1.

«Щука»-паровоз по мудрому правилу «тише едешь, дальше будешь» неторопливо, но почти безостановочно тащит эшелон на юг.

На юг!.. На юг!.. — выстукивают на стыках изношенных рельсов старенькие двухоски. Вечные путешественницы, они прямо-таки захлебываются в восторге от того, что едут на юг, а не в другом каком-либо направлении.

Но что такое «юг», товарищи читатели? Автор склонен расценивать юг как весьма относительное, даже спорное понятие. Вот я, автор, сижу на своем рабочем месте. Письменный стол стоит севернее моего стула. Для того, чтобы взять ручку, я протягиваю руку в сторону острова Шпицберген. За телефонной трубкой мне приходится тянуться на северо-восток. Протянув руку несколько дальше, я мог бы ухватиться за мыс Святой Нос. И если я воздерживаюсь от соблазнительной возможности сделать это, то отнюдь не из уважения к его святости, а потому, что у меня руки коротки. Сзади моего стула аппетитно плещется Черное море, но для водных процедур я пользуюсь более скромным водоемом — ванной. Не то чтобы я пренебрегал солнечным Черноморьем, но уж очень велика разница между семью метрами и семьюстами километрами пути!

Но что говорить об авторе, который бережно донашивает шестую по счету пару железных ботинок, отпущенных ему скупердяйкой-судьбой. Гораздо интереснее узнать, как представляют себе юг три пассажира библиотечного вагона.

У Тоси было свое собственное оригинальное, но совершенно определенное представление о юге. По ее глубокому убеждению, он весь целиком вместе со всей его романтикой умещался в штабном вагоне, двигавшемся впереди нее. С каждой секундой она приближалась к нему, но противный юг удирал с точно такой же скоростью! Это было так обидно, что в конце длинного перегона до Холмогор она не утерпела и немножко поплакала.

Ванька, человек образованный, начитанный, к тому же не ослепленный любовью, имел о юге более солидные представления. Года полтора назад, добираясь до Архангельска, он уже побывал на юге — в Тюмени, Перми, Вятке и Вологде, но ему в то время было не до географии, и он не успел рассмотреть эти тропики. Теперь же, когда стояла великолепная июньская погода и в его распоряжении была широко раскрытая вагонная дверь, он ни на минуту не отходил от нее, боясь прозевать какую-нибудь характерную примету юга.

Увы, вокруг вагона в дружном хороводе кружились давнишние его приятельницы — березки, елки и осинки. До Холмогор с этим еще можно было мириться, но когда выяснилось, что березово-елочный хоровод намерен сопровождать его и дальше. Ванька был разочарован. Начинало смеркаться (настоящей южной ночи не было и здесь!), а он так и не обнаружил ни баобабов, ни пальмовых рощ, ни караванов верблюдов. В сумерках, когда даже Ванькины глаза стали утрачивать зоркость, ему показалось, что на одной из сосен шевелится что-то живое, похожее на обезьяну, но, приблизившись, обезьяна уменьшилась в росте и превратилась в обыкновенную белку. Пара замеченных попугаев в какую-нибудь секунду обернулась в двух нахальных длиннохвостых сорок. Юг упрямо не хотел начинаться!

Кончилось тем, что за разъяснением этой аномалии Ванька обратился к завбибу. Было странно, но вопрос «где начинается юг?» заставил того задуматься. Тем не менее, его ответ своей неопределенностью Ваньку удовлетворить не мог.

Завбиб объяснил:

— Видишь ли, Ваня, Москва много южнее Архангельска и даже Вологды, но и она не совсем еще юг. Юг южнее...

— Я и без тебя знаю, что юг на юге! —сердито ответил Ванька. — Но где?

Хотя завбиб и сражался на Южном фронте, но из всех особенностей юга ему запомнились только белые мазанки да мягкий певучий говор украинцев. Не мудрено, что трудный вопрос о северной границе юга он разрешил с точки зрения москвича, никогда не бывавшего южнее Даниловского монастыря.

— Юг начинается примерно на линии Малоярославец Серпухов—Коломна.

Такой ответ, сдобренный ссылкой на определенные географические пункты, возможно, на время успокоил бы Ваньку, но сам завбиб очень скоро осознал его порочность и имел мужество тут же опровергнуть самого себя. Из нового, на этот раз длинного объяснения вытекало, что «настоящего юга» не существовало совершенно! Двигаясь на юг, ничего не стоило пересечь любую параллель, будь то северный тропик, сам экватор или южный полярный круг. Для того, чтобы побывать на «настоящем юге», казалось бы, нужно было добраться до южного полюса, где в одной точке сходятся все меридианы, но... не тут-то было! Так как меридианы не что иное, как воображаемые линии, сам полюс является воображаемой, реально не существующей течкой. Даже ухитрившись на нее сесть, нельзя было сказать: «Вот теперь я на юге, южнее уже некуда», так как каждая клетка тела сидящего обязательно была бы расположена к северу от полюса...

У завбиба не было под руками такого необходимого пособия, как глобус, но Ванька прекрасно помнил карту земных полушарий, заключенных в тюремную (к счастью для человечества, лишь воображаемую) решетку меридианов и параллелей. Поэтому после двух-трех дополнительных вопросов он смекнул, в чем дело.

— Если настоящего юга нет, то и настоящего севера тоже нет!.. Хорошо, завбиб, что мы в тот раз не стали на «Георгия Седова» проситься! На хрен нам нужна воображаемая точка?

Хотя Тося слышала весь этот разговор, но никакого интереса к нему не проявила. Она незыблемо верила в существование настоящего юга. Это была не какая-то воображаемая точка, а чернобровый добрый молодец, ехавший впереди нее в штабном вагоне!

Оживилась она только тогда, когда Ванька завел небезынтересный для нее разговор о ближайших планах клубной работы. Режиссер драмкружка был вдохновлен мыслью ознаменовать новоселье полка постановкой «Великого коммунара», причем Ванька всеми способами отбрыкивался от выпавшей на его долю голубоватой роли молодой королевы. Свой отказ от участия в спектакле он прикрывал хитроумным политическим доводом, что ему, комсомольцу, не подобает «изображать монархию». Настоящая же причина была другая: внешне выигрышная роль требовала показного добронравия, а таковое после трудных ролей степенной купеческой дочери и медлительно-таинственной «женщины в черном» стало для него невыносимо. Если бы автор пьесы разрешил королеве хоть раз перепрыгнуть через собачью будку, тогда, конечно, дело иное... Как бы то ни было, Ванька вслух заявил, что охотно уступил бы эту прекрасную роль Тосе. Ссылаясь на свою неопытность, Тося протестовала, но тогда в разговор вмешался завбиб, авторитетно определивший, что из Тоси с ее волосами, увенчанными короной, должна получиться весьма импозантная молодая королева.

Спорить сразу с двумя Тося, конечно, долго не могла и изъявила согласие «попробовать», хотя она и «уверена, что ничего не получится».

После того как соглашение было достигнуто, по просьбе завбиба Тося спела (вполголоса, чтобы не привлечь внимание военкома) несколько песен и даже один романс. При этом ни сама исполнительница, ни очарованные пением слушатели не заметили, как она скользя по шкале «крещендо», добралась до «форте», как того, по ее мнению, требовала лирическая концовка романса.

2.

За порядок в эшелоне отвечал его начальник, но это, конечно, вовсе не означало, что дело обходится без активного вмешательства военкома.

Ветераны гражданской войны хорошо помнят, какое количество чрезвычайных происшествий было разбросано на путях следования частей молодой Красной Армии. Еще в самом Архангельске от эшелона отстали два молодых, только что мобилизованных бойца седьмой роты. В Холмогорах на небольшом пристанционном базаре патруль задержал штабного писаря, менявшего казенные ватные штаны на два стакана меда. На перегоне едва не свалился со ступенек вагона лекпом околотка, сумевший найти доступ к бутыли со спиртом.