Годбут был тем, кто еще до появления Гамаша в Академии патрулировал коридоры, вынюхивая, кто из студентов немного опоздал на занятия, у кого слегка помята форма, или волосы чуть длиннее нормы.

Нарушителям приходилось расплачиваться.

Студентов он унижал и подавлял. Рукоприкладством он не занимался, но делал так, чтобы кадеты сами себя изводили, выполняя его задания на полигонах, зимой, в нижнем белье. Годбут заставлял их бегать по лестницам, задавал почти невыполнимое количество отжиманий и приседаний. А когда те не выполнялись, добавлял ещё.

Мишель Годбут играл с кадетами, как кошка с мышкой — толкал к краю, потом тянул обратно — известная на протяжении веков форма пытки. Некоторые называли это тренировками. Помучить, отступить. Помучить, отступить.

Эти кадеты стали примером, остальные быстро и с энтузиазмом подчинились. А некоторые к третьему курсу присоединились к практикующим унижение. Эти считались успешными учениками и в Сюртэ быстро продвигались по службе.

И если ЛеДюк был архитектором, то Годбут стал строителем. Брал в руки добрый материал и планомерно превращал его в гниль.

Когда Гамаш стал коммандером, ему сделалось дурно от обнаруженного. От степени и глубины злоупотреблений. Мишель Годбут был ещё не самым худшим. Худших Гамаш без лишних слов уволил. Одного отдал под арест. Но на Годбута не собрал достаточно улик. Анекдотичная ситуация — профессор Годбут, мастер по отслеживанию криминального следа, был очень осторожен, и постарался не оставить своего собственного криминального следа.

Коммандер Гамаш пристально следил за ним и сделал всё, чтобы Годбут об этом узнал. Пытки прекратились.

Но накопилось столько желчи, что она готова была выплеснуться.

Не взорвался ли Мишель Годбут прошлой ночью и не он ли совершил нападение на ЛеДюка?

Однако не хватало мотива. Недостаточно было просто сказать, что Годбут взорвался. Должна быть причина. Должен быть толчок, каким бы тривиальным он не казался со стороны.

Да и место преступления было слишком аккуратным. Оно выглядело как место казни -продуманно, до горечи хладнокровно.

— Расскажите нам о контрактах на строительство этой школы, — попросил Гамаш.

Годбут медленно развернулся на стуле и уставился на коммандера.

— Об этом я ничего не знаю.

— Вы преподаете методы борьбы с мошенничеством. Вы учите студентов, как выявлять мошенничество, а сами не заметили его, когда оно произошло у вас под носом?

— Да ну?! Это для меня новость. Я всего лишь преподаватель. И, как вы дали понять, когда стали коммандером, преподаватель не самый лучший.

— Разве я хоть раз так говорил? Я считаю вас очень хорошим в деле, каким вы занимаетесь, — сообщил Гамаш. — Вопрос в том, чем же именно вы занимались? Какова была ваша реальная работа здесь?

— Имеется в виду, что..?

— Что Серж ЛеДюк брал взятки, — сказал Поль Желина. — Это здание построено на деньги от подкупа и на откаты. Кто-то для ЛеДюка делал бумажную работу. Кто-то, кто не только умел это делать, но и знал, как не быть пойманным.

— Надеюсь, у вас есть доказательства, комиссар. Это серьезное обвинение.

— Не обвинение. Версия, — улыбнулся Желина. — Когда в последний раз вы видели ЛеДюка?

— Вчера на ужине. Мы обсуждали тактические занятия, как вы знаете, коммандер. А потом мы с профессором ЛеДюком обсуждали «Монреаль Канадиенс».

Это был камень в огород Гамаша. Его учебный план не был важнее игры в хоккей.

— А после ужина? — спросил Гамаш, не обращая внимания на колкость.

— Я вернулся к себе и проверял ошибки в работах и курсовые. Как и любой хороший преподаватель.

— Вы виделись с кем-нибудь? Говорили по телефону? — спросила Изабель Лакост.

— Никаких звонков. Никаких посетителей. То был тихий домашний вечерок. Проснулся я от крика того бедного кадета.

— Вы знали профессора ЛеДюка не хуже, чем любого другого, — сказала Лакост. — Как вы полагаете, что случилось?

— Думаю, вы отчасти правы, — ответил Годбут. — Думаю, его смерть связана с этим зданием. Только не с внутренними делами. Я бы, на вашем месте, поискал снаружи.

Жестом он показал за окно, на возвышающиеся над спортивными площадками шпили церкви.

— Вы имеете в виду город? — уточнила Лакост.

— Думаете, Серж ЛеДюк был убит сообщником? Или врагом? — спросил Годбут. — Этот город полон теми, кто ненавидел ЛеДюка.

В зал заседаний проскользнул Жан-Ги Бовуар. Он с Годбутом поприветствовали друг друга кивками, правда, довольно холодно.

Профессор Годбут поднялся и некоторое время молча смотрел в окно. Солнце заходило, и небеса сменили цвет с голубого на розовый.

На их фоне сияли огни Сент-Альфонса.

— Но один человек ненавидел ЛеДюка сильнее других, — продолжил Годбут, отвернувшись от окна. — Вот откуда бы я начал. Хотя, я же не особенно хорош в своем деле, не так ли?

Если он ожидал, что коммандер Гамаш станет его разуверять, то был разочарован. Гамаш промолчал, и, в конце концов, профессор Годбут, кивнув, покинул зал.

— Да, парень тот еще персонаж, — заметила Лакост.

— То еще дерьмо, — поправил её Бовуар, и Желина рядом с ним хохотнул в знак согласия.

— Но он может быть прав, — сказала Лакост. — Сегодня уже не в первый раз упоминается ненависть города к Академии.

— А в чём дело? — спросил Желина, повернувшись к Гамашу. — Что произошло? В досье, что вы мне дали, упоминается об этом, но только в связи с последующими контрактами, и ни слова о том, что к этому привело.

— Город хотел построить на этом месте центр отдыха, — объяснил Гамаш. — ЛеДюк обещал оказать помощь в получении этой территории, если город поможет найти на окраине место для строительства Академии. Город был в восторге от перспективы соседства с Академией, понимая, как это поддержит экономику. Мэр полностью доверился ЛеДюку. Три месяца спустя анонсировали место строительства Академии.

— На участке для центра отдыха,- добавила Лакост.

— Мэр и горожане годами отстаивали строительство катка, бассейна, легкоатлетического и культурного центров. Это был не просто участок земли, не просто здание. Горожане Сент-Альфонса видели в нём жизненную необходимость для будущего общины. Особенно для детей. У мэра случился удар. Тот чудом не угодил в больницу.

Зал погрузился в тишину.

Людей убивали и за меньшее.

— Может он быть к этому причастен? — спросила Лакост.

Коммандер на секунду задумался.

— Не знаю.

Желина вскинул брови. Он не помнил, когда последний раз слышал из уст старшего офицера фразу «не знаю».

— Думаю, такое возможно, — размышлял Гамаш. — Но если мэр решился на убийство ЛеДюка, он бы совершил его еще несколько лет назад, когда и произошла вся история. Я его немного знаю. И он мне нравится. Он порядочный человек, старающийся изо всех сил делать свое дело.

Гамаш подумал и добавил:

— Но он не зацикливается. Не копит обиду в себе. И будем честны — то был сокрушительный удар по его доверию. Потребовалось много времени и сил, чтобы убедить его на встречу со мной. Наконец я убедил его позволить общине пользоваться благами Академии.

— Вы пошли на это? — спросил Желина.

— Это казалось справедливым, хотя даже не приблизилось к размерам компенсации за причиненный вред. Но это только начало. Мы разрабатываем программу, согласно которой кадеты станут опекать и тренировать некоторых детей. И тут происходит убийство.

— Могло ли ваше с мэром сближение вскрыть старые раны? — спросил Поль Желина. — Нечаянно, конечно.

— Всё может быть. С одной стороны, мэр порядочен до степени непреклонности. Высоконравственный человек. Почти фанатично готов защищать свой город и свои взгляды на то, что правильно и неправильно.

— Думаю, убийство у него в категории неправильных, — заметила Лакост.

— Верно. Но, с другой стороны, он мог счесть это актом возмездия. Большинство убийц оправдывают себя. Они не понимают неправильности в своих действиях.

— Жертва получает то, что заслужила, — согласился Желина.