Несмотря на весь свой страх, Домнина рассмеялась и сказала, что не может догадаться.

– Проще простого – оно уравновесит само себя. Представь себе двух девочек, бегущих по лужайке, не глядя, куда они направляются. Столкнувшись, они остановятся. А вот отражения, если зеркала сделаны как следует, и расстояние между ними выверено точно, не встретятся, но разминутся. При этом света свечи или обычной звезды для достижения эффекта недостаточно, ибо это – всего лишь белый свет; беспорядочный, точно волны, расходящиеся от пригоршни камешков, брошенной маленькой девочкой в пруд с лилиями; иначе свет сей склонен был бы двигать свой источник вперед. Однако, если свет исходит из когерентного источника и отражен оптически идентичными зеркалами, ориентация волновых фронтов одинакова – поскольку все зеркала отражают одно и то же. В нашей вселенной ничто не может превысить скорость света, и потому этот свет, получив дополнительное ускорение, покидает ее и перемещается в другую, а там, замедляясь, возвращается обратно. Естественно, не в исходную точку.

Домнина снова взглянула на «рыбку».

– Так это – всего лишь отражение?

– Постепенно оно станет реальным существом – если мы не погасим светильник или не сместим зеркала. Отражение без отражающегося объекта не может существовать в нашем мире, и посему здесь перед нами просто появится новый объект».

– Гляди! – сказала Агия.

Тень тропических деревьев была столь густа, что пятна солнечного света на тропинке сверкали, словно расплавленное золото. Сощурившись, я попытался рассмотреть, что скрывалось за ослепительной завесой солнечных лучей впереди.

– Там дом, стоящий на сваях из желтого дерева, крытый пальмовыми листьями. Видишь?

Приглядевшись, я в самом деле увидел эту хижину – словно зеленые, желтые и черные пятна в одно мгновение срослись воедино, вылепив ее. Огромный мазок тени стал дверью, две косые черты – треугольной крышей. На крохотной веранде стоял, глядя в нашу сторону, человек в яркой, пестрой одежде. Я поспешил одернуть накидку.

– Не стоило, – сказала Агия. – Здесь это не имеет значения. Если жарко, можешь снять ее вовсе.

Я снял накидку и перекинул ее через левую руку. Стоявший на веранде в ужасе отвернулся и поспешил в хижину.

На веранду вела лесенка, сделанная из того же коленчатого дерева, что и стены хижины. Перекладины ее были привязаны к стойкам каким-то растительным волокном.

– Ты собираешься подняться туда? – неодобрительно спросила Агия.

– Почему бы нет? Смотреть – так смотреть, – отвечал я. – И, учитывая состояние твоего исподнего, тебе, надо полагать, лучше подняться первой.

Щеки Агии вспыхнули, что немало удивило меня.

– Что в нем особенного? Дом как дом; в старые времена в жарких землях таких было множество. Тебе очень скоро наскучит, поверь.

– Ну, тогда спустимся обратно и почти не потеряем времени.

Я ступил на лесенку. Вся конструкция прогнулась и угрожающе заскрипела, но я понимал, что в подобных местах, предназначенных для увеселения публики, настоящих опасностей никак не может быть. Агия последовала за мной.

Изнутри хижина оказалась не больше наших подземных камер, но на этом сходство и кончалось. В темницах все было массивным и прочным, любой еле различимый звук гулким эхом отражался от металлических стен; пол, гремевший под сапогами, не прогибался под тобою ни на волос, а потолок, казалось, просто не способен был обвалиться, однако, обвалившись однажды, сокрушил бы все.

Да, если, как говорят, у каждого из нас действительно где-нибудь имеется брат-близнец, только полностью противоположный, темный, если ты светел, и светлый, если ты темен, то эта хижина наверняка была таким антидвойником наших темниц. Во всех стенах, кроме фасада с распахнутой дверью, были проделаны окна, и на них не было ни решеток, ни ставней – вообще ничего подобного. Стены, пол и оконные рамы собраны были из тонких стволов желтого дерева, не распиленных на доски, и местами сквозь них лился солнечный свет снаружи, а оброненный на пол орихальк скорее всего провалился бы в одну из щелей и упал на землю. Потолка не было вовсе – лишь треугольное пространство под крышей, где были развешаны кастрюли и мешки с едой.

В углу сидела, читая вслух, женщина, у ног которой примостился совершенно нагой мужчина. Другой мужчина, которого мы видели на веранде, стоял у окна напротив двери и смотрел наружу. Он, видимо, знал о нашем появлении (если даже не видел, как мы приближались, то, несомненно, почувствовал, как содрогалась хижина, когда мы поднимались по лесенке), но изо всех сил старался не показывать этого. Когда мужчины поступают так, это легко определить по тому, как напряжена их спина.

– «И взошел он с равнин, – читала женщина, – на гору Нево, что против города того, и показал ему Господь все земли даже до самого западного моря. И сказал ему Господь: вот земля, о которой я клялся отцам твоим, говоря: „семени твоему дам ее“. Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь. И умер там он, и был погребен на долине…» Обнаженный у ног ее согласно кивнул.

– Вот так же и с нашими повелителями, Наставница. Дары свои спускают они с небес на кончике мизинца, но привязаны они и к большому пальцу. Стоит человеку принять их дар, выкопать ямку в полу хижины, спрятать его туда и покрыть циновкой, большой палец начинает тянуть. Дар поднимается из земли и скрывается в небе – только его и видели!

– Да нет же, Исангома… – нетерпеливо перебила его женщина, но другой мужчина, не отводя взгляда от окна, сказал:

– Подожди, Мари; растолкуешь после. Я хочу послушать, что он скажет.

– Вот у моего племянника, – продолжал обнаженный, – что принадлежит к собственному моему очагу, кончилась однажды рыба. Взял он тогда свою острогу, пошел к заводи, склонился над водой и замер так, точно превратился в дерево. – С этими словами обнаженный вскочил и занес руку над головой, словно собираясь пронзить стопу женщины невидимым копьем. – Долго-долго стоял он так; даже обезьяны перестали бояться его и вернулись к воде и принялись швырять в реку палки, эсперорн вылетел из гнезда неподалеку, и большая рыба выплыла из берлоги своей меж затонувших бревен. Мой племянник следил за тем, как она кружит у самого дна. И вот приблизилась рыба к поверхности. Только собрался он пронзить ее своим трезубцем – исчезла рыба из виду, а на месте ее появилась прекрасная женщина. Племянник подумал, что это рыбий царь, изменивший облик, чтобы его не пронзили острогой, но тут же снова увидел сквозь лицо женщины свою рыбу и понял, что женщина лишь отражается в воде. Он тут же взглянул вверх, но не увидел там ничего, кроме лиан и виноградных лоз. Женщина исчезла! – Обнаженный поднял взгляд вверх и с удивительным мастерством изобразил безмерное удивление рыбака. – Вечером пошел мой племянник к Гордому Богу и перерезал горло молодому ореодонту, говоря…

– Во имя Теоантропоса, долго мы еще здесь проторчим? – шепнула мне Агия. – Это может тянуться весь день!

– Сейчас, – шепнул я в ответ, – только осмотрю хижину как следует, и пойдем дальше.

– Могуществен наш Гордый Бог, да святятся имена его! Все, что найдешь под листвой, принадлежит ему, бури и ураганы приносят руки его, и яд не имеет власти убивать, если не прозвучит над ним проклятие Гордого!

– Не думаю, что нам интересны все эти хвалы в адрес твоего фетиша, Исангома, – сказала женщина. – Муж мой желает слышать твой рассказ – что ж, хорошо. Рассказывай, но избавь нас от своих ритуалов.

– Гордый защитит того, кто возносит ему моления! Разве не устыдится он, если умрет поклоняющийся ему?

– Исангома!

– Он напуган. Мари, – сказал человек у окна. – Разве ты не слышишь?

– Несть страха для тех, кто носит знак Гордого! Дыханье его – туман, укрывающий детенышей уакари от когтей дикой кошки!

– Робер, если уж ты не можешь ничего с этим поделать, не мешай мне! Замолчи, Исангома. Или уходи и больше никогда не возвращайся.