На этот раз Мальстен удивился высказыванию друга.

– Я не испытываю к тебе ненависти, Бэс, – покачал головой он.

– Да? Что ж, это радует. Тогда в чем дело? Тебе претит работа здесь? Она вызывает у тебя отвращение?

От напора Бэстифара Мальстен сделал шаг назад и даже приподнял руки. Он не понимал, к чему эти вопросы.

– Вовсе нет. Твой цирк прекрасен…

– Но все же ты не хочешь здесь работать, – обиженно напомнил Бэстифар.

– Боги, Бэс, да я просто не понимаю, что могу дать этим людям! – всплеснул руками Мальстен, тоскливо глядя на цирковых. – Посмотри на них, они ведь прекрасно делают свое дело! В тех маленьких несовершенствах, которые ты отмечал, есть и своя красота.

– Ага! – обличительно воскликнул Бэстифар. – То есть, ты тоже их видишь!

– Я понимаю, о чем ты, – уклончиво ответил Мальстен. – Но я не считаю, что это нужно искоренять. Тебе попросту приелись эти номера, вот и все. Я здесь не нужен, поверь. Мои нити могут только навредить…

Он замолчал, ожидая от аркала потока возмущений или даже издевательств. Однако на лице Бэстифара появилась снисходительная добродушная улыбка. Он склонил голову, находя взгляд друга, и понимающе кивнул.

– Вот оно, значит, как. Выходит, мы имеем дело со страхом. Честно говоря, это меньшее из зол, – тоном знатока рассудил он. Заметив непонимание Мальстена, Бэстифар пояснил: – С отвращением к цирку или твоей ненавистью ко мне я бы вряд ли мог что-то сделать, а вот страх преодолеть можно. Особенно, если признать его.

Мальстен беззащитно нахмурился.

– Я не совсем понимаю, о чем ты, – сказал он.

– Серьезно, Мальстен? Вспомни: со дня твоего разоблачения в дэ'Вере ты ни разу не применял нити!

Несколько долгих мгновений прошли в молчании. Не в силах выдерживать пристальный взгляд Бэстифара, Мальстен отвернулся и всмотрелся в арену, пытаясь прислушаться к своему внутреннему голосу и понять, насколько принц мог оказаться прав. А ведь так просто было доказать обратное – выпустить нити, взять под контроль одного из артистов или всех сразу! Однако Мальстен сокрушенно понимал, что что-то удерживает его от этого. Перед глазами вставали сцены сражений, стоило лишь задуматься о своем даре.

Бэстифар сделал неслышный шаг к нему, став у него за спиной и положив руку ему на плечо. Мальстен вздрогнул, в тот же миг осознав, что аркал не ошибся ни в чем. Нити – само естество данталли, данный богами дар – сейчас были скованы страхом, не имеющим никакого отношения к расплате.

– За последний год ты слишком привык к тому, что твой дар несет смерть, – вкрадчиво произнес Бэстифар, словно читая мысли Мальстена.

– А разве это не так?

– Так. Ты способен сеять смерть и быть глашатаем Рорх, как о тебе говорил Тео. – При упоминании аггрефьера в голосе Бэстифара проскользнуло раздражение. – Но твой дар способен нести не только смерть. Ты можешь вообще делать с помощью него все, что угодно! И здесь, в цирке, это особенно ценно. Ты просил меня посмотреть на моих артистов. Посмотри на них сам!

Бэстифар поравнялся с Мальстеном и обвел рукой арену.

– Что я должен увидеть?

– А что ты хочешь увидеть? – заговорщицки улыбнулся принц. – О том я и толкую, мой друг, ты можешь быть одновременно кукловодом и зрителем! Что мешает тебе полностью раствориться в представлении артистов малагорского цирка? Ведь что-то мешает! Уничтожь это. Преобрази. Сделай, что хочешь. Покажи, что видишь. У тебя ведь есть уникальная возможность воплотить свое мироощущение в представлении, показать его всем, заставить каждого зрителя прочесть твои мысли! Не говори, что не хочешь этого! Я видел тебя при дэ'Вере, видел, как тебе хотелось праздновать победу вместе с солдатами Кровавой Сотни, потому что в момент победы ты упивался собственным успехом. То, что ты вытворял на поле боя, было искусством, которое не должно умереть с разоблачением анкордского кукловода!

Мальстен невольно поморщился, услышав закрепившееся за ним прозвище. Если Бэстифар это и заметил, то предпочел не акцентировать на этом внимание.

– Я хочу увидеть, на что ты способен в той работе, для которой рожден! – продолжил он свои увещевания. – Со дня нашего знакомства я понял, что здесь твое место. У меня нет для тебя пошагового плана, как и что делать. Этот план тебе не нужен! Задействуй свое воображение, и этого будет достаточно, чтобы привычный цирковой номер заставил зрителя почувствовать себя частью чуда. Частью твоего представления. Ты один знаешь, как это сделать! Так хватит себя сдерживать. Покажи, что ты можешь.

Мальстен вновь посмотрел на артистов, принявшихся отрабатывать номер по второму разу. Музыканты, стоящие чуть поодаль, рассеянно разглядывали партитуры и переговаривались. Когда нити коснулись их, они не поняли, отчего вдруг захотели взяться за инструменты, по какой причине начали играть.

– Вот так? – Мальстен задал вопрос с почти отсутствующей интонацией.

Нити, выпущенные из его ладоней, связались с артистами и музыкантами, наполнив его давно забытой силой. Сознание будто растворилось в малагорской труппе. Он начал видеть несколькими парами глаз одновременно: глядеть в ноты, следить за напарниками по выступлению, чувствовать, когда нужно сделать рывок, как если бы этот рывок должен был сделать он сам. Но сам он находился поодаль от арены в компании Бэстифара, который, задержав дыхание, смотрел на преобразившихся в единый механизм артистов.

Больше не было пауз, не было ни одного лишнего движения, не было ощущения, что люди, выполняющие опаснейшие трюки под куполом цирка, вообще нуждаются в страховке – казалось, что они не способны сорваться вниз.

Бэстифар изумленно замер, когда музыка, заготовленная для другого номера, вдруг вонзилась в каждую клетку его тела, разливая по венам приятное тепло и тут же сменяясь ледяной волной, вызывающей дрожь. Единение движений артистов и звука показалось ему столь пьянящим, что он невольно приложил руку к груди, с изумлением отметив, как сердце с силой ударило его изнутри.

Бэстифар завороженно наблюдал за небывалым коротким представлением Мальстена, с трудом напоминая себе дышать. Он не знал, сколько продлится номер, но молился всем богам Арреды, чтобы это не прекращалось. Казалось, даже свет принял участие в этом действе, подыграв воле Мальстена, хотя это и было невозможно. Надо думать, сам бог Мала решил посодействовать этому зрелищу, в нужный момент наслав облака, заслонившие свет, и вновь обнажив солнечные лучи.

Из гипнотического оцепенения принца вывел голос данталли:

– Бэс?

Аркал встрепенулся, тут же расплывшись в победной улыбке.

– Как я вижу, ты быстро преодолеваешь свой страх, дело лишь в верной мотивации.

Мальстен едва заметно улыбнулся, отпуская нити.

– Добро пожаловать на должность художника-постановщика малагорского цирка, – торжественно объявил Бэстифар.

Глаза Мальстена заинтересованно блеснули – пожалуй, впервые с того момента, как Грат покинул Бенедикт Колер. Однако лицо его тут же подернулось болезненной тенью, и он поспешил отвести взгляд. Он стоически сносил расплату, однако в вопросах боли аркала невозможно было обмануть. Вокруг ладони Бэстифара образовалось яркое алое сияние.

Мальстен громко выдохнул: едва успевшая нахлынуть боль расплаты безропотно отступила.

– Бэс, – предупреждающим тоном обратился он.

– Прости, мой друг, но я не могу позволить расплате разрушить момент твоего триумфа, – строго сказал Бэстифар. – Признаться, я начал искренне беспокоиться, что ты после дэ'Вера уже не выйдешь из этого мрачного состояния, и только сегодня я увидел на твоем лице проблеск искренней заинтересованности в жизни.

Мальстен покривился.

– Ты хотел сказать, «заинтересованности в цирке»?

Бэстифар небрежно махнул рукой.

– Это одно и то же. Я лишь хочу сказать, что сегодня ты впервые перестал напоминать мне качественное творение некроманта и посмотрел вокруг живыми глазами. И я не позволю твоей расплате омрачить этот момент. – Заметив осуждающий взгляд друга, Бэстифар предупреждающе приподнял руку. – Не надо на меня так смотреть, Мальстен, я помню, как ты жаждешь независимости от моего вмешательства, поэтому я не вынуждаю тебя отдавать мне расплату. Но, чтобы она не мешала, я могу ее придержать.