- Я не прошу сочувствия. С этим я должен жить до конца дней.

Он внутренне поморщился, потому что взял неверный тон. Получилось обиженно, а он хотел выразить раскаяние.

Каролин достала из сумки носовой платок, вытерла глаза и высморкалась. Вздохнула, и Уокер подумал, что, может быть, худшая часть шторма уже миновала. Она покачала головой с печальной улыбкой.

- Хочешь узнать, что я нашла дома? Ты, наверное, забыл об этом тоже. Я нашла пустую бутылку из-под водки и шесть банок из-под пива в мусорном баке. Виски было повсюду во дворе, где ты разбил бутылку. Наверное, ты упал поперек стола, потому что он перекосился, и везде было битое стекло. Удивляюсь, как ты не перерезал себе глотку.

Она замолчала и прижала платок ко рту. Снова покачала головой и сказала:

- Я не знаю тебя, Уокер. Я понятия не имею, кто ты такой, и что ты за человек. Серьезно.

- Что я должен сказать? Мне жаль. Я больше никогда не выпью ни капли, пока живу. Даю тебе слово.

- Ой, ради бога. Уволь меня. Посмотри на себя. Ты пил несколько дней, и теперь невинная девушка мертва.

Он знал, что лучше не продолжать защищаться. Надо было подождать, дать ей высказаться, и тогда, может быть, она смягчится. Он протянул руку, ладонью вверх, в молчаливой мольбе о контакте.

Каролин наклонилась вперед.

- Я подаю на развод.

- Каролин, не говори так. Я брошу. Обещаю тебе.

- Мне плевать на твои обещания. Ты говорил, что можешь бросить в любое время, когда захочешь, но ты имел в виду, когда я слежу за тобой. Стоило мне отвернуться, ты начал опять, и посмотри на результат. Я тебе не нянька. Это не моя работа. Ты отвечаешь за себя и ты все испортил.

- Я знаю. Я понимаю. Мне нет прощения. Умоляю, не делай этого. Мы семья, Каролин. Я люблю тебя. Я люблю детей. Я сделаю все, что угодно, чтобы исправиться.

- Этого не исправишь. Несчастная девушка погибла из-за тебя.

- Не надо этого повторять. Я все понял, и ты не представляешь, как ужасно я себя чувствую.

Я заслуживаю самого худшего. Я заслуживаю всего, что ты можешь высказать мне — ненависть, обвинения, что угодно, только, пожалуйста, не сейчас. Ты мне нужна. Я без тебя не выживу.

Ее улыбка была ехидной и она округлила глаза.

- Ты такой засранец.

- Может быть, но я уважаемый человек. Я приму всю ответственность. Ты не можешь выносить мне приговор за единственный неверный шаг...

- Единственный? Может, вместе со всем остальным, ты забыл свой предыдущий случай вождения в пьяном виде?

- Это было сто лет назад. Дурацкая история, и ты знаешь это. Коп остановил меня из-за просроченной наклейки на номере. Парень был придурком, ты сама говорила.

- Не настолько придурком, чтобы не унюхать виски в твоем дыхании и не отправить тебя в тюрьму. Я заплатила за тебя залог. Из-за тебя социальный работник едва не порвал наше заявление на усыновление.

- Ладно. Хорошо. Я сделал это, Ваша Честь. Признаю свою вину. Я сто раз извинялся, но ты все время об этом вспоминаешь. Главное, что ничего не случилось. Ни ущерба, ни беды...

Она встала и взяла свое пальто.

- Скажешь судье, когда тебя привлекут : «Ни ущерба, ни беды». Будет хороший повод посмеяться.

Остаток дня прошел в тумане. Он симулировал бОльшую боль, чем испытывал, чтобы получить больше лекарств. Благослови бог перкосет, его нового лучшего друга. Уокер поковырял ужин, потом попереключал с канала на канал телевизор, слишком беспокойный, чтобы сосредоточиться. Он прокручивал в голове разговор с Каролин сотню раз.

В чем он не решился признаться, из боязни, что она разозлится еще больше, то что он ничего не чувствовал. Как он мог сожалеть о последствиях, когда до, после и во время исчезли?

Уокер проснулся в 9 вечера, не заметив, как заснул. Он услышал шаги в коридоре и повернулся к двери, ожидая увидеть Блейка Барригана. Ему никогда особенно не нравился этот парень, но их жены дружили, и ему самому очень нужен был друг, именно сейчас.

Барриган, как большинство врачей, был способен держать осуждение при себе, выражая сочувствие, испытывал он его, или нет.

Когда Хершел Родес появился на пороге, Уокер подумал, что у него галлюцинация.

Хершел Родес? Почему он зашел в его больничную палату? Уокер знал его по школе в Санта-Терезе, где у них иногда были общие уроки. Хершел был домашним мальчиком, неуклюжим и толстым, с плохой кожей и отсутствием социальных навыков. Чтобы компенсировать свои недостатки, он был серьезным и хорошо учился, несчастный дурачок.

Учителя его любили, потому что он внимательно их слушал и принимал участие в процессе.

Вот насколько он был не от мира сего. Он поднимал руку в классе, и его ответы обычно были верными. Он вовремя сдавал задания, даже доходил до того, чтобы печатать свои работы за триместр. Что за подлиза.

Хершел был одним из тех, кого избегают и игнорируют популярные ребята. Никто никогда не был с ним особенно грубым, и если он знал о подмигиваниях и округленных глазах за своей спиной, то не подавал вида.

Сейчас ему было под сорок, до сих пор круглолицый, темные волосы зачесаны назад, в стиле, который Уокер не встречал с 1960-х. Он был заслуженным учеником и закончил школу третьим в их выпуске. Уокер слышал, что он закончил Принстон и пошел в юридический колледж в Гарварде. Он первым поднял планку так высоко. Его специальностью стала криминальная защита. Уокер видел его рекламу в Желтых страницах, на целый разворот — убийства, домашнее насилие, вождение в нетрезвом виде, наркотики.

Это кажется не очень благородным способом зарабатывать на жизнь, но Хершел, видимо, делал это хорошо, потому что Уокер видел его шикарный дом в Монтебелло. Он стал лучше выглядеть с годами, и черты, которые казались недостатком в подростковые годы, теперь сослужили ему хорошую службу. У него была репутация жесткого соперника во всем, за что бы он ни брался — гольф, теннис, бридж. «Глотку перережет», вот что о нем говорили. Он играл жестко, он играл, чтобы выиграть, и никто не становился у него на пути.

Хершел, казалось, был поражен его видом.

- Боже, ну и видок у тебя!

- Хершел Родес, кто бы мог подумать. Не ожидал тебя увидеть.

- Привет, Уокер. Каролин просила меня зайти.

- Как адвоката или как друга?

Лицо Хершела ничего не выражало.

- Едва ли мы с тобой друзья.

- Хорошо сказано. Чтоб ты знал, она меня видеть не хочет, такой кусок дерьма, каким я оказался. Не могу поверить, что она надо мной сжалилась.

Хершел слегка улыбнулся.

- Она поняла, что это в ее лучших интересах. Ты идешь на дно, она идет вместе с тобой. Никто из нас не хочет это увидеть.

- Боже, конечно нет. Садись.

- Ничего. Я могу долго стоять. Надеюсь, ты знаешь, в какие неприятности вляпался.

- Почему бы тебе не рассказать? Не уверен, что кто-нибудь упоминал об этом, но последние четыре или пять дней полностью исчезли из памяти.

- Неудивительно. Ты попал в скорую с уровнем алкоголя в крови 0.24 — в три раза больше официального предела.

- Кто сказал?

- У тебя взяли кровь.

- У меня было сотрясение мозга. Я был без сознания.

Хершел пожал плечами.

- У меня взяли кровь, когда я был без сознания? Что за фигня. Они могут такое делать?

- Конечно, по закону подразумеваемого соглашения. Когда ты получал права, ты дал согласие на химический анализ по требованию. Даже если бы ты был в сознании, у тебя бы не было выбора. Если бы ты стал отказываться, тебя бы обвинили в отказе и взяли бы кровь все равно, согласно делу Верховного суда Шмербер против штата Калифорния о сохранении улик, которые могут исчезнуть.

- Черт. Мне это нравится. Шмербер против Калифорнии. И это все? Расскажи мне остальное.

У тебя должно быть больше.

- Тебе предъявят обвинение по статье 191.5 — лишение жизни посредством автомобиля, находясь в нетрезвом состоянии. Это подразумевает четыре, шесть или восемь лет, если у тебя нет предыдущих случаев, тогда — от пятнадцати до пожизненного.