Люблю проехаться по Хортон Рэвин.

Я встала и, когда мы снова пожали друг другу руки, я поняла, что меня беспокоит.

- Еще один вопрос.

- Какой?

- Статья вышла две недели назад. Почему вы ждали так долго, чтобы пойти в полицию?

Он поколебался.

- Я нервничал. Все, что у меня есть — это подозрение. Я не хотел, чтобы в полиции сочли меня придурком.

- Угу. Это не все. Что еще?

Он помолчал немного, краска опять появилась на его щеках.

- Что, если они узнают, что я их запомнил? Я был единственным свидетелем, и я сказал им свое имя. Если они убили Мэри Клэр, почему бы им не убить меня?

Пока мы разговаривали с Саттоном, принесли почту. Провожая его до двери, я остановилась, чтобы собрать конверты, которые почтальон просунул в щель. После того, как он ушел в банк, я вернулась за стол и начала сортировать почту. Мусор, счет, еще счет, мусор, мусор, счет. Я добралась до квадратного конверта из веленевой бумаги с каллиграфически выписанными моим именем и адресом, с росчерками и завитушками. Штамп был Ломпок, Калифорния, и обратный адрес напечатан. Даже без имени отправителя я знала, что это был член семейства Кинси, один из многочисленных родственников, о существовании которых я узнала только четыре года назад. До этих странных событий я гордилась своим статусом одиночки. Это была привилегия, быть сиротой в мире, объясняющая (по крайней мере для меня) мои трудности с формированием связей с себе подобными.

Глядя на конверт, я догадывалась, что приближаются крестины, свадьба или коктейльная вечеринка — формальное событие, о котором возвещалось рассылкой кучи дорогостоящих открыток. Каково бы ни было событие, о котором меня извещали, или на которое приглашали, мне на него было глубоко плевать. Иногда я бываю чуть-чуть сентиментальной, но это не тот случай.

Я кинула конверт на стол, подумала и швырнула его в корзину для мусора, которая уже переполнилась.

Сняла телефонную трубку и набрала номер Чини Филлипса в отделении полиции. Когда он ответил, я сказала:

- Угадай, кто?

- Привет, Кинси. Что случилось?

- Я только что побеседовала с Майклом Саттоном и решила поговорить с тобой, прежде, чем делать что-нибудь. Что ты о нем думаешь?

- Я не знаю, что и думать. История звучит достаточно глупо, чтобы быть правдой. А у тебя какое впечатление?

- Я не уверена. Я готова поверить, что он видел двух парней, копающих яму. Но связь с Мэри Клэр Фицжу вызывает сомнение. Он говорит, что даты сходятся, потому что он сверился с газетными статьями, но это ничего не доказывает. Даже если два события случились одновременно, это не значит, что они связаны.

- Согласен, но его воспоминания были такими яркими, что он почти уговорил меня.

- Меня тоже. По крайней мере, частично. У тебя была возможность заглянуть в старые материалы?

- Этого нельзя сделать. Я говорил с шефом, и он сказал, что материалы дела закрыты. Если вмешивается ФБР, они кладут все под замок.

- Даже через столько времени? Прошло двадцать лет.

- Точнее, двадцать один. И ответ, да, конечно. Ты знаешь, как это происходит. Дело федеральное, и оно еще не закрыто. Если детали выплывут наружу, любой псих может зайти в отделение и объявить себя виновным.

Я услышала знакомый шум на улице.

- Погоди секундочку.

Я закрыла трубку рукой и прислушалась. Скрип гидравлического механизма, хрипение и шипение мусорного фургона, приближающегося с конца квартала. Черт! День забора мусора.

Неделю назад я забыла вынести мусор на улицу, и мои корзины были переполнены.

- Мне нужно идти. Позвоню позже.

- Вайя кон Диос. (Иди с Богом, прим. перев.)

Я бросила трубку и побежала через холл в кухню, где схватила пластиковый мешок из коробки под раковиной. Быстро обошла все мусорные корзины — в кухне, ванной и офисе, вытряхивая мусор в мешок, который раздулся. Я выскочила в заднюю дверь, сунула мешок в мусорный бак и покатила его по дорожке. Когда я достигла улицы, мусорный фургон стоял у тротуара, и я еле успела поймать парня, прежде чем он забрался обратно. Он задержался, чтобы добавить мой взнос в дневную порцию. Когда фургон отъехал, я послала парню воздушный поцелуй, а он помахал в ответ.

Я вернулась за стол, поздравив себя с отлично выполненной работой. Ничего не создает такого беспорядка в комнате, как переполненная мусорная корзина. Усевшись в кресло, я взглянула вниз и увидела конверт из веленевой бумаги, который, видимо, не попал в мешок и теперь лежал на полу. Я наклонилась, подняла и уставилась на него. Что происходит?

Вместо того, чтобы счастливо лететь на окружную свалку, чертова штука вернулась ко мне.

Я не суеверна по натуре, но конверт, вместе с упоминанием Майкла Саттона о проблемах в его семье, привел в движение старые мысли.

Я знаю, насколько ненадежными и хрупкими могут быть семейные связи. Моя мама была старшей из пяти дочерей, рожденных моим дедом Бертоном Кинси и бабушкой Корнелией Стрейт Ла Гранд, известной как Гранд. Мои родители были выброшены из семейного круга, после того, как моя мать встретила моего отца и сбежала с ним через четыре месяца.

Ей было восемнадцать, и она была из богатой семьи, хотя и из маленького городка.

Моему отцу, Рэнди Миллоуну, было тридцать три, и он был почтальоном. Сейчас трудно сказать, что было хуже в глазах Гранд, его возраст или занятие. Видимо, она считала государственных служащих, как и профессиональных преступников, неподходящей парой для ее драгоценной старшей девочки.

Рита Синтия Кинси впервые положила глаз на моего отца на вечеринке по поводу своего первого выхода в свет. Отец был там официантом, по просьбе друга, компания которого отвечала за праздничный ужин. Их женитьба создала трещину в семье, которая никогда не заросла.

Моя тетя Джин была единственной из четырех сестер, кто поддержал маму, и она растила меня с пятилетнего возраста, когда мои родители погибли в автокатастрофе.

Можно подумать, что я бы обрадовалась, обнаружив существование близких родственников.

Вместо этого я была расстроена и сердита, убежденная, что они знали обо мне годами и не захотели меня искать.

Мне было тридцать четыре, когда прозвучала первая семейная увертюра, и я сочла их двадцатидевятилетнее молчание доказательством полнейшего безразличия, в чем я винила бабушку. Я не ссорилась с моими тетушками и двоюродными сестрами. Я засунула их в одну яму с бабушкой, потому что так было проще. Признаю, что это несправедливо, но я испытывала определенное праведное удовлетворение в своем оптовом осуждении.

Последние два или три года я делала попытки изменить свое отношение, но не добилась особых результатов. Я- Телец. Я упряма от природы.

Я засунула приглашение в сумку. Разберусь с ним позже.

Саттон вернулся через двадцать минут, с пятью хрустящими купюрами по сто долларов, за которые я написала расписку. После его ухода я положила деньги в офисный сейф.

Так как я собралась посвятить четверг делу Саттона, то села и набросала черновик одного отчета из моего списка дел. Когда закончила, было около четырех, и я решила закрыть контору на сегодня. Хорошо быть кустарем-одиночкой: делай что хочешь, и ни с кем не надо советоваться.

Я забрала машину с полулегального места для парковки. Мой офис находится на маленькой улочке, едва в квартал длиной. На большей части окружающих улиц парковка запрещена, и мне приходится быть изобретательной, чтобы втиснуть свой «мустанг» в любое подходящее место. Мне полагался штраф, но я его пока не получила.

Я ехала домой вдоль пляжа, и через несколько минут мое настроение улучшилось.

Весной в Санта-Терезе солнце появляется рано утром и почти сразу исчезает за плотным слоем облаков. Слоистые облака, известные как Июньский Мрак, обычно закрывают небо с конца мая до начала августа, но в последнее время это изменилось. Сейчас едва наступил апрель, и низкие облака уже закрыли прибрежные острова. Морские птицы пролетают сквозь туман, в то время как лодки, выходящие из залива, исчезают во мгле.