Он погиб в день своего ангела, на память святого Феодора Стратилата, после того, как послужил и помолился со всеми своими прихожанами, которые пришли его поздравить, и причастился Святых Христовых Таин. Нам неизвестен Промысл Божий о нем. Просто Господь решил по причине его готовности, христианской спелости изъять отца Феодора из нашей среды, чтобы он жизнь свою продолжил на Небесах.

С отцом Феодором нас связывает очень недолгая дружба. Короткой я ее называю, несмотря на то что во времени она измеряется почти половиной его жизни. Наша дружба коротка не числом лет, просто я не успел ею насытиться.

…Моя мама всю жизнь ходила в Елоховский собор, естественно, и меня с детских лет водила туда. Повзрослев, я остался прихожанином этого храма и там впервые увидел красивого юношу, появившегося в составе иподиаконов Святейшего Патриарха Пимена в начале 80-х годов. Все в нем было красиво: на нем был замечательный стихарь патриаршего иподиакона, все его движения были выверенными, такими церковными, красивыми. В то же время ему были присущи скромность, сосредоточенность и какая-то особенная молитвенность в лице. Мне самому с детства хотелось участвовать в богослужениях, поэтому я с особенным вниманием смотрел на него. Я принял его в свое сердце уже тогда, как и многих других иподиаконов.

Имени его я тогда не знал, но скоро мы познакомились в стенах Московских духовных школ.

Наша студенческая обитель очень нас сблизила. Мы прекрасно друг друга знали, ходили по одним коридорам, учились в одних аудиториях, жили в одних спальнях, питались в одной столовой, молились в одном храме. До семинарии я учился в медицинском институте, где атмосфера была совершенно иной, поэтому для меня жизнь в лавре была нескончаемым праздником. Здесь никто не курил, не ругался скверными словами, никто не сорил, не вел себя вызывающе, здесь просто люди любили друг друга, относились действительно по-братски друг к другу. И, самое главное, я наслаждался возможностью открыто исповедовать свою веру. Радость эту со мной разделяли мои товарищи. Мы жили настоящей семьей. Я был единственным ребенком у мамы и воспитывался без отца, может быть, поэтому ко всем ребятам относился с особым чувством, они мне были очень дороги.

Мы никогда не смотрели на Федора с завистью. Он не давал для этого повода, хотя и был ближайшим иподиаконом Патриарха, ездил с ним по заграницам. Он был всегда открытым человеком, никогда не зазнавался, и мы радовались общению с ним.

На балконе Патриарших покоев в Свято- Троицкой Сергиевой лавре

Помню, однажды Федор подошел ко мне и говорит: «Володя, Святейший мне дал задание, а я никак не могу его исполнить. Ребенком был с мамой в Покровском монастыре, а теперь никак не могу его найти. Обращаюсь к тебе, ты Москву хорошо знаешь». В то время монастырь действительно трудно было найти: вокруг постройки, за которыми его и впрямь не видно. Это сейчас все ветхие дома вокруг монастыря снесены, и теперь он хорошо виден издалека. Я знал, как его найти, и помог ему выполнить волю Святейшего Патриарха Пимена.

Федя был младше меня по курсу, и мы чаще виделись на богослужениях: одно время я был иподиаконом владыки Ювеналия, который, как постоянный член Синода, всегда служил с патриархом Пименом. Молодость есть молодость, и мы, студенты, бывало, смотрели из алтаря на будущих невест, плотной стеной стоявших в первых рядах молящихся. В этом отношении Федор отличался особенной целомудренностью и никогда не позволял себе каких-либо высказываний о девушках.

Своей внешностью и положением Федя, конечно, обращал на себя внимание женского пола. Вокруг было столько красавиц, девушек из церковной среды, вздыхавших по нем, в том числе и дочек священников. Многие из них за счастье почли бы оказаться его невестой. И Федя сделал выбор. Он женился на простой, скромной девушке из белорусской деревни, работавшей официанткой в академической столовой.

Я думаю, кроме искреннего чувства двух любящих сердец в этом решении присутствовала духовная зрелость Федора. Господь открыл ему подлинные достоинства Галины, необходимые для создания семьи.

Встречались мы с ним и потом, когда уже оба были священниками. Мы приблизительно одного возраста, оба почти одновременно стали настоятелями возрождаемых храмов: я – в Старом Симонове, в храме Рождества Богородицы, а он – в Тушине. Часто встречались на патриарших богослужениях, епархиальных собраниях, но наши послушания, кроме настоятельских, были различными.

Вместе нам довелось участвовать в перенесении мощей преподобного Серафима Саровского из Петербурга в Москву. У меня сохранилась фотография, на которой мы с ним несем Евангелие. Оба еще достаточно молодые, даже внешне похожие, оба в камилавках, с бородами еще не седыми.

Но последнее наше совместное послушание иначе как чудесным не назовешь. Мы были приглашены сопровождать Его Святейшество в паломничество на Святую Землю на юбилейные торжества в связи с 2000-летием Рождества Христова.

Последнее паломничество на Святую Землю. Январь 2000 г.

Я был в большом смущении и радости: Святейший Патриарх берет меня на Святую Землю, да еще на такое удивительное событие! Но только в аэропорту узнал, что такой же чести удостоен и отец Феодор. Естественно, все время этого необыкновенного паломничества мы провели вместе. Как сели вместе в самолет, так до Москвы и не расставались.

Приглашение в поездку отец Феодор получил так же, как и я: ему домой позвонил владыка Арсений и сообщил о решении Его Святейшества. Рядом с ним в тот момент, как он мне рассказывал уже в самолете, была его матушка Галина. Узнав о содержании разговора, она непроизвольно, наверное, говорит ему: «Как же так, ведь я в это время должна уже рожать?» И тут он проявил готовность ради жены отказаться от столь почетного предложения. «Конечно, Галочка, раз так, я звоню и отказываюсь». Но Галя тут же одумалась и стала отказываться: «Нет, нет. Ни в коем случае. Я уж как-нибудь, а ты там за меня помолишься». И отец Феодор не забывал молиться, это я могу засвидетельствовать.

В один из дней, который был посвящен совещанию глав церквей, члены делегаций были свободны, и Святейший Патриарх дал нам возможность отдохнуть. Погрузили нашу делегацию в автобус и отправили в Иудейскую пустыню по монастырям.

Первым на пути был монастырь Георгия Хозевита. Этот монастырь славится пещерой, где скрывался от нечестивой царицы Иезавели пророк Илия, и в этой же пещере молился праведный Иоаким, когда его жертву отвергли за бездетность. Он молился в этой пещере Богу о даровании ему ребенка, после чего ему было откровение, что родится у него чадо. И, действительно, родилась Матерь Божия.

В этом монастыре продается икона, на которой изображены праведные Иоаким и Анна с Богоматерью во младенчестве. Такая удивительная икона! Смотрю, отец Феодор ее покупает и говорит:

– Я вот тоже молился…

– Вы знаете, кого ждете? Мальчика или девочку?

– Нет. Родится, и узнаем. Если родится девочка, обязательно назовем Анной.

Он так радостно это сказал! Еще добавил:

– Специально покупаю иконку в этом месте.

Надо заметить, что отец Феодор часто бывал на Святой Земле, и я всецело ориентировался на него. Он лучше многих знал, что где находится, успевал везде побывать, помолиться, ко всем святыням приложиться и при этом умудрялся никому не мешать. Я благодарил Бога, что в спутники мне Он избрал отца Феодора.

Конечно, я тоже купил такую иконочку.

А потом был монастырь Герасима на Иордане, не помню уж какой по счету. Мы с отцом Феодором сразу пошли в пещеру под храмом, где когда-то останавливалась Матерь Божия с Иосифом Обручником и с Богомладенцем, когда они бежали в Египет. Место это особенное, здесь Матерь Божия кормила Свое Дитя. Вижу, отец Феодор стоит и как-то особенно молится. Это было так приятно видеть. Я понимал, о чем он молится: жена, которую он безмерно любит, возможно, в этот момент рожает. Стремясь ей помочь, он принял на себя молитвенный труд – посильное участие в чуде рождения ребенка.