Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

То ли светлая печаль

Одному теперь досталась,

Только этого не жаль.

И растерянных улыбок,

И напрасно литых слез.

Мне не жаль, что был я низок,

Как не жаль, что был высок.

И обманутых мгновений

На разбитых зеркалах.

Мне не жаль, что я в прозреньях

Принимаю все не так.

Мне не жаль, что будет горько —

Жизнь открыта для обид…

Неразгаданных их столько,

Что хватило б на двоих.

(1990)

О смерти

Нам в смерти есть предначертанье

Былых, растраченных свобод.

И скромной славы упованье,

И скрип заржавленных замков.

И в смерти, как в печальной шутке,

Есть запоздалый нам урок,

Чему внимаем равнодушно,

Как Гамлет в сгнивший черепок.

Нам всем когда-нибудь придется

Пройтись по лезвию ножа,

И на мгновенье до погоста

Длинней покажется верста.

Все это было, было, было!

У всех по-разному, но так.

Старухи скошенное рыло

На нас взирает, как удав.

И мы пред нею все смиренны…

Но в жизни хочется хоть раз

Ей бросить вызов не согбенный,

А взглядом горделивых глаз.

(октябрь 1990 – май 1996)

Осень 90-го года

1

В добре и зле доходим до предела,

И в зависти кидаемся в упрек,

Но ржавчина затасканного шлема

Глаза нам ест, как мыльный пузырек.

Когда народ смеется – нет погромов,

И языки завязаны от лжи.

А по ночам не каркают вороны,

Приветствуя явление чумы.

С разинутою пастью, до хрипоты,

Не мечутся натасканные псы,

И, страждущих насилия, когорты

Смиряются под натиском толпы.

Незаклишованы душевные печати,

На сердце не презрения нарост…

Кирасы забулыжены до вмятин,

Когда исходит хохотом народ.

2

А мы в плену своих разоблачений,

Своих свобод – поклонники цепей.

И дразнит нас тлетворный запах мщенья

Давным-давно почившихся теней.

В бессмысленность впадая с каждым разом,

Страну на откуп чинарю отдав,

Как с несостоявшимся оргазмом,

Мы бесимся, когда тасуем явь.

Прилавками пустыми, как кошмаром,

Встречает дни великая страна,

А кто-то ухмыляется пожарам

И под прицелом держит, как врага.

И чья-то затаенная порука

Удерживает заговор в тени…

Я не пойму, за что такая мука

Все дальше и все дальше от войны.

(октябрь 1990)

«Друзья мои, простите… и прощайте…»

Друзья мои, простите… и прощайте.

Мой путь далек,

$$$$$не видится конца.

И с жалостью любить не обещайте.

Что жалость мне?

Мне ненависть нужна!

Холодная мне ваша безучастность

Нужна, как сердцу тающий бальзам.

Небрежная, колючая бестактность,

Быть может, все разложит по местам.

Нужны мне ваши едкие упреки

И бунт суровых, отчужденных глаз…

Приму я ваши гордые уроки,

Быть может,

$$$$дай-то Бог,

$$$$$$$$$в последний раз…

(октябрь 1990)

Питерский этюд

Осень обжигала листья докрасна,

И туман стелился, обнимал дома.

Мокрые страницы падших листьев – влет,

А ночные лужи убаюкал лед.

Шпиль Петра и Павла золотом блестел,

Сквозь клочки тумана в сумерках зардел.

Лишь Нева угрюмо ворошила рябь.

И прикован всадник, как к граниту раб.

(октябрь 1990)

Памяти Высоцкого

Черно-белых коней

Запрягал в белоснежные сани.

Диким посвистом кони бросались лететь.

Но вьюжило с полей.

Что ж вы, кони, в разлучине стали?

Или вам не понять то, что требует плеть?

По замерзшей реке,

Оставляя тревожную память

В лед зарубками черно-горячих копыт,

И о твердой руке,

Что уздечками морды кровавит,

Направляя коней, убыстряя их прыть.

И нахрапом, из сил,

На последнем, безжалостном вздохе,

Распрямляя хребтины в струну тетивы,

Кони снежную пыль

Принимали губами в полете,

Унося седока от наветов толпы.

– Я не буду забыт! —

Голос рвался, и лопались жилы,

И бунтарский замах становился сильней,

Но срывали с копыт

И кидали подковы в обрывы,

Не жалея несущихся вскачь лошадей.

И когда на лету

Захрипели упавшие кони,

Белой смертью покрылось лицо седока,

На могилу ему

Морду лошади, вздыбленной в боли,

Изваяла в насмешку все та же толпа.

(октябрь 1990)

Тост

Я пью за радость нашей встречи,

За зыбкий утренний туман,

Окутывающий нам плечи,

Спадающийся вниз к ногам,

Я пью за наши исступленья

В несдержанности ласки рук,

И за холодный хмель прозренья,

Когда пришлось сказать: «Забудь».

Я пью за сладкую истому,

И отметая гордый нрав,

Растративший и боль, и злобу,

Я не скажу, что был не прав,

Я пью за тайну полумаски,

За флирт, за ветреный обман,

За дым, растаявший, как в сказке,

В сухих признаньях по утрам,

И за утерянные годы,

Переживания обид…

Я пью за прошлые невзгоды,

За будущие – Бог простит!

*

Когда наступит день ненастный,

И отвернутся и враги,

Я не допью бокал на счастье,

Как не допил бокал любви…

(осень 1990)

Издателю

Я пишу Вам письмо,

И без тайного умысла, и без тревоги.

И не тешу свое честолюбье напрасной игрой.

Мне в себе не сдержать

И усталые мысли, и боли,

Я устал этот мир называть «дорогой».

Может, кто-то прочтет

И подумает: странный был парень,

И увидит меж строк – одинокий хандрит оптимист.

Но кому-то понравится

Режущий запах печали,

Что исходит миазмом с исписанных в грусти страниц.

Я пишу Вам письмо,

Не надеясь на Ваше вниманье,

Не жалея напрасно утраченных лишних минут.

Наше время, как сон,

Все проходит в немом ожиданье;

Мое поколенье людей с потерянной верой живут.

А без веры нельзя!

Достоевский воскликнул в прозренье,

Что будет безумный наш мир красотою спасен,

Но пока красота,

Возведенная в ранг воскресенья,

Убивает замедленным ядом всех тех, кто влюблен.

Я пишу Вам письмо,

11
{"b":"605557","o":1}