— Все решаемо, — ответила ему Светлана поразительно спокойным тоном, взяла смартфон и набрала какой-то номер: — Василий Кузьмич! Приветствую вас! Это Родионова. Ваше сегодняшнее выступление произвело на меня такое мощное вдохновляющее впечатление, что я еще не успела вернуться в офис, как у меня уже зародилась одна идея. Да, это насчет благоустройства парка. Да, конечно, в самое ближайшее время я предоставлю в комитет первые эскизы. До свидания!

— Света, ты все же решила согласиться? Но как же другие проекты?

— Как выяснилось, у меня нет выбора. Правда, идея, которая меня сегодня озарила, не подходит для выполнения той задачи, которую передо мной поставили в мэрии. Вряд ли тем, кто гуляет в парке, захочется остановиться около моей скульптурной композиции, чтобы отыскать среди множества масок ту, которую они каждодневно носят. Им нужен памятник, с которым они неплохо смотрелись бы в кадре, к глубокому самоанализу тарасовцы пока не готовы.

— Дорогая, я всегда знал, что ты гениальна, но я не перестаю удивляться, насколько. В Европе такая композиция будет востребована. — Родионов вдруг повернулся ко мне: — Евгения, надеюсь, вы понимаете, что не должны никому и никогда рассказывать обо всем, что касается Светиного творчества? Идеи стоят очень дорого.

«То есть о личной жизни его супруги, по его мнению, я могу болтать с друзьями на пикнике или со своей тетушкой перед телевизором, а вот о ее творческих планах — нигде и никогда?» — усмехнулась я про себя.

— Любая информация, касающаяся моих клиентов, не выходит за пределы моей черепной коробки, но я стараюсь ее не хранить там дольше, чем длится контракт.

Антон Михайлович удовлетворенно мотнул головой. Светлана Игоревна подошла к шкафу и достала оттуда тарелки, ножи и вилки для лазаньи. Оказывается, там была не только запасная одежда, но и посуда. Но где-то там, в недрах этого огромного дубового шкафа, определенно был спрятан скелет. Я прямо-таки чувствовала, как он, позвякивая своими костяшками, просится наружу, но Света пока не была готова к тому, чтобы предъявить его мне. Глядя на то, как она жадно набросилась на тетушкину лазанью, я думала о пицце. Если «Валенсия» действительно была приправлена ядом, то не только Светлана, но и я, и Антон, и Ника могли отравиться. Если Родионова скрывает, а я была почти уверена, что так и есть, от кого исходит угроза, то она подставляет не только себя, но и тех, кто ее окружает. Это очень неосмотрительно с ее стороны.

— Женя, передайте вашей родственнице, что я еще никогда не ела ничего подобного. Даже в ресторанах, где есть итальянская кухня, не умеют готовить такую нежную лазанью. Здесь все сошлось — и паста, и начинка, и соус.

— Спасибо, я передам ваши похвалы тете Миле.

— А это не будет слишком нагло с моей стороны, если я попрошу у вашей тетушки рецепт лазаньи? — спросила Светлана, и Антон с удивлением покосился на супругу.

— Ни в коем разе, — ответила я, подумав, что для человека, не умеющего готовить, начинать это занятие надо с блюд попроще, а не с лазаньи. Начинку она, может, еще и сможет сделать, а вот правильный соус приготовить непросто, я уж не говорю про самодельное тесто в виде широких полосок.

— Тогда передайте рецепт Серафиме, пусть она его освоит.

У Антона прямо-таки отлегло от сердца. Вероятно, Светину стряпню есть совсем невозможно. Для меня и домработница Родионовых готовила так себе. Я была почти уверена, что она не сможет даже по рецепту тети Милы приготовить съедобную лазанью, но возражать не стала.

— Хорошо, — кивнула я.

Подкрепившись, Родионова вспомнила о парнях в мастерской.

— Так, надо узнать, как там дела у Макса и Пети. Надеюсь, они уже все подготовили к отливке.

— Я спускался в мастерскую час назад, парни работают, — сказал Родионов.

— Пойдемте, Евгения, посмотрим, как там дела продвигаются. Только я вас очень прошу, больше не заламывайте здесь никому рук, — попросила моя клиентка.

— Я чего-то не знаю? — удивился Антон, и Света рассказала ему, что я приняла родителя ученика за возможного преступника.

Услышав пересказ недавних событий из уст своей клиентки, я поняла, что она не испугалась, когда Квитко неожиданно бросился к ней, хотя и не узнала его, пока он не назвался. У меня создалось впечатление, что она ждет нападок от конкретного человека, но не говорит никому: ни мне, ни мужу, от кого именно.

— Евгения, вы уж ведите впредь себя в этом здании как-то дружелюбнее, — попросил меня Родионов, — а то по городу пойдут ненужные слухи. Старайтесь поддерживать легенду о том, что вы летописец.

— Моя задача — обеспечивать безопасность Светланы Игоревны, — заметила я. — И еще, давайте что-то делать с черным ходом. Сколько его ни закрывай снаружи, он все равно оказывается открытым. Посторонние люди ходят через это здание, чтобы сократить путь к остановке. Это ненормально.

— Хорошо, — кивнул Родионов, — я распоряжусь установить вместо внутренней щеколды замок.

— И понадежнее, — попросила я.

По дороге в мастерскую Светлана позвонила какому-то Аркадию и сказала, что в ближайшие дни она будет отливать скульптуры. Я явно чего-то не понимала, потому что заказы, которые сейчас выполняла Родионова, должны были быть из мрамора. Она часто упоминала об этом в разговорах с мужем.

Когда мы зашли в мастерскую, мне сразу бросилось в глаза, что вокруг обеих статуй появились обрешетки. Я и раньше толком не могла разглядеть ваяния своей клиентки, а теперь и вовсе невозможно было понять, что это за скульптуры. Близко я к ним приближаться не стала, ведь Родионова не любила, когда посторонние смотрят на ее незавершенные работы. Возможно, ко мне это не относилось, но я все равно устроилась в кресле неподалеку от входа и стала наблюдать за тем, что происходит в глубине мастерской, со стороны, как и положено летописцу.

— Петр, а ты почему такой хмурый? — между делом поинтересовалась Светлана Игоревна. Значит, не мне одной показалось, что он не в себе.

— Бабушке опять плохо, — поведал Петя с самым сумрачным видом. — Лекарства закончились, надо новые покупать.

— Вот что, ты принеси мне рецепты, я куплю все, что нужно. Не найду в Тарасове, так закажу по Интернету.

— Светлана Игоревна, что бы я без вас делал? — Белокурый парнишка бросился целовать ей руки.

Эта сценка была какой-то театральной, казалось, что она игралась здесь уже не в первый раз. Во всяком случае, Макс смотрел на все происходящее с усмешкой и потихонечку отдалялся от своих коллег, приближаясь ко мне.

— Скучаешь? — спросил он.

— Наблюдаю, — ответила я.

— И как?

— Ты про скульптуры?

— Я про все здесь происходящее в целом и про скульптуры тоже.

— Есть кое-какие непонятки. Я думала, что отливают памятники из бронзы, а в мраморе их высекают. Видимо, я что-то не понимаю, — я попыталась влезть в неведомую для себя область бытия.

— Тут все просто, — Макс приобнял меня, — есть такой материал, как искусственный мрамор. Сначала ваяют статуи из воска, как эти.

— Значит, они все-таки из воска?

— Да, воск мягкий и не плавится при комнатной температуре. Потом вокруг восковой фигуры ставится опалубка, чем мы сегодня с Петькой и начали заниматься. Это, конечно, работа для первокурсников худучилища, но, — Макс сначала оглянулся на Родионову, той было не до нас, поскольку она утешала расплакавшегося Петра, затем наклонился ко мне и сказал полушепотом: — чего только для Роденовой не сделаешь. Она ведь мэтр!

— Понятно, — я потеряла всякий интерес к технологии изготовления скульптур из искусственного мрамора, мне гораздо интересней было, что происходит в центре мастерской. Создавалось впечатление, что Петя признается Светлане Игоревне в своих грехах, а она с легкостью их отпускает.

— Не обращай на них внимания, — махнул рукой Макс, догадавшись, что я заинтересовалась сценкой «отпущения грехов». — Такое происходит как минимум раз в неделю. Петька искусно тянет из Роденовой деньги, описывая, как страдает его бабуля без дорогостоящих лекарств. Видел я однажды эту старушку — кровь с молоком! Так вот, потом в эту опалубку мы будем заливать глиняную массу, а когда она затвердеет, это дня через два-три, мы снимем опалубку и будем вытапливать воск. Но это все не здесь, придется везти статуи в мастерские худучилища. А затем в глиняную форму будет заливаться мраморная смесь. Ее состав у каждого скульптора свой. Какой у Роденовой, даже мы с Петькой не знаем. Она хранит его в строжайшей тайне.