- Что? – спросила я.

- Ты проплыла канал.

- Да…

- С другим человеком.

- Да.

Он покачал головой.

- Больше ни разу не скажу, что сила людей озера в дреме на пляже. Что это было?

- Реакция на опасность, наверное, - я выжимала волосы. – Сразу в воду. И подальше, чтобы не поймали.

Он открыл рот, потом закрыл. Провел рукой по волосам. Он почти выглядел смущенно. Наконец, он кашлянул и сказал:

- Ты в порядке?

- Ты уже спрашивал.

- Да, и ты явно соврала. Как рука?

- Немного болит.

- Ясное дело. Я ее промою, но не здесь, - он встал на ноги. – Нужно сначала отплыть от людей Селено, - он протянул руку. Я обхватила его ладонь и встала, но он не отпустил. Его рот снова открылся, словно он пытался подобрать слова.

- Что? – спросила я.

Он отпустил мою руку, тряхнул головой и вернулся на место.

- Ты хорошо плаваешь.

- Конечно, - сказала я.

Он отвязал канат. Лиль ушел за палатку, и Ро повел нас подальше от деревьев. Я покачивалась на палубе, смотрела на спину Ро и думала, что он хотел сказать.

Джемма не выходила из палатки остаток дня. Я сидела на палубе, прислонившись к борту, с блокнотом на коленях. Пора было расспросить Лиля, и я держала решительно перо в руке. Но я устала от плавания в канале, ветерок был теплым, лодка покачивалась… и в следующий миг Ро сидел передо мной, сжимал мою руку и тихо звал по имени. Небо было розоватым. Кто-то свернул плащ и подложил мне под голову.

Кто-то. Точно не Джемма, да и Лиль вряд ли это сделал бы.

- Прости, что разбудил, - сказал Ро.

- Не разбудил, - прохрипела я. Горло было в иле, от меня воняло болотом. Я обхватила его ладонь и поднялась на ноги. Я, пошатываясь, прошла к дому. Джемма шагала перед Лиллем с опущенной головой.

Мне стало лучше после купания и в чистой одежде, на которой не было засохшей грязи. Поразительно, как чистота поднимает дух. С новыми силами я пошла искать Лиля с блокнотом в руке. Но его нигде не было – ни в лодке, ни на пристани, ни в столовой или на крыльце. Я нашла его у склада, его перо летало над пергаментом. Ро позвал меня на ужин.

- Он меня избегает, - сказала я возмущенно.

- Это приятнее всего, - сказал он, подставляя мне локоть.

- Но почему? – спросила я, беря его за руку. – Почему он не хочет поговорить?

- Потому что ты живой человек, который потребует его эмоций.

- Я не хочу болтать с ним. Я пытаюсь продумать соглашение с Ассамблеей, а у него есть нужная информация.

Ро вздохнул.

- Я скажу ему, когда он вернется. Он не послушает меня, но, если я буду ему докучать, может, он сдастся.

Нас этим вечером принимали Брассью, милые пожилые люди, которые скромно делали шляпы, а в тайне рассылали по водным путям товары Ассамблеи. Они взяли у нас прототипы поджигателей Лиля и пообещали доставить их народу, которых мы не могли встретить по пути. Они уговорили меня примерить дюжину шляпок, чтобы скрыть мои пострадавшие волосы. Они целый час прикрепляли кружева и шелк к полям, чтобы скрыть опаленные волосы за моим ухом. Я никогда не носила шляпы, кроме снежных дней, на моей голове всегда была корона, но было весело слушать их суету. Ро сидел в кресле в углу, рассеянно наигрывал на мандолине и улыбался мне, пока вокруг ходили хозяева дома. Его веселье было заразительным, и я склоняла послушно голову, пока дамы снимали мерки. Я улыбалась полу.

Следующим утром я оставила блокнот в сумке и спустилась. У Брассью не было слуг, и мне не нужно было объяснять кому-то, почему я сидела у окна с видом на реку. Я опоздала, Ро уже зажег пои, когда я села на диван и отодвинула шторы. Я смотрела, как он начинал с медленных арок по сторонам от тела. На пристани были бреши между досками, и я видела отражение огня на поверхности реки. Что-то в этом было для меня особенно прекрасным, и он ступал по пристани, а казалось, что он шел по сияющим углям.

Часть меня ощущала себя глупо. Я видела, как Кольм вскидывает брови, слышала едкие слова Арлена. Я ощущала тычок локтя Мэй ребрами. Но мне было все равно. Все те случаи в жизни, когда я плакала или смеялась из-за пустяка, всегда были тщательно скрыты от других глаз. Те моменты помогали мне держаться в споре с советом. Они помогали мне сохранять разум, когда я выражала сочувствие семьям. Тихая радость от выступлений Ро помогала мне держаться, если разговор затрагивал Селено. Я прогнала глупости, уперла подбородок в руку, следила за изящными движениями огня Ро над рекой.

Я наблюдала, пока солнце не нагрело воду, пока он не погасил пои. Он убрал их в сумку, и я ушла в комнату. Я сложила вещи в сундук, спрятала и шляпку с перьями и кружевом, которую мне подарили Брассью. Я расчесала волосы, коснулась обожженных за ухом. Те пряди выглядели ужасно, но я не могла себя заставить остричь их. Я упрямилась, мои волосы всегда были длинными. Я была худой и долговязой, и волосы были одной из немногих черт, что я считала красивой. И это было модно. Я любила носить их распущенными или изящно заплетать. Мне нравилось украшать их заколками с жемчугом и серебряными гребнями. И я не могла вот так этого себя лишить.

Я спрятала гребешок в сундук, в дверь постучали, и я открыла ее и увидела Ро с аптечкой под рукой.

- Утро, - сказал он. – Пора проверить ожог.

Я села в кресло у окна, и он сел на подставку для ног и отцепил край бинта на моей руке.

- Хорошо спалось? – спросил он.

- Да, спасибо. А тебе?

- Спал как камень, лягушки заглушали храп Лиля. Я говорил с ним, кстати, просил не показывать наш народ как надутых бук, а рассказать все тебе.

- И?

- О, он начал сухо рассказывать, как его карьера и репутация зависят от его нынешней работы, и что мир сможет подождать пару дней, пока он не закончит. Ему всегда нравилось представлять себя героем. Он, в принципе, таким и есть, - проворчал Ро. – Но это не значит, что он не мог бы хотя бы вести себя как человек. Я попробую уговорить его сегодня. Он не может тебя отгонять.

Он размотал бинт на моем запястье. Я вдохнула, когда бинты прилипли к одному из ожогов. Он подул на больное место, и жалить стало меньше.

- Прости, - сказал он. – Знаю, это больно.

- Не так плохо, - сказала я, кривясь, пока он убирал последние витки бинта.

- Вчерашнее все ухудшило, - он нежно придерживал мою руку за локоть и запястье, разглядывал кожу в волдырях в свете утра. – Заражения нет. Это хорошо. Я снова нанесу мед, но не бегай с ним всюду, как в первый день.

Я скривила губы, чтобы скрыть улыбку, пока он вытаскивал пробку из горшочка с медом. Его ладонь двигалась в свете, я заметила старый след ожога на его руке.

- У тебя шрам от ожога, - сказала я.

- Где?

- На руке. На большом пальце. Откуда это?

- О, точно, - он посмотрел туда. – Это старый. И он двойной. Два в один день, - он повернул правое запястье, где другое светлое пятно выделялось на его темной коже. – Разбивание брусков.

- Что?

- Железные бруски, куски железа из печи нужно разбивать топорами, пока они раскаленные, чтобы избавить от мусора. Кусочки отлетают часто. Повезло, что мне попало по руке. Многие слепли наполовину, когда попадало им в глаз. Ох, болит это ужасно, и это нужно перевязать. А позже тем вечером я крутил пои, сбился и ударился своим же инструментом, - он повернул левую руку и посмотрел на шрам на большом пальце.

- Ох.

Он склонился над моей рукой.

- Бывает хуже.

- Это ты делал на заводе?

- Порой. Я работал у печи и помогал всюду, когда были нужны дополнительные руки.

- Это было на ручье Темпер? В городе, который ты не хотел проплывать?

- Да. Посреди ничего.

- Как ты стал дипломатом Ассамблеи шести? – спросила я.

- О, хороший вопрос, - он кашлянул. – Если вкратце, я помогал Лилю с его приборами. Ассамблея хотела его навыки, и я попал к ним как бонус.