Нигде не видно было огней. Лишь в одном из домов, что был по соседству с избой Пантелеихи, в окнах горел слабый желтовато-зелёный, призрачный какой-то свет.
Я вспомнил, что днём Алёна вскользь упомянула о какой-то «ведьмячке», что жила здесь, и поинтересовался у Алёны с напускной сердитостью:
– А почему это в этом доме горит свет? Кто это не пошёл к нам в гости?
– Ведьма тут живёт, – как-то по-будничному, безо всякой острастки ответила она. – Она ни к кому в гости не ходит.
– Почему ведьма? – удивился я.
– Потому что ведьма, самая натуральная, – всё также спокойно и невозмутимо ответила Алёна.
Её ответ меня озадачил и в то же время вдруг заинтриговал.
– Разве такое бывает? – удивился я наиграно.
– Бывает, – подтвердила Алёна: было видно, что говорить ей на эту тему просто неинтересно.
– Хм-м, ни разу не встречал. … И как к этому относятся жители деревни?
– Да никак… Живут себе. Её никто не трогает. И она никого не трогает… Правда, случается иногда… А-а-а, – девушка махнула рукой.
Она замолчала, и я не стал больше её спрашивать, зато заметил, что незаметно, за разговорами, мы, оказывается, прошли всю деревеньку и оказались на горбатом мосту над речкой.
Где-то внизу, в темноте, иногда поплёскиваясь и так напоминая о себе, изредка прорезая тихим журчанием тишину космоса, струилась вода. Звёздное небо не отражалось в ней, потому что река была своенравна, мелководна и бурлива. От мысли, что кругом, по обе стороны дороги простираются заболоченные низины, а там, дальше по насыпи, высится густой, непролазный лес, вперившийся верхушками своих низкорослых, кряжистых, тяжело и неохотно поднимающихся от земли деревьев в звёздную пустоту низкого неба, мне вдруг сделалось как-то неспокойно, нехорошо на душе. Места вокруг были по-настоящему дикие, неуютные, необузданные. Какой-то первородный, враждебный человеческой природе, звериный дикий дух таился в спокойствии этой непроглядной ночи.
У меня по всему телу загуляли тучные стада крупных мурашек.
– Как вы тут живёте? – поёживаясь от холодка жути, поползшего по моей спине, спросил я у девушки.
– Да так вот и живём, – вздохнула она где-то рядом в темноте, словно бы угадав мои мысли. – Я-то тут родилась, и мне всё здесь привычно. Да и другим. … Вообще, у нас приезжих нет. Все только уезжают.
Я опёрся на жердяные перила моста, которые тут же заскрипели. Алёна последовала моему примеру. Перила заскрипели ещё сильнее, угрожая не выдержать нашего веса.
– Рухнем? – поинтересовался я у девушки.
– Не рухнем, – невозмутимо ответила она.
– Чего? – заинтересовался я её уверенностью.
– Мне так кажется…
Я придвинулся ближе к Алёне и ощутил тепло её тела.
Воздух кругом был уже прохладен, и один за другим вокруг нас стали собираться комары, всё чаще с наглым писком пролетая мимо уха.
Я осторожно положил руку на бедро девушки, обняв её. Я не видел её, и она молчала во тьме.
Пребывая в волнении, я продолжил своё наступление и попытался поцеловать её. Но Алёна опередила меня, на полпути остановив мои губы своей ладошкой.
– Не надо.
– Почему?
– Просто не надо, и всё, – она замялась. – Потому что я знаю…
– Что знаешь?
– Что бывает потом.
– А что бывает потом? – я попытался сломить её сопротивление.
– Ничего.
– Ну, а если ты мне нравишься?
– Ну, и что? С каждым, кто тебе нравиться, не будешь же целоваться?!
– Но ты ведь не каждая!
– Да отстань ты! Не хочу я! – повысила голос девушка, и сопротивление её стало настойчивее. – Не хо-чу!!!
Я отпрянул от неё, убеждённый последним возгласом, распоровшим девственную тишину ночи, в тщетности своих намерений. Некоторое время мы стояли молча, потом Алёна заговорила.
– А вот интересно, сколько сейчас времени?
– Да где-то уж за полночь, – прикинул я.
– Тогда пойдём, – предложила она.
– Куда?
– Пойдём, я тебе кое-что покажу.
Она взяла меня за руку и потянула с мостика прочь от деревни, к лесу.
– Куда это мы? – озадаченно и настороженно поинтересовался я.
– Не спрашивай! Сам всё сейчас увидишь.
Мне стало любопытно и страшно. Жуть непривычной, непроглядной темени, в которую вдруг увлекла меня девчонка, пугала меня всё сильней.
– Но куда это мы?! Там же лес! – поинтересовался я, как бы пытаясь образумить свою спутницу.
– Нам туда и надо…
Мы приближались к лесу, верхушки деревьев которого вонзились в серебристую россыпь небес чёрными, зловещими стрелами, и всё больше поглощали её. На болоте то и дело, как мне показалось теперь, стали появляться огоньки, мерцающие голубым и зелёным. Вскоре почти всё небо над нами заслонили собой тёмные силуэты деревьев на опушке дремучего леса, но Алёна, не переставая, всё тянула меня за руку куда-то вперёд, в самую чащобу, и я невольно позавидовал тем отваге и храбрости, с которыми она направлялась в непроглядную тьму, волоча меня следом.
У самого края леса мы свернули направо. Видимо здесь была дорога, на которую я не обратил внимания утром. Вскоре впереди, в кромешной темноте, замаячили какие-то огоньки. И я понял, что свет этот идёт из какого-то здания, стоящего в непролазной чаще леса, где вокруг, наверное, множество всякого дикого зверья: непонятно кому и зачем понадобилось его здесь строить.
Из тьмы возникло приземистое длинное строение со множеством небольших квадратных окошечек. Мы подошли к одному из них. Алёна заглянула внутрь, а потом уступила место мне:
– Смотри!
Сквозь помутневшее стекло я увидел стойло, в котором было несколько лошадей. На посыпанном соломой полу стоял тяжёлый массивный табурет, почерневший от старости. На нём кто-то сидел. Не сразу понял я, что это женщина. Возраст её трудно было определить. Сперва мне показалось, что это какая-то седая старуха, но потом я увидел, что женщина довольно молода. Рядом с ней сидела крупная собака, но вглядевшись, я ужаснулся, признав в ней волка.
Лошади смирно стояли в загонах. А женщина сидела, низко склонившись вперёд, так, что её длинные чёрные волосы, отдающие, правда, сединой, упали вперёд и закрыли лицо.
– Что это?! – спросил я у Алёны, отпрянув от окошка и непроизвольно перейдя на шепот.
– Конюшня, – также, шепотом, ответила мне она.
– А кто там сидит?
– Соседка твоя…
– Какая соседка?
– Ведьмячка.
– Ведьмячка?.. Так у неё же дома свет горит!
Девушка только пожала плечами.
– А чего это она здесь делает? – изумился я.
– Я же говорю – ведьмячка. С ней лучше не связываться. Да с ней никто и не связывается…
Мы вместе припали к окну.
Женщина продолжала сидеть всё так же, низко склонив голову. Было видно, что она что-то делает внизу руками. Собака-волк сидела напротив, преданно уставившись на хозяйку.
– Что она тут делает? – мне стало любопытно.
– Не знаю, – неуверенно произнесла девушка.
– Но ведь ты знала, что она здесь?!.. Раз привела меня сюда, значит, знала, и не в первый раз, видать, за ней подглядываешь!
– Знала-знала! – возразила девушка. – Да в деревне все знают, что она сюда хаживает. Её даже сторожем определили. Наверное, чтобы не так страшно было!
– Кому страшно?
– Всем. Ведь так не ясно, чего она сюда шастает. От того и страшно. А сторожем назначили – оно вроде бы и понятно, за каким чёртом, и что ей здесь по ночам нужно. Взрослые вроде бы, пожилые люди, а хуже детей: глаза ладошками закрыли и думают, что всё: страхи разбежались, а их самих не видно, – спрятались. Но ведь всё не так! Как было всё, так и есть!.. Ой, смотри!..
Алёна схватилась одной рукой за меня, другою за рот, и в отсвете из окна я увидел её глаза, полные ужаса. Я тут же глянул в окно и увидел завораживающую своим ужасом картину.
«Ведьмячка» уже не сидела на табурете, а приплясывала и кружилась вокруг него, разбросав в стороны руки. Широкие рукава её одежды развевались, как чёрные крылья птицы, взлетали вверх и опускались вниз, трепетали при резких взмахах и движениях. Казалось, что она действительно сейчас превратится в огромную чёрную птицу и полетит. Взовьётся в воздух и вылетит прочь из конюшни.