Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Поменялись один за другим.

Только хорное пение сводит

И сегодня кого-то с ума.

Обещание их не тревожит,

Обещаньями полна страна.

Растревоженным ульем гундосит

Многолюдная масса толпы.

И страна, как на свалке отбросов,

Выпускает пожаров дымы.

Шелухою помятой всплывают

Загнивающих язв гнойники.

И ошибки отцов расчехляют,

Никого не щадя позади.

(июль-август 1990)

Легко сказать

Легко сказать: «Накручивать не надо».

Велик соблазн – наитие твердит.

Меж нами – постоянная преграда,

И жизнь диктует свой вердикт.

Закон у жизни – выживает сильный,

Наветам – смерть! Сжигаются мосты.

А слабый, корчась, тянет непосильный

Печальный воз несбывшийся мечты.

И воз тяжел! И бросить его жалко,

А вдруг судьба закрутит поворот…

И вот по всем колдобинам, по балкам

Скрипит телега, полная невзгод.

Когда ж минует проклятое время,

На вздохе, на пределе слабых сил,

Тяжелое свое отбросив бремя,

В грядущий путь направишься один —

Тут сонные артерии, взбухая,

Опутают, как жертву осьминог,

Надорванное горло великана,

От пересилья сжатого в комок.

(июнь-август 1990)

«Не в сердце, обожженное позором…»

Не в сердце, обожженное позором,

Не в отражениях кривых зеркал,

Напрасно в замусоленном камзоле

Свою любовь поникшую искал.

И не на старом дощатом заборе

Ножом слова навечно вырезал…

Я уносил далеко в сине море

В закате дня застывшую печаль.

(август 1990)

«Не кажусь ли тебе смешным я?..»

Не кажусь ли тебе смешным я?

Моя любовь – забава ль для тебя?

Я – словно шут на оргии Батыя,

С огнем играю, толпы веселя.

Невеста, как в плену, где обреченно

И на моих глазах седой монгол

Ее ласкал со смехом потаенным.

Но яд в его усмешке я прочел.

Тебе моя любовь не мука ль,

Обязанность, вменяемая в роль?

Иль, может, с кем-то перепутал

Тебя намеренно завистник-тролль?

Он переплавил сердце в камень

И вывернул изнанкой в темноту,

Хранимую запретным талисманом,

Закрытому к ответному добру.

И не щадишь ничьей души ты,

Каменья слов бросая наугад…

Игрой расчетливой прикрыты

Глаза, не ждущие наград.

(август 1990)

«Мне горько сознавать…»

Мне горько сознавать, без преувеличений

Скажу: в любовь я верил, как в звезду,

Что мчится по небу среди созвездий,

Пылая и сгорая на лету.

Но вспышкой озарив распухшее пространство

И превращаясь в горклую золу,

Отводит нас от ханжи и жеманства,

Склоняя всех к ответному добру.

(август 1990)

Романс

Растрачены слова,

Что для тебя лелеял.

В бессилии душа

Опору не найдет.

На сердце маета —

Я истину рассеял,

Но совесть, как судья,

К ответу призовет.

В любви счастливых нет,

Не может быть иначе.

Я крест своих грехов,

Натужась, волочу.

Промчит кабриолет,

Наполненный удачей,

И снова мне без слов

Задунули свечу.

Дыханием зимы

Повеяло невольно,

Когда бокал любви

Я осушил до дна.

И не было жары

От ласк уже холодных,

Как не было вины

В ее пустых глазах.

Разрушены дворцы,

Но памятники в моде.

Обласканных вершин

Недостижимость – боль.

И голые рубцы

На сердце, и невзгоды —

Разорванный сатин

Души – земная соль.

И нервы вновь меня

Держали на пределе.

Растрачены слова,

Как ночь, пуста душа…

Поникли образа,

Замолкли менестрели,

А скромница-судьба

Плетется не спеша.

Озябшие слова

Мне не оттают душу,

Замерзшие сердца

Холодны и пусты…

Но только те глаза

Надолго не забуду

И нежные слова

Оставлю до весны.

(лето 1990)

«Святая истина объявлена позором…»

Святая истина объявлена позором.

Как на войне, сшибаются во лжи

Заботы о себе во мнении народном

С заботой о поднятии страны.

(лето 1990)

«Монументы стареют и крошатся в пыль…»

Монументы стареют и крошатся в пыль,

Хоть фанфарные гулы эпохи,

Лошадями топтавшие рожь и ковыль,

До сих пор еще где-то не смолкли.

Нам бы ветер от моря, чтоб вымести зло,

Заселившихся в низких душонках!

Нам бы детские лица, как совести дно,

В ползунках, в расписных распашонках!

(лето 1990)

Два романса

1

Не углубляй воспоминанья

Забытых слов, забытых фраз.

Ушли, как ветер, оправданья

Без вдохновенья и прикрас.

Ушли в безмолвие причины,

Руководящие умом,

Затертые одним почином

И непонятные в другом.

Как непонятна грубость ласки,

Так непонятна наша речь,

Одетая в тугие маски,

Чтоб нас от боли уберечь.

И мы, от боли убегая,

Скрываем прошлое от глаз…

Не углубляй воспоминанья

Забытых слов, забытых фраз…

Не углубляй воспоминанья,

Прошу тебя в последний раз.

2

Уйдут в неторопливости года,

С торжественно-печальною улыбкой,

И звоном отдают колокола

Моей любви – чарующей и зыбкой.

Их перезвон, как утренняя хмарь,

Качающая на воздушной зыбке,

Как солнечные нити, входят в ткань

Тумана – не напористо и зыбко.

Меня поднимет гордая волна,

Торжественность снимается улыбкой,

Глазами я держу твои глаза,

Холоднотой поддернутые шибко.

И в них растает лед твоей любви,

Вновь одиночество проносит с шиком

Нарядные одежды от тоски,

Шуршащие таинственной ошибкой.

(лето 1990)

«Как обреченный на поступок…»

Как обреченный на поступок,

Герой события искал.

Народ к стопам его послушно

Седые гимны возлагал.

Он жаждал ярких увлечений,

Терзаясь скукой и тоской,

И в глупых ласках наслаждений

Терялся пыл его младой.

9
{"b":"605557","o":1}