— Хорошо. Мне нравятся решительные женщины. Еще одна вещь, которая привлекла меня в тебе. Так вот, больше никаких дискуссий об этом. Я оплачу счет и отвезу тебя назад домой, оставив тебя в покое… чтобы ты начала раздумывать о моем предложении.

Она удивленно посмотрела на него.

— Но, а разве ты… я имею в виду, я думала…

— Никакого секса сегодня. О, у меня было намерение оттрахать тебя до беспамятства, Ангел, особенно когда я увидел, как ты выглядишь в этом платье и туфлях. Но я передумал. Ты должна принять решение без моего влияния, поэтому я готов подождать. Так что давай отвезем тебя домой, чтобы у тебя было много времени обо всем подумать.

Ник позаботился о счете, а затем направил ее к своей машине, Анжела поняла, что сна сегодняшней ночью у нее не будет, независимо от того, какое решение она примет.

Она стояла на тротуаре в течение пяти минут после того, как отпустила такси, до сих пор не понимая, зачем приехала сюда и, конечно, ей не хватало смелости войти внутрь. Она полностью игнорировала любопытные и заинтересованные взгляды прохожих, особенно мужчин, проходящих мимо, продолжая вести ожесточенную внутреннюю борьбу по принятию решения, до которого оставалось всего несколько минут. Потому что раз уж она решила послушаться своей смелой, импульсивной стороны и пройти через дверь, она не смела опоздать. Но если она все же поддастся своей практичной, разумной стороне и решится убежать от сюда как можно дальше и попытается забыть этот случай, то это также нужно сделать очень быстро, прежде чем она снова увидит его и начнет эту ненормальную дискуссию снова.

И несмотря на то, что он предупредил ее ни с кем не обсуждать ситуацию, ее палец зависал на кнопке быстрого набора ее лучшей подруги Лорен полдюжины раз, когда она хваталась за свой мобильный телефон за последние двадцать с лишним часов. Она уговаривала себе, что не сообщит Лорен имена и все подробности, передаст только основы, которых будет вполне достаточно, чтобы помочь ей принять решение. Но она также понимала, что это совсем не реалистично, ибо Лорен МакКиннон иногда походила на бульдога или скорее всего на питбуля, когда дело касалось добычи информации. Она не раз подшучивала над ней, говоря, что Лорен стоило заняться журналистикой, а не фотографией, потому что она обладала упорством и смелостью — качествами, которые были просто необходимы для успеха в такой востребованной профессии.

Несмотря на то, что она запоздало вспомнила, что в настоящее время Лорен находится за полмира на одном из своих самых первых заданий от National Geographic, где-то в Малайзии, она понимала, что слишком трусила, чтобы на самом деле позвонить ей. Во-первых, потому что Лорен не осталась бы беспристрастной и высказала бы насколько безумна ее идея, и она полная идиотка, даже если задумалась об этом. И тут же вставал вопрос о неповиновении приказам Ника. Почему-то Анжела была уверена, и от этого впадала в полнейший ужас, что он узнает о ее неповиновении, она была уверена, что у него есть способы добыть эту информацию, и в результате он очень сильно разозлиться на нее за то, что она так нагло проигнорировала его кардинальное, самое главное правило.

Поэтому вместо всего этого она провела бессонную ночь, бесконечно анализируя и обдумывая, вспоминая его слова так много раз, что у нее заболела голова к тому времени, когда она, наконец, провалилась обессиленная в беспокойный сон. Проснувшись, она заставила себя пробежать пять миль, надеясь, что физическая нагрузка очистит ее ум, при этом боясь, что все будет бесполезно. После душа, съев миску с кашей, она выполнила определенную формальность — позвонила домой, хотя она и ее мать боялись этих звонков, но она все же испытывала какое-то извращенное чувство долга, выполняя эту процедуру.

А потом она, часами оставаясь наедине со своими мыслями, шагала туда-сюда по своей узкой квартире, даже составила список плюсов и минусов, только чтобы потом разорвать этот глупый листок, когда увидела, насколько отличаются друг от друга эти две колонки.

Ее еще больше запутало прибытие пакета из «Нейман Маркус». Поверх платья лежал маленький лист бумаги, написанный решительным почерком, его почерком. Название и адрес ресторана и время встречи 8:00 вечера. Больше ничего, ни единого слова, чтобы попытаться ее убедить или отговорить.

Пришедший наряд был белым, хотя, по ее мнению, только цвет единственный напоминал о чистоте девственницы. Утягивающее, облегающее платье от Эрве Леже с V-образным вырезом, без рукавов, и она уже поняла, что оно будет плотно облегать каждый изгиб ее тела. Высокие шпильки из змеиной кожи от Кристиана Лабутена с их фирменной красной подошвой. Белый кожаный клатч от Коуч дополняли остальной наряд. Нижнего белья не было вообще, даже крошечной пары трусиков, и она с удовольствием отметила, что платье было полностью на подкладке. Губная помада Dior бледно-розового цвета, не вызывающая красная, как прошлой ночью.

Был еще один предмет, лежащий в отдельной коробке, и ее рука подрагивала, открывая крышку. Внутри было ожерелье — простое золотое колье, она поняла, что оно должно быть стоит кругленькую сумму, и у нее промелькнула мысль, что оно чем-то похоже на ошейник. Это был его способ, без сомнения, заявить на нее права, показать свою власть, хотя он сказал, что не собирается подталкивать ее к решению. И если она наденет сегодня вечером это ожерелье — это стало бы признанием, что она согласилась на все его условия, что она не только была готова, но и страстно желала подчиниться ему.

Она так и не знала, как поступить, пока не осталось совсем немного времени, чтобы успеть одеться и поймать такси, она все равно не знала, даже когда наносила макияж, застегивала платье, надевала туфли, не знала. Она провела розовой помадой, уронила ее в клатч и взяла ожерелье. Она вздрогнула, как только застегнула, холодный металл соприкоснулся с кожей, и она еще сколько-то минут смотрела на себя в зеркало. Она выглядела — дорого, как любовница, очень богатого, влиятельного мужчины, которой потакали и баловали, и ей пришло в голову, что она именно ей и будет, если согласиться на его предложение. Ее будут осыпать одеждой и ювелирными украшениями, вывозить в пятизвездочные рестораны, и она будет пробовать лучшие блюда и вина, возможно, в выходные тайком он будет выводить ее в места, которые она даже не могла себе представить. Секс будет частым и по требованию, и, о-о, таким невероятным, что она задрожала от ожидания.

Но какова будет цена всего этого? Ее тело, да, она охотно предоставит ему. В этом она не испытывала страха и готова была отдать свое тело без колебаний. Что же пугало ее, сдерживало, скорее осознание того, что, на самом деле, она пожертвует своей душой. Разве не душу больше всего хочет заполучить дьявол?

Как и большинство итальянцев, она получила католическое воспитание и посещала воскресную мессу каждую неделю вместе со всей семьей. Она ненавидела ходить на мессы, не столько из-за самой службы, сколько из-за лицемерия своей матери и сестер, которые были такими благочестивыми прихожанками внутри церкви, но как только выходили за дверь становились безразличными, саркастическими и отстраненными. Именно из-за отвращения к такому вопиющему двуличью она перестала ходить в церковь в шестнадцать лет, категорически отказываясь участвовать в издевательствах над реликвиями.

Но ее отказ присутствовать на мессе не означал, что она перестала молиться. Она всегда молилась, например, перед каждой игрой в волейбол и перед каждым заключительным экзаменом. И даже сейчас, несмотря на то, что это может показаться богохульством при столь странных обстоятельствах, она молилась, желая получить божественное благословение для принятия решения, которое ей необходимо было сделать в течение трех минут.

И словно по мановению волшебной палочки, именно в этот момент зажглись уличные фонари, она глубоко вздохнула, прежде чем пересечь оживленную улицу и войти внутрь ресторана.