- У тебя проблемы дома?

- Да, в общем-то, нет.

- Хочешь поговорить об этом?

- Там не о чем говорить.

Мистер Сноу прикрыл на мгновение глаза и зашел с другой стороны.

- У тебя есть планы насчет колледжа?

- Может быть, городской колледж. Я еще не решил.

- Ну, тебе лучше поторопиться. Если ты не будешь в колледже, тебя могут призвать в армию.

- Я думал, они забирают парней постарше.

- Хочешь попробовать? В последние два года они увеличили призыв до тридцати пяти тысяч в месяц. Это много молодых людей.

- Да, сэр. Я это знаю, - ответил Джон вежливо, но нетерпеливо.

Мистер Сноу отложил журнал в сторону.

- Тебе нравится писать? Потому что, когда ты снисходишь до этого, ты не так уж плох.

- Писать — это ничего. Мне нравится. Не то, чтобы все время, но иногда.

Мистер Сноу изучающе оглядел его.

- Вот что я хочу сделать. Я запишу тебя на независимую учебную программу, только двое, ты и я. Сдашь работу и ты пройдешь. Я гарантирую. Мистер Албертсон может даже разрешить тебе пройти через выпускную церемонию. Мы можем оставить твой диплом незаполненным и позаботиться об этом в конце летней школы, при условии, что ты все не испортишь.

- Что я должен сделать?

- Ну, Джон, это литературный предмет. Ты должен писать, как это ни странно. Если тебе кажутся скучными мои темы, придумай свою.

- Какую?

- Какую хочешь. Можешь выбирать — или пишешь на темы, которые задаю я, или придумывай свои. В конце каждой недели ты приносишь все, что написал, я имею в виду все — неудачные начала, вычеркивания, плохие куски, неправильные идеи. Если хоть раз не принесешь — конец. Договорились?

- Я подумаю над этим.

- Я сделал деловое предложение. Оно действует десять минут.

Мистер Сноу демонстративно посмотрел на часы.

- Ладно, договорились.

Джон подумал, что это может быть интересным. Ему нравился мистер Сноу. Парень был прямым и напористым, и Джон доверял ему.

- Когда я должен начать?

- После того, как закончатся занятия. После этого ты докладываешь мне здесь каждую пятницу, в девять утра.

Джон поднялся на ноги и пошел к выходу. Когда он выходил из комнаты, мистер Сноу сказал:

- На здоровье.

Джон закрыл за собой дверь, но он улыбался.

В пятницу утром Лайонел, Мона и девочки уехали в лимузине в аэропорт. Джон умудрился выглядеть печальным и раскаивающимся. Его отлучили от семейного удовольствия, но он принимает наказание как мужчина. Мона знала, что он притворяется, но это входило в его намерения. Лайонел крепко обнял его, как будто между отцом и сыном была ох-какая привязанность. Потрепал его по плечу:

- Береги себя. У тебя есть все, что нужно?

- Горячая вода не помешала бы.

Лайонел нахмурился.

- Я думал, мы купили тебе новый нагреватель. Я говорил Моне после нашего последнего разговора. Но это было несколько месяцев назад.

- Наверно, она забыла.

Тон Джона был нейтральным, и он смотрел на отца бесхитростным взглядом.

Лайонел бросил раздраженный взгляд на жену и сказал:

- Позвони водопроводчику. У Моны есть телефон, в записной книжке. Скажи, что нам нужен нагреватель для воды на триста литров, и счет пусть выпишут на мое имя. Можешь договориться об установке и сделай это поскорее.

- Спасибо.

Когда лимузин скрылся из вида, Джон почувствовал огромное облегчение. Как будто его выпустили из тюрьмы. Ему нравилось хозяйничать в большом доме, хотя, большую часть времени он проводил в комнатах над гаражом. Большой дом был чистая Мона — ее вкус, ее стиль, дорого и чрезмерно. Он обшарил все ее ящики, но узнал немного, разве что она пользуется лубрикантом K-Y.

Лайонел оставил ему достаточно денег на еду и бензин для его скутера. В марте Джон разбил свою машину, и Мона не позволила ее заменить. Ну и ладно. Он вернулся к своему мопеду, который отец купил ему в десятом классе. Когда приблизился конец учебного года, Джон спросил отца, может ли он пользоваться для летней школы его старой пишущей машинкой «Оливетти», но Мона сказала, что она нужна для одной из девочек.

Джон подавил улыбку. Когда речь шла о полной предсказуемости, Изумительная Мона была чемпионом.

На выходных он объездил все гаражные распродажи и нашел «Смит-Корону», портативную электрическую пишущую машинку. Он заплатил за нее пятнадцать баксов, а потом заехал в магазин строительных товаров и купил пятнадцать литров краски.

Прожив два года в своем гнезде над гаражом, он не возражал, чтобы оно оставалось в своем оригинальном, голом и убогом состоянии. Теперь он видел его по-другому. Три маленьких окна смотрели на океан, и крутой скат крыши делал комнату похожей на мансарду, идеальное место для обитания писателя.

Он выкрасил стены в темно-серый, почти черный цвет, отчасти, чтобы позлить Мону, но больше потому, что это смягчало и приглушало шум у него в голове.

Он прошелся по главному дому, роясь в бельевых и прочих шкафах.Обычно он спал в спальном мешке, положенном на голый матрас, но тепреь он застелил свою постель дорогими мониными простынями и двумя одеялами, простеганными его матерью.

С чердака он принес старый комод и вешалку для шляп и прибил на стену несколько деревянных крючков, чтобы развесить свою одежду. Он отскребал свою маленькую ванную, пока она не стала безупречной.

Для большей из двух комнат он нашел глубокое кресло, еще одно приобретение на гаражной распродаже, на этот раз за двадцать пять долларов, с лампой для чтения. Он передвинул письменный стол под среднее окно, поставил посередине пишущую машинку и выложил запас бумаги, копирки, лент для машинки и белую замазку для исправления ошибок.

После того, как все было организовано, он сидел там четыре дня, попивая кофе и глядя в окно. Во время приготовлений он был полон идеями до краев. Теперь, когда он был готов к работе, его голова была пустой.

Он написал несколько случайных строчек, но в основном проводил время, думая об Уокере.

Он не мог понять, почему Уокер имеет такой успех у девушек, когда он сам так далек от этого. В последний год у Уокера была куча подружек. Двух из них Джон находил привлекательными, но ни одна из них не обращала на него внимания. Всегда было «Уокер то, Уокер это». Единственной причиной, по которой они разговаривали с Джоном, было узнать, как к ним относится Уокер. Слыша, как пренебрежительно отзывался о них Уокер, Джон думал, что они растеряли остатки своих небогатых мозгов.

Уокер обращался с девушками плохо. Он игнорировал их, или презирал, или оскорблял.

Он встречался с ними, трахал их и разрывал отношения. Судя по слезам, расстройствам, телефонным звонкам и публичным сценам, они были от него совершенно без ума.

Джон отстранился, озадаченный непостижимыми правилами, лежащими в основе любви, флирта, страсти и секса.

Только для того, чтобы чувствовать, что он что-то делает, Джон пошел в кабинет отца и нашел роман Хэмингуэя « И восходит солнце». Он принес его на свой стол и перепечатал первые две главы. Ему нравился простой, порывистый характер прозы, но переписывание чужой работы не пробуждало вдохновения. Ему нравился язык, но не особенно интересовала тема. Слова принадлежали Хэмингуэю и образы были тоже его. Для Джона предмет не нес никакой эмоциональной энергии. Если бы он мог писать о чем угодно, что бы это было?

Он не мог придумать ничего.

Он должен был смеяться над собой. Он еще не написал ни слова и уже страдал от писательского кризиса.

Просто для того, чтобы встряхнуться, Джон решил залезть в пустой дом. Хозяин был голливудским продюсером, который иногда проводил выходные в Хортон Рэвин.

Джон знал о привычках этой пары, потому что они приходили на несколько вечеринок, которые устраивала Мона, и непрерывно говорили о себе. У них был сын такого же возраста, которого Джон терпеть не мог. Моне он, конечно, нравился, потому что у него были хорошие манеры, он носил пальто и галстук и говорил «сэр» и «мэм».