Уж голова покрыта сединою,

А рану старую ничем не оживить.

Ты все поймешь…

Ты все поймешь и не осудишь,

Но если суд твой будет очень скор,

Одним ударом душу не разрубишь.

Ну не тяни! Гласи свой приговор!

Пусть буду я шутом,

Пусть буду, и толпою

Вы смейтесь, потешайтесь над судьбой.

Я чувств своих от глаз чужих не скрою:

Я в них живу, они живут со мной.

Они во мне,

Они звенят капелью вешней —

Пусть холодно и мерзко на душе,

Пусть молох, раскрутившийся неспешно,

Раздавит все прекрасное во мне.

Не все умрет,

Не все, и что-нибудь упрямо

Пробьет росток судьбе наперекор.

Быть может, время и залечит рану,

Но не сейчас. Гласи свой приговор!

Я все стерплю!

Всю боль! Душа привыкла к боли,

И сердце закалилось на беде…

Как жаль, что поздно встретились с тобою,

Что раньше, жаль, не знал я о тебе.

Мнилось мне: когда-нибудь

Чувства позабудут

Для чего и почему

Были нужны людям.

Соберут промеж себя

Суд сурово-чинный

И присудят: «Нет добра —

Значит, нет причины

Бескорыстно нам служить

Горе-человекам».

Хлопнут дверью и уйдут

Побродить по свету.

Обеднеет люд без чувств,

Сотворят кошмары,

И покроет землю хруст

От безумной свары.

От картины страшной той

Дрожь прошлась по жиле…

Пусть я с чувствами – живой,

Чем без них – в могиле.

Я в зимний день разжег костер

И грелся у костра.

С продрогших губ слетали в бор

Озябшие слова.

Покрыты инеем, как мхом,

Они вставали в ряд…

И только знал охрипший стон

О чем они кричат.

Как, надрывая душу мне,

Морозили слова…

Но грел костер, как гимн тебе,

Хоть он сгорел дотла.

Я видел ангела с душою проститутки

Иль черта в саже с ангельской душой…

Ты приговор мне зачитала в те минуты,

Что любишь, но уходишь не со мной.

И мир погас, погасли звезды в небе,

Сквозь слезы опрокинулась луна.

«Как ты не умер? – удивлялось сердце. —

Во мне осталась только пустота!»

Мне пустоту заполнить было нечем,

Я провалился, словно в забытье.

И лишь сигналы посылал о встрече

Мой воспаленный разум за окно.

Сигнал дошел, и даже не за сутки!

Ты позвала, и я был снова твой…

Исчез тот ангел с взглядом проститутки,

Остался черт, но с ангельской душой.

Небо опрокинулось в кручину —

Мрачные нависли облака.

И с дождем намыло ностальгию —

Вспомнились опять твои глаза.

Музыка звучала, как стонала,

Песня «Плот» – одна сплошная боль.

И щека, покрытая слезами,

Красным полыхала, как огонь.

Мой одинокий голос глух, почти не слышен,

Чеканить шаг не будут робкие слова.

Но наказание, ниспосланное свыше,

Вновь предъявлять мне вздумало права.

Его приход немой, увенчанный страданьем,

Глазницей божества воззрилось на грехи,

И словно взором я раздетый, в оправданье

Шепчу ему: «Прости меня, прости!

Прости мою любовь, что жил я неумело,

Что отдавал себя навету темных сил,

Что в жизнь – пустую шутку – пошатнулась вера,

Что белые одежды не носил».

Мой голос одинок, он слогом не напыщен,

И высекать слова не будут на гранит…

На мне проклятие, наложенное свыше,

Но я, надеюсь, буду не забыт.

(май 1990)

Опять борюсь с собой, пусть молча, терпеливо.

Печаль и вздох тоски твой слух не оскорбят.

И пусть мой хмурый взгляд глядит на мир уныло,

Ты знаешь, я другой, тебе всегда я рад.

Да, я виновен. И судьба-индейка

Когда-нибудь осудит за грехи…

Я словно разменял на жизнь копейку

У дьявола в излучине реки.

Нечистый, надсмехаясь надо мною,

Кривя свой рот, мне деньги предлагал:

– Не верь судьбе, ведь счастье наживное.

Оно – в рублях, – брызжа слюной, шептал.

Но я ему не верил, знал другое —

Не в деньгах счастье, счастие – в любви…

Но деньги взяв, лишился я покоя.

С тех пор живу в объятиях тоски…

К реке не раз ходил, как на линейку,

Нечистого надеясь повстречать,

И разменять обратно на копейку

Ту жизнь, где исчезает благодать.

Но силы темные, плеваясь нагло,

Юлой вертясь, кидали мне в лицо:

– Ты выбрал сам себе такое тягло

И приковал надолго в колесо!

Я умирал не раз, и вновь рождался,

И жилы рвал, и путы разрывал,

Но словно с мельницами я сражался…

Хотя, надеюсь, это – не финал.

Мне говорили: «Радоваться должен,

Что жемчугом владеешь ты один».

С тех пор боюсь: заплатит подороже

И перекупит новый господин.

(лето 1990)

Боязнь не зряшняя была —

Перекупил другой тогда…

Теперь алмазом я владею,

Свою закончив одиссею.

Мир, окутанный враждой, в жестокий час,

Захлебнувшись мясом пушечным и кровью,

К милосердию взывает, чтоб очаг

Не угас людской, подобно Трое.

Я, может быть, не прав, того не скрою,

Сомненья ум терзают, вопреки

Твоим словам, стелившимся покоем,

Не ведавшим ни грусти, ни тоски.

Твои слова, окутанные дымкой,

Загадкою проносятся в уме,