Эта девушка словно облачилась в доспехи.

А там, где из-под доспехов виднелась кожа, всё прикрывали татуировки.

Единственное, чего не смогла спрятать эта девочка, были её глаза. Они одни остались в первозданном виде. И сияли как бриллианты.

— Что? — удивилась Хуэйфэнь, когда Габри вручил ей фартук и указал в сторону немытой посуды. — Я…

— Да, я в курсе. Ты без пяти минут, — он большим и указательным пальцами отмерил крошечный отрезок, — офицер Сюртэ. Ты уже говорила. А я в пяти минутах, — он сдвинул пальцы ближе, — от решения выпнуть тебя отсюда.

— Не имеешь права.

— Конечно, имею. Эту услугу мы оказываем месье Гамашу, а не вам. Я счастлив тебя приютить, но ты должна отработать свое проживание и пропитание. Час в день здесь, в бистро. Или в B&B. На твой выбор.

— Как рабыня.

— Добро пожаловать в реальный мир. Вы сидели тут добрую часть дня, заказывая еду. Потом переместились в B&B и прикончили весь пирог. Это всего лишь плата по счету.

Он кинул ей кухонное полотенце.

— Мы плохо начали, — проговорила Мирна, поставив напротив Жака стакан с колой. Юноша, развалившись, сидел на диване в её мансарде, что над книжной лавкой, и с раздражением тыкал в экран своего айфона.

— Е*ая хрень тут не работает.

— Следи за языком, — сделала замечание Мирна, усаживаясь в большое кресло, навсегда впечатавшее в себя контур её тела.

— Я слышал, что та старуха выражалась и похуже.

— Вот когда станешь старухой, тогда мы будем к тебе снисходительны. А пока ты гость в моём доме и в этой деревне, поэтому следи за языком. И ты прав — беспроводной связи тут нет, нет спутникового покрытия.

Жак сунул айфон в карман.

— Ну что, начнём сначала? — предложила Мирна.

Она уже пришла в себя после их стычки в бистро. Не последнюю роль в этом сыграл вид благоразумной Рут. В полдень Мирна вернулась в лавку, поднялась наверх, приготовила постель для гостя, и стала готовить ужин.

— Хочешь поговорить о том, что случилось в Академии? — спросила она. — Ты был близок к профессору?

Жак встал с дивана.

— Меня от вас тошнит. Человек мёртв. Убит. А вас интересуют только сплетни.

Мирна тоже поднялась и уверенно посмотрела ему в глаза.

— Я знаю, каково тебе приходится.

— Да что вы?! — засмеялся он. — Что вы знаете об убийствах? Книг начитались? Вы и представления не имеете, что это такое. — Он махнул в сторону окна. — Как это бывает в реальном мире.

— О, некоторые понятия я всё-таки имею, — спокойно заметила она. — Эта деревня не настолько мирное место, как может показаться на первый взгляд.

— Что? Кто-то поцарапал вашу машину? Или мусорку украл?

— Перед тем, как стать владелицей книжной лавки, я работала психологом в Монреале. Среди моих клиентов попадались заключенные ТОР. Знаешь, что это такое?”

Мирна заметила как гнев постепенно превратился в удивление, потом в интерес. Но парень имел слишком устоявшееся мнение, чтобы тут же поменять его.

— Тюрьма особого режима, — сказал он.

— Я имела дело с самыми худшими.

— Исправили хоть одного?

— Ты же знаешь, что подобное маловероятно. Или даже невозможно.

— Короче, вы облажались. И перебрались сюда. Как Гамаш. Деревня сплошных неудачников.

Мирна не пошла на поводу у этого ребёнка. Хотя чувствовала, как гнев простирает к ней скрюченные пальцы. Вместо этого, она кивнула на ноутбук, подключенный к телефонной линии.

— Используй при желании. Поищи информацию. Изменятся исходные данные — изменится и твое отношение к ним.

— Уау, спасибо, просветили тёмного!

Он схватил куртку и, прыгая через две ступеньки, сбежал в книжную лавку, выскочил за дверь.

Мирна стояла у большого окна мансарды и наблюдала, как он мчится по дороге, освещаемый огнями бистро.

Он обернулся и посмотрел на неё. Повернул в сторону от книжной лавки и бистро, мимо дома Клары. Мирна следила за ним, пока его фигура не растворилась в ночи.

А потом ночную тьму прорезал лучик света.

Обыскав дом, заглянув под каждую кровать — вдруг сумасшедшая карга померла под одной из них и теперь лежит там калачиком — Натэниел пошёл в бистро.

Там её тоже не было. Но здоровяк, один из владельцев бистро, указав на дом у дороги — дом Клары Морроу — предположил, что поэтесса там.

Кадет отправился к дому Клары, но встретил Амелию, выходящую оттуда.

— Рут Зардо? Нет, её там нет. А хотелось бы. Там только старушка-художница. Она всё время пялится на меня, аж страшно. Поэтому я ушла.

— А зачем ты сделала это с собой? — он показал на пирсинг и татуировки. — Если не желаешь, чтобы на тебя пялились?

— А почему ты вот так одеваешься? — она показала на его одежду.

— Как? — он осмотрел свои пальто и джинсы. — Все так одеваются.

— Именно. Зачем ты хочешь быть как все?

— А зачем ты хочешь быть не как все?

На самом деле Амелия ушла не из-за Клары.

Когда её хозяйка поднялась со стула, Амелия увидела картину. Портрет в полный рост. Автопортрет. Он выстрелил с холста, прямой наводкой попав в Амелию. Прямо в лицо. Взгляды портрета и девушки встретились.

Нарисованная женщина смотрела на Амелию так, словно хорошо знала её. И знала, что та сделала.

И тогда Амелия сбежала.

Свет был включен, дверь открыта.

Амелия не помнила, когда последний раз была в церкви. Возможно, на своих крестинах, хотя сейчас, когда она об этом подумала, не смогла бы ответить, крестили её вообще или нет.

То была маленькая церковь, меньше всех, ею виденных. Вообще-то было слишком темно, чтобы разглядеть само здание. Только свет сквозь витражное окно.

На витраже, однако, изображалось не распятие, не жития святых. На сияющем в ночи стекле были изображены мальчишки. Маленькие солдаты, пробирающиеся по полю битвы.

— Пошли, — позвал её Натэниел, успевший подняться по ступенькам к входу. — Габри сказал — если мадам Зардо нет дома, или в бистро, или у художницы, она здесь. Отсыпается с похмелья, наверное.

— Чего ты так озабочен ее местонахождением? — поинтересовалась Амелия, топая по ступенькам за ним следом.

— Потому что сейчас она и есть мой дом, — ответил он. — Мне некуда больше идти.

Рут Зардо действительно возлежала на скамье, подложив под голову свод гимнов. Утка угнездилась у неё на животе.

— Она что, умерла? — прошептал Натэниел.

— Ни хрена она не умерла, — ответил ему голос.

Рут села, но на вошедших даже не взглянула. А уставилась на того, чей голос только что прозвучал.

Задрав ноги на скамейку, в стороне расположился кадет Жак Лорин. Попивал пиво, которое стянул из холодильника той чернокожей тётки.

Он очень точно сымитировал голос Рут. Ему удалось передать ритм и интонацию, сердитую и оскорбленную в то же время. И каким-то образом уловить ранимость.

Натэниел захохотал, и тут же испугался, когда Жак и Рут одновременно посмотрели на него.

Боже, помоги мне, подумал он.

— Чего вы тут делаете? — все одновременно спросили друг у друга. Тем более, в этот момент в церковь вошла Хуэйфэнь.

— Я видела, как вы входили сюда, ребята. Ой, какая красота! — она уселась рядом с Жаком, взяв у него из рук бутылку, отпив глоток пива. — Зачем мы здесь?

— Я тут хотела посидеть в тишине и спокойствии, — заявила Рут.

Жак предложил старухе свою бутылку, секунду поколебавшись, та кивнула. Встав, он отдал бутылку Рут и уселся рядом с ней.

— Я наблюдал за вами, — сообщил он ей. — Почему вы туда всё время смотрите?

Он указал подбородком на витраж с хрупкими мальчишками.

— А куда мне ещё смотреть? — вернув бутылку, спросила Рут.

Кадеты осматривали часовню. Центральный проход с деревянными скамьями — кажется, ручной работы, потому что каждая скамья чуть отличалась от остальных — по обеим сторонам. Всего несколько рядов скамеек и вот уже алтарь, тоже ручной работы. Очень красивый, с вырезанными на нём листьями раскидистого дуба.