— Почему бы не изменить курс на обратный? — Предложил Карпов. — На данный момент каждую группу отделяет от нас более 100 миль. Это значительное преимущество, учитывая, что после завершения процедуры мы снова сможем дать тридцать два узла.

— Это будет означать, что нам снова придется пройти Торресов пролив. И, вероятно, наше собственное минное поле все еще там, — Федоров явно не был в восторге от этой идеи.

— Надеюсь, японцы не окажутся достаточно любопытны, чтобы наложить руки на эти мины, — сказал адмирал.

— Дело в другом, товарищ адмирал. В операции по захвату Дарвина принимала участие тяжелая группа огневой поддержки. Николину удалось установить по перехватам австралийских переговоров, что это линкоры «Муцу» и «Нагато», которые сейчас движутся на восток от Дарвина. «Муцу» входит в состав 1-й линейной дивизии, базирующейся на Труке. Эти корабли могут возвращаться через Коралловое море, и, хотя они тихоходны, они легко перекроют Торресов пролив. Тогда нам предстоит другой бой, и притом с двумя линкорами.

— Не слишком заманчиво, — сказал Вольский.

— Тогда что насчет северного направдения? — Предложил Карпов. — Крейсеры, с которыми мы столкнулись ранее, останутся далеко на юге. Это означает, что нас сможет перехватить только группу «Ямато». Это может улучшить наши шансы.

— Верно, — сказал Федоров. — Но тогда нам придется пройти между Милн-Бэй и архипелагом Луизиады в Соломоново море. Дальнейший путь на север будет блокирован Барьером Бисмарка и крупной японской базой в Рабауле. У нас на хвосте будет «Ямато», одновременно мы будем подвержены атакам авиации сухопутного базирования и даже подводных лодок. Идти на север очень опасно. Это самое сердце основного оборонительного периметра японцев.

— Какова вероятность, что обе группы перехватят нас, если мы продолжим движение на юго-восток?

— Очень высока, — сказал Федоров без тени сомнения. — Просчитанные курсы на планшете. Могу заверить, что нам придется вступить в бой, если мы продолжим следовать этим курсом.

— Тогда я предлагаю снова запустить нашу машину времени, — сказал адмирал Вольский. — Предположим, что мы повернем на северо-запад на десяти узлах, и Добрынин начнет процедуру. Как скоро они на догонят?

Федоров коснулся экрана, вводя некоторые данные, а затем вывел просчитанный курс.

— Процедура займет не менее двух часов. В прошлый раз результаты были обнадеживающими. Эффект сработал почти мгновенно, но нет никакой гарантии, что это случиться снова. Поэтому, предполагая худший вариант… Мы следуем на десяти узлах два часа, затем развиваем полный ход. «Ямато» приблизиться к нас на тридцать четыре мили за эти два часа, но затем разрыв начнет увеличиваться на пять миль каждый час. Если они окажутся проворны и быстро установят наш новый курс, пройдет четыре часа, возможно, пять прежде, чем мы столкнемся с «Муцу» и «Нагато», идущими от Торресова пролива. Затем все. Если мы не переместимся во времени до этого момента, мы столкнумся как с преследующими нас группами, так и с «Муцу» и «Нагато» в юго-западу от Порт-Морсби.

— А если мы продолжим следовать нынешним курсом?

— Тогда они отрежут нас быстрее. Через три часа, в крайнем случае, четыре.

Вольский задумался.

— Более чем достаточно для процедуры. Это займет около двух часов, если не возникнет никаких осложнений.

— Есть еще один вариант, — сказал Карпов, глядя на ситуацию с позиции того, что их в любом случае ожидал бой. — Начать процедуру немедленно, повернул на юго-юго-запад. Это уведет нас от более медлительной группы «Ямато». Вторая группа — всего три крейсера. Мы сможем отбиться от них тем, что еще осталось в пусковых.

— А авианосцы? — Напомнил Вольский.

— Мы сможем отбиться от пятнадцати самолетов, если это все, что у них осталось. Наши ЗРАК превосходны, но имеют небольшую дальность. Кроме того, у нас осталась одна ракета комплекса С-300.

— Если мы направимся к авианосцам, они занервничают, — сказал Федоров. — Если японцы сильно пострадали от американцев, они сделают все возможное, чтобы защитить свои последние авианосцы. Группу Хары все еще сопровождают два крейсера и десять эсминцев, и мы должны будем предполагать, что они атакуют со всей силы. Для артиллерийских установок будет очень много работы. И некоторые из них все же смогут оказаться достаточно близко для пуска торпед, если мы не станем использовать оставшиеся ПКР.

— Северо-западное направление привлекает меня больше, — сказал Вольский. — Между нами и Новой Гвинеей остается еще много морского пространства. Если мы повернем на север и немедленно начнем процедуру, то сможем свободно маневрировать. Нам не нужно будет идти в Соломоново море. Мы просто сможем направиться на восток, а затем на юго-восток в южную часть Тихого океана. Возражения?

Это был вариант, дававший им наибольший запас времени, поэтому и Федоров и Карпов согласились. Решение было принято. Корабль повернул на новый курс — строго на север.

Добрынин получил приказ, покачал головой, и повернулся к дежурной вахте.

— Начать процедуру проверки стержня, — спокойно сказал он. — Стержень номер семь.

— Товарищ капитан-лейтенант? Мы выполнили обслуживание стержня номер восемь несколько часов назад. Разве следующая процедура не через двенадцать суток?

— Очень точное замечание, Гарин, но прошу без вопросов. Начать вывод стержня номер семь немедленно. Приказ командира. Внимательно следите за температурой.

Он подошел к посту Козлова и постучал пальцем по монитору.

— Козлов, следите за уровнем быстрых нейтронов. Начинаем через пять минут. Включить запись параметров.

В основе работы ядерной энергетической установки «Кирова» лежал тонкий баланс реакции деления, стремившейся к экспоненциальному росту и сдерживаемый посредством введения в активную зону стержней из материалов, поглощающих лишние нейтроны, испускаемые при реакции. Главным показателем была температура реактора. Она должна была удерживаться в узком диапазоне посредством стержней управления и поступающей в каналы активной зоны тщательно очищенной и деионизированной воды. Вода постоянно циркулировала через активную зону, поглощая тепло и тем самым нагреваясь, после чего поступала в теплообменник, где проходя через набор U-образных трубок нагревала воду второго контура. Эта вода закипала, превращаясь в пар, который и приводил в движение турбины «Кирова». Фактически, реактор представлял собой огромную пароварку, в которой температура и давление были критическими показателями.

Вывод одного из стержней управления естественным образом увеличил бы скорость реакции деления, поэтому сначала в зону должен был быть введет запасной стержень номер двадцать пять. В этот момент температура опускалась настолько, что выходная мощность становилась весьма ограниченной, и корабль мог развивать не более трети максимального хода. Как введение стержня номер двадцать пять, так и вывод стержня номер семь должны были производиться медленно и осторожно. Эффект одного стержня увеличивался, другого падал, поддерживая реакцию на постоянном уровне. Ошибки могли привести к катастрофическим последствиям.

Добрынин расположился в своем кресле, закрыл глаза и начал вслушиваться в работу аппаратуры, с которой работал столько лет. Звук реакции по-прежнему напоминал ему мелодию. Он узнавал каждую ноту, каждую каденцию, ритм, слушая хорошо натренированными ушами ядерную симфонию.

А некоторое время спустя он услышал это — странную ноту в партитуре, напоминавшую флейту, заигравшую сама по себе в момент вступления кларнета. Звук гармонировал с обшей мелодией, но явно не был введен дирижером.

Началось, подумал он. В системе было что-то — в охлаждающем контуре или, возможно, в стержне номер 25. Этот стержень был единственным общим элементом во всех этих странных показаниях. Он сосредоточился на своенравных нотах странного солиста, затесавшегося в оркестр.

— Гарин, я полагаю, вы фиксируете слабый нейтронный поток?