Самолюбие майора — офицера и коменданта дома, — которое от ночных возлияний приобрело особую чувствительность, было оскорблено не смыслом слов, а высокомерным тоном домохозяина. И он сказал:

— Боюсь, что вынужден буду причинить тебе целый ряд неприятностей. Начать хотя бы с того, что я прикажу немедленно удалить упомянутый предмет со двора с помощью органов внутреннего порядка, а тебя и владельца сего предмета привлеку к ответственности за противодействие… Ну-с?

— Тут, полагаю, возможны самые серьезные последствия с точки зрения права! — холодно парировал домовладелец и они обменялись с майором непреклонными взглядами; затем домовладелец, как бы смягчая ситуацию, допустил на лицо свое ироническую усмешку и пошутил:

— А теперь, пока ты оставляешь меня на свободе, я на всякий случай сбегаю!

— Не ссорьтесь! Умоляю! Прошу вас, господин майор, отведайте, чудодейственно возбуждает аппетит! — И артистка налила майору того самого желтого зелья, которым угощала обивщика мебели. Потом сказала правительственному советнику, все еще медлившему у столика, чтобы еще раз сцепиться: — д ты, дружок, иди уж на свое важное совещание! И не порть нам дела. Мы с господином майором как-нибудь сами договоримся.

— Ну и прекрасно! Будьте здоровы! — Его милость Фердинанд Гара на сей раз попрощался окончательно.

Ахи между тем буквально протолкнула Безимени мимо домохозяина со словами:

— Да иди же, иди! Они хотят выслушать тебя!

— Смотрите не поддавайтесь и не бойтесь, Янчи! — подбодрил обивщика и домовладелец. — Удаление вашей тележки — просто уголовное преступление, преступление противу частной собственности, то есть, по-венгерски говоря, грабеж и злоупотребление официальным положением.

— Но Дини! Ты сошел с ума! — подскочила на кушетке артистка. — Не принимайте этого всерьез, господин майор! Да иди же ты!

Майор с высокомерной улыбкой ответил только:

— Он может жестоко поплатиться за подобные речи! На что он надеется?

Домовладелец вызывающе громко захлопнул за собой дверь.

Стакан артистки звякнул о стакан майора, они выпили.

— Ну а вы, дражайший преступник! — обратил вдруг майор свое внимание на Безимени. — Вам-то есть ли смысл в случае чего в кутузку угодить из-за этой вашей тележки?

— Ох, что вы, господин майор! — ужаснулся Безимени. — Вот одно только… где мне ее держать, тележку-то? Куда отвезти? Ума не приложу. Разве что разбить ее да на растопку пустить…

— Ну, это уж оставьте напоследок! — шутливо возразил майор. — Но со двора тележку придется убрать.

— Господин майор! — вмешалась тут Ахи. — Этот молчун бессловесный даже за свою правду рта не раскроет! Обивщик мебели без тележки — ничто, он ведь живет ею! Да не он один — и Вици, и все окрестные бедняки, все братья нилашисты пользуются его тележкой. Позавчера господин окружной начальник дал ему два бесплатных билета в кино за то, что он членам нилашистской партии бесплатно уступает, когда им надо, свою тележку. А дворничиха что? Ведь это злыдня бессовестная, ей бы только покомандовать да покуражиться над бедным человеком!

— Пожалуй, она права! — кивнула майору и Вера Амурски. — В конце концов, и поленницы во дворе стоят, и бочки… только для тележки нет места.

Майор немного подумал. Потом взглянул на Безимени и искренне расхохотался.

— Послушайте, мастер, а ведь кого дамы так поддерживают, тот не пропадет! Чем это вы их приворожили? Хотел бы я у вас поучиться.

Безимени ответил на шутливые речи майора лишь нелепой гримасой. Он предпочел бы сейчас провалиться сквозь все четыре этажа, лишь бы не присутствовать на этом мучительном обсуждении.

— Янчи хороший парень, и дворничиха несправедливо все время подкапывает под него! — заявила артистка.

— А вы, голубушка, сдается мне, и вовсе горой стоите за Янчи! — улыбнулся майор, поглядев на Аги.

И вдруг Аги решительно затрещала:

— Почему бы мне не признаться вам, сударыня, и вам, господин майор, дворничиха да корчмарка все равно растрезвонили по дому, что Янчи жених мой; мы уже обручились и скоро заживем вместе!

— Вот как? Вот как? Ну-ну, желаю вам счастья! — хохотал майор. — Конечно, это никудышный свадебный подарок — помиловать и водворить обратно тележку, но все же примите его от меня. А я улажу это с Юлишкой официально.

— Спасибо! Благодарим вас! — одновременно воскликнули Безимени и Аги.

Все это время Безимени, замирая от ужаса, наблюдал за артисткой. Более того, его взгляд буквально прилип к ней, словно он не мог поверить в то, что артистка и после признания Аги улыбается им обоим так же безмятежно и ласково-одобрительно.

— А теперь пойдем! Наше дело улажено! Оставим господ в покое!

И Аги потащила Безимени из комнаты. Однако, ступив на мягкий персидский ковер передней, она снова подтолкнула его к двери, чтобы подслушать беседу второй пары.

— Есть у вас какой-нибудь новенький анекдот? Или уже и их не стало? — поинтересовалась артистка, взглянув на майора.

— О Черчилле слышали?

— Смотря какой!

— Господь бог призывает к себе его и Гитлера, потому что ему уже наскучило кровопролитие на земле… Слышали?

— Слышала. Превосходный! — засмеялась артистка, но тут же повернулась к майору и серьезно, в упор спросила, немного понизив голос:

— А теперь скажите, ведь вы военный, кадровый офицер: как вы расцениваете нынешнее положение? После всех сообщений с фронтов, после всех заявлений немецкого командования могут ли немцы еще выиграть войну?

— Видите ли, сударыня, мне бы полагалось высказаться только в оптимистическом духе, как теперь принято! — отозвался майор, и видно было, что осторожность заставила его забраковать эту фразу. — Одно точно: немцы еще очень сильны. Они способны тянуть войну до бесконечности. И как знать, может быть, вырвут договор с Соединенными Штатами…

— Как далеко это от первоначальной высокомерной самоуверенности Гитлера!

— Увы! — кивнул майор с кислой миной.

— А что слышно о чудо-оружии? — поинтересовалась Вера Амурски. Но майор лишь уныло махнул рукой, и она продолжала: — Ну, тогда я расскажу вам анекдот про чудо-оружие.

— Ну-ну!

— Такое оружие уже изобретено! Оно все разрешит и обеспечит немцам полную победу!

— Неужели! И что же это?…

— Пишущая машинка Геббельса. Она-то и есть чудо-оружие!.. Ну ладно! Еще немного этого божественного напитка! Скажите, разве он не божествен?

— Превосходен, право! Но после него я не смогу, кажется, стоять по стойке «смирно» на церемониале.

— Ну чуточку!

— Только совсем, совсем немножко!..

Артистка опять надела вдруг маску серьезности.

— Знаете, что я вам скажу? Легко этим великим политикам, за которыми стоят вон какие державы и сотни миллионов людей. Но истинно велики лишь государственные деятели таких маленьких стран, как Венгрия. Взять хотя бы Каллаи, уж как его не честили — и глупец, мол, он, и мошенник. А сейчас видите, как он держится! Венгрия стала пристанищем для иностранных беженцев. Да Черчилль попросту растерялся бы и задал реву, как сопливый мальчишка, там, где венгерские государственные мужи играючи выбираются из беды. Я знаю прелестный анекдот о Каллаи.

— Расскажите!

— Послы нейтральных стран вне себя, они хотят наконец как-то выяснить позиции венгерского правительства. И вот загоняют в угол Каллаи, премьер-министра. А Каллаи совершенно откровенно им заявляет: «Послушайте, я и Керестеш-Фишер, министр внутренних дел, — англофилы и прямо в том признаемся. Но я и Ременишнеллер, мой министр финансов, — германофилы…

Майор от души посмеялся над анекдотом. Потом, задумавшись чуть-чуть, проговорился:

— Что ж, нам, венграм, нелегко выкарабкаться из этой каши. Горький опыт говорит: сражаться немцы умеют, но зато и тонут потом до самого дна…

— Дини считает, что это случится со дня на день. Потому-то он так и заносится! — вставила артистка.