Внезапно меня осенило. Это сделала Вирджиния Кинси. Когда она взяла на себя роль матери, были 50-е годы, и я уверена, что в Калифорния Фиделити не было ни постановления о детском саде, ни интереса организовать такую программу. Идея о детях на рабочей территории была далеко в будущем, но тетя была силой, которую трудно было побороть.

Это было как раз в ее духе — заставить компанию прогнуться под ее желание и разрешить мне проводить с ней полдня. Калифорния Фиделити должна была прыгать от радости, получив шанс сделать то, что она требовала. Если бы они не капитулировали, истории не было бы конца. Я думаю, что, после того, как тетя создала прецедент, другие работники с детьми воспользовались возможностью держать малышей поближе к себе.

Компания, должно быть, не рвалась предоставить профессиональных педагогов и воспитателей, но они нашли людей, которые присматривали за детьми, а зарплату им платили родители. Нахождение с детьми под одной крышей стоило того.

Я улыбалась про себя, когда зазвонил телефон.

- Что это за хрень я слышал, что ты разворошила дело Мэри Клэр Фицжу? Не могу поверить, что у тебя хватило наглости влезать в дела полиции...

Мужчина орал так громко, что мне понадобилась минута, чтобы понять, кто это.

- Лейтенант Долан?

С лейтенантом Доланом мы были знакомы много лет. Проблемы со здоровьем заставили его уйти на пенсию, но он до сих пор был в курсе всех полицейских слухов. Сталкиваясь лбами в начале, мы сумели прийти к пониманию, которое основывалось на взаимном восхищении и уважении. Я должна была привыкниуть к его временами резкому тону, но он всегда заставал меня врасплох.

- Кто же еще, черт побери?

- О чем ты говоришь?

- Ты прекрасно знаешь, о чем. Ты странно себя ведешь, пошли разговоры.

- Это хорошо, разве нет?

- Только не с точки зрения миссис Фицжу. С нее достаточно придурков, которые заявляли о ребенке в течение всех лет.

- Ты можешь просто сказать мне, что ты слышал и от кого?

- От Чини Филлипса. Он сказал, что разговаривал с парнишкой, который думает, что видел, как закапывали тело Мэри Клэр. Он посылает парня к тебе, а ты собираешь полицейских в ажитации, думая, что совершила прорыв. Оказалось, что все фигня, и ты виновата.

- Хочешь послушать мою версию?

- Нет, не хочу! Почему я звоню тебе, когда это ты должна звонить мне? Ты должна была все рассказать мне в первый же день.

- Почему?

- Потому, что это было мое дело! - выпалил он. И ворчливо добавил: - По крайней мере, до того, как вмешалось ФБР.

- Откуда мне было знать?

- Потому что все знали.

- Я тогда училась в школе. Мы встретились намного позже.

- Разве Чини не упомянул мое имя, когда посылал Саттона к тебе?

- Нет. Если б я знала, что ты этим занимался, то стояла бы у тебя на пороге, выпрашивая информацию. Я тут работаю в одиночку и была бы рада помощи.

- Ты не знала, что я был ведущим детективом?

- Чини не сказал ни слова. Первый раз слышу.

- Ты слепая? Это все есть в материалах дела.

- Материалы засекречены. И даже если бы не были, полиция не собирается мне докладывать.

- Ну.

- Вот именно, ну.

- Может быть, я поторопился.

- Разумеется. Ты должен извиниться.

- Считай, что извинился.

- Я хочу, чтобы ты это сказал.

Я слышала, как он затягивается сигаретой.

- Ладно. Извини. Этого хватит?

- Не совсем, но я дам тебе возможность искупить вину.

- Как?

- Пригласи меня в гости. Мы с тобой и Стэси можем посидеть и вспомнить старые времена, пока я буду рыться у тебя в мозгах.

Последовала пауза, пока он сделал еще затяжку.

- К чему ты уже пришла?

- Не скажу без приглашения.

Мертвое молчание.

- Приходи в три, - буркнул Долан и повесил трубку.

В пятницу днем,

15 апреля 1988

Дом Кона Долана находился на узенькой боковой улочке в восточной части города. Мне не приходило в голову, что у него может быть полезная информация. Чини Филлипс не упоминал о нем и, поскольку Долан был на пенсии, я понятия не имела, что он занимался этим делом.

Я остановилась перед большим бунгало, обшитым вагонкой, с открытой верандой, сводчатыми окнами и широкими карнизами.

Долан появился в дверях, с сигаретой в руке, одетый в комнатные тапочки и мешковатые штаны и футболку под фланелевым халатом. Он поманил меня в дом, и я зашла. Я никогда не была у него и потихоньку изучала обстановку.

- Извини, что накинулся на тебя, - пробормотал Долан.

- Не думай об этом. Я уже забыла.

Друг Долана, Стэси Олифант, сидел в гостиной, с маленьким вентилятором на батарейках, который он направил в сторону сигареты Долана.

Этот дом совсем не был похож на арендованную квартиру Стэси, куда я заходила, когда он лечился от рака. Ему сказали, что он умирает, и он собирался очистить квартиру. Я застала его за выбрасыванием части своих вещей и упаковкой остальных для отправки в Армию Спасения. Когда я вошла, он уничтожал семейные фотографии, что заставило меня вскрикнуть. Это показалось мне кощунством, и я умоляла отдать фотографии мне. Я все равно не знаю большинства своих родственников, так что его могут подойти. Я забрала их, как свои собственные, странный набор неизвестных лиц прошедших времен.

После того, как он избавился от всего имущества, намерением Стэси было покончить с собой, до того, как рак поставит его в положение, когда не будет выбора. Кон Долан энергично возражал против этого плана, отчасти потому, что его жена, Грэйс, выбрала такой же путь, до того, как болезнь скосила ее.

Но Стэси была дана отсрочка, которая вычеркнула предмет из планов на обозримое будущее.

В настоящее время они с Доланом поселились вместе, что подходит им обоим, несмотря на периодические перебранки.

В прошлом году они пригласили меня поработать с ними над старым делом, потому что их физические возможности были ограничены болезнями. В то время я познакомила Стэси с фастфудом, которого он никогда в жизни не ел. Соответственно, я провела его от Макдональдса к Вендис, потом к Арбис, потом к Джеку в коробке. Венцом моих достижений стало представление Стэси бургера «In-N-Out”. Его аппетит улучшился, он набрал вес, который потерял за время болезни, и к нему вернулась радость жизни. Доктора до сих пор чешут в затылках.

Долан взял мой блейзер и повесил его на подставку для шляп, которая уже была заполнена несколькими викторианскими шляпками.

Мы спустились на две ступеньки в гостиную.Пространство было открытым, с разницей в уровнях, которая выделяла отдельные комнаты. Если бы там вообще были двери, они были бы застекленными и двухстворчатыми, так что любое помещение могло быть расширено, включив в себя прилегающие.

Весь интерьер был темным — потемневшее дерево, включая стены, карнизы, оконные рамы и низкий потолок. Меблировка была причудливой. В дополнение к верхнему освещению были установлены лампы Тиффани на мраморных подставках. Стулья куплены в дешевых магазинах. Картины выглядели как оригиналы, не обязательно шедевры, но интересная смесь

абстракций, пейзажей и портретов, в стилях от фотореализма до импрессионизма и примитивизма Бабушки Мозес.

При быстром взгляде на кухню я увидела плиту 1920х годов и окно, заполненное выставкой стеклянной посуды времен Великой депрессии на стеклянных полочках. Мерные чашки, вазочки, канделябры, чаши и кувшины отбрасывали мягкий зеленый свет на линолеум пола.

Безголовые манекены в винтажной одежде стояли там и сям, как гости, прибывшие на вечеринку слишком рано. Все пропахло сигаретным дымом.

Стэси сидел в гостиной в чем-то, похожем на кресло фирмы Стикли. Он тоже был в халате, и его волосы цвета имбиря были покрыты ярко-зеленой вязаной шапочкой. Он показал пальцем на фен: