.

Ноги сами принесли — нет, не к постоялому двору, а к трактиру, который содержала моя приятельница. Именно отсюда я частенько забирала муженька.

Мельком бросив взгляд на вывеску — сразу и не разберешь, что медведь, — толкнула дверь и вошла. Народец есть, но тихий, собой занят. Не чадят, перегаром не дышат.

Пока шла к стойке, окинула взглядом честную компанию на предмет нужного и полезного. Оно предательским образом пряталось и не желало признаваться. Что именно? Да купцы. Поди, разбери, кто из этих мужчин торговец!

Тут бы про то, что собралась выпить пива

Знаю, что нельзя, но когда очень хочется, можно. Хендрик сам виноват: нечего жене перечить.

Пиво оказалось вкусным, с густой пеной и запахом хмеля. Я с удовольствием потягивала из кружки, игнорируя неодобрительные взгляды Шорта. Его дело предупредить, моё — запретом пренебречь. Безусловно, расскажет мужу, но меня сейчас это как-то не волновало.

Пила в долг — нас тут знают, а денег я в переднике не ношу. Леший, я забыла передник снять! И расхаживаю в нём, как заморская княжна.

— Шорт, — вкрадчиво поинтересовалась я, — а тут столичных торговцев нету?

— А зачем тебе? — насторожился Шорт, буравя меня глазами.

— Любовника побогаче хочу найти, — брякнула я и мысленно хихикнула. Что, съел? И сказать нечего.

Шорт в гробовом молчании вытер кружки, а потом вновь вернулся к теме разговора. Понял наконец, что я пыталась остроумничать.

— Ну и шутница ты, Агния! Есть тут один… Тебе всё же для какой цели?

— Новости узнать. Есть бубновый интерес.

Человечка мне указали, и я поплелась к нему со своей кружкой. Она оказалась большевата для одного моего желудка, так что цедить предстояло до ночи. А ещё говорят, беременные едят за двоих! Не пьют точно, или там, внутри, девчонка.

— Вечер добрый!

Русалочья внешность и зелёные глаза сделали своё дело: на меня обратили внимание.

Я приветливо улыбнулась всем троим за столом и попросила разрешения сесть. Кокетливо поправила волосы и незаметно дёрнула за ленту, чтобы они густой волной рассыпались по плечам. Вот и фартук пригодился: есть, куда ленточку убрать.

Шорт снова осуждающе косится, но мне и дела нет.

Если тебя чем-то наделили, используй это для достижения цели. А то, что замужем… Я ведь скрывать не стану, но и колечко показывать не поспешу — всему своё время.

Эх, не нагулялась я в юности, повелась на всяких зелёноглазых… А, может, мне эльфийский принц судьбой был предназначен? Но, как говаривает моя тётушка, брак — не клеймо, всегда избавиться можно. Я Хендрика бросать, разумеется, не собиралась (пока, во всяком случае), но и в вековое ярмо впрягаться не желала.

— Добрый, краля. Ты чья ж такая будешь?

— Своя собственная. Сесть с вами разрешите?

Подвинулись, разрешили. Как бы теперь нужный разговор завести? Не в лоб же: «Хочу в столицу, а муж не пускает»? Тогда я точно Академии не увижу. И даже не как своих ушей: последние хоть в зеркале отражаются, для обзора доступны. Шорт за милую душу заложит муженьку. Хм, а ведь он и так заложит, надо бы его куда-то спровадить. Хоть бы отвлекло что, или клиент потянулся…