– Погоди… – вдруг сообразил Романов, вспомнив вчерашний рассказ Шварца. – Ротмистр Миркин? Тот самый? Из «Евреев-воинов»?

– Ага. Хороший мужик. Как говорит Виктор Борисович: «Миркин хоть еврей, но воин».

– Да как же так? Я хотел своего товарища, прапорщика Иосифа Шварца, записать в «Союз» – мне отделенный сказал: евреев не принимаем!

– Миркин – это Миркин. Его даже жидомор Шерер уважает. А еще Миркин у нас казначей. Все финансы на нем. Как говорит Виктор Борисович: «Миркин хоть воин, но еврей».

Прикинув возможные варианты, Романов выбрал самый перспективный.

– Мне бы приглядеться к каждому из них. Характер, привычки. Я пока только Меркурова знаю. С ним, я думаю, довольно провести хороший инструктаж по конспирации. А за остальными тремя я бы походил, понаблюдал. Индивидуальная охрана действенна, только если соответствует привычкам и психологическим характеристикам объекта. Дай мне их адреса.

– Зачем тебе адреса? – уклонился Полканов. – Пойдем со мной. Сейчас понаблюдаешь. Заодно и я тебе расскажу про ихние характеристики.

– Куда пойдем?

– Заседание еще не кончилось. У Виктор Борисыча в повестке 23 пункта.

– А можно?

– «Охранному сектору» всё можно. Если осторожно, – подмигнул Полканов. – Идем, Алеша, идем.

Они поднялись из подвала наверх, в небольшую, очень опрятную комнату.

– Моя келья, – сказал Полканов. – Тут и коротаю затворнические дни.

Подошел к стене, отодвинул какую-то заслонку, приложил палец к губам.

Стали слышны голоса.

В стеклянном квадрате был виден знакомый врачебный кабинет.

Василий Васильевич шепнул:

– С той стороны – зеркало над умывальником.

– …Какой это примерно процент от общего состава, генерал? – донесся хрипловатый баритон Саввина.

– Как вы понимаете, Виктор Борисович, общая численность дивизии при существующей системе комплектации определена быть не может. Списки по конспиративным соображениям не ведутся, членство на уровне рядовых условно: если человек вступил в «Союз», еще не факт, что на него можно твердо рассчитывать. – Говорил начдив-1 генерал Жбанов. – Теоретически в дивизии порядка двух тысяч бойцов, которых, впрочем, считать реальными «бойцами» не следует. Как я уже сказал, по моей предварительной оценке 1 июня на пункты сбора явится хорошо, если тысяча человек. Сами видите, какой это процент. Пятьдесят – максимум.

– У меня то же самое, – вставил Меркуров.

Начдив-2, Шерер, просто кивнул.

– А мои придут все, я в них уверен, – весело заявил Миркин. – Кавалеристы – не чета пехтуре.

– Просто у вас, Лев Абрамович, людей немного, и связи короче: от вас к взводным, и всё, – заметил Жбанов.

Очень мешал слушать Полканов со своими комментариями прямо в ухо:

– С Жбановым легче всего. К охране относится с пониманием, правил не нарушает…

Снова заговорил Саввин, и начальник «Охранного сектора» почтительно умолк.

– Я вам больше скажу, господа. Не выйдет первого июня пятьдесят процентов. И двадцать пять не выйдет. Все живые люди, всем страшно. Одно дело – подниматься в атаку из окопа, плечом к плечу, а у нас каждый живет дома, многие среди родных. И ему неуверенно. Страшно. У нас с вами произойдет так же, как при любой революции… Не кривитесь, полковник, мы все именно что революционеры – если понимать слово «революция» в его изначальном смысле: переворот. На первом этапе всегда выступают только самые смелые и активные. Если они устояли и, того паче, добились каких-то успехов, присоединяются среднесмелые и только потом уже остальные. А когда дело идет к победе, поднимаются все прочие, кто восставать и не собирался. Поэтому будет вполне довольно, если каждая из дивизий утром первого числа соберет хотя бы 10 процентов состава. Этих нескольких сотен храбрецов достаточно, чтобы полностью дезорганизовать советскую власть в Москве, а если получится, то и в других ключевых городах. На то, господа, и составлен «план приоритетов». Мало людей вышло – дивизия концентрирует удар только по цели номер один. Чуть больше – по двум, еще больше – по трем, и так далее.

Он повернулся к Шереру.

– Возьмем вас, Антон Альфредович. Допустим, вы видите, что утром 1 июня у вас в наличии только сто человек. Ваши действия?

Начдив-2 уверенно ответил:

– Собираю людей в кулак и бью по цели номер один, которая…

Опять некстати встрял Полканов:

– С Шерером беда. Гоняет от себя охранников. Говорит: я сам о себе позабочусь. При этом неосторожен и ненаблюдателен.

Сквозь шепот Алексей еле разобрал, что «цель номер один» у дивизии Шерера – ЦК большевистской партии.

– …Первое июня – как раз суббота, а они по субботам собираются на свой синедрион, как на моление в синагогу. Мы войдем через Боровицкую башню, там в карауле будет наш человек. Через пять минут окажемся на месте и перебьем всех еврейчиков вместе с шабесгоями.

– Антон Альфредович, я бы попросил. – Саввин покосился на Миркина.

Полковник сконфузился.

– Извините, Лев Абрамович… Я не в том смысле. Но у них там, сами знаете, еврей на еврее сидит.

– Если б ваш драгоценный царь-батюшка обращался с евреями по-другому, они в революцию бы не пошли. Глядишь, революции и вовсе бы не случилось, – поморщился франтоватый ротмистр. – Ей-богу, полковник. Иной раз послушаешь вас и засомневаешься, не перейти ли к красным.

– Не считайте меня юдофобом, – всё оправдывался Шерер. – Вы знаете, как высоко я вас ценю. Ну и вообще – в вашей нации встречаются достойные представители.

Миркин иронически кивнул:

– Вы говорите в точности, как мой знакомый Изя Шифер. «Можете кидать в меня тряпками, но среди гоев иногда попадаются приличные люди».

Все кроме Шерера засмеялись, а Саввин сказал:

– На сем предлагаю эту содержательную дискуссию закончить и вернуться к делу. Если, конечно, не возражает полковник Шифер. То есть Шерер.

У полковника так вытянулась физиономия, что смех перешел в хохот. Усмехался и невозмутимый Виктор Борисович, из чего следовало, что оговорка была не случайна. Прыснул в конце концов и Шерер:

– А ну вас!

Романов поймал себя на том, что улыбается. Его бывший начальник подполковник Козловский тоже, если пускался в рассуждения о политике, производил впечатление сущего неандертальца, махрового черносотенца, а при том был отличный товарищ и вообще душа-человек. Эх, где-то он теперь? С кем – ясно. Конечно, с этими.

– Хорошо, Антон Альфредович, – продолжил серьезный разговор Саввин. – Допустим, у вас не сто человек, а полтораста или двести.

– Вычленяю второй отряд для цели номер два. Центральный телеграф. Согласно плану, отряд выдвигается на…

– Миркин тоже проблема, – зашептал Василий Васильевич. – Не спорит, не ерепенится, но когда ему надо – отрывается от охраны и исчезает.

Умолк. Саввин поднялся над столом.

– Господа, я не мастер произносить речи. Я человек не слова, а действия. Однако хочу сказать вам вот что. Мы в «Союзе защиты Родины» все разные, всякой твари по паре. Но дело у нас общее – построить ковчег, на котором мы спасем наш мир от потопа. А вот когда спасем, тогда уже будем спорить, какою будет новая Россия – монархической, республиканской, социалистической, федеративной или какой-то еще. Потом, когда наш ковчег выплывет.

Миркин изобразил аплодисменты.

– Браво, Виктор Борисович. Очень политичная аллегория. Спасибо, что ничего не стали говорить про Голгофу и Гефсиманский сад, я бы счел это очередным выпадом против евреев. А Ноев ковчег – это прекрасно. Он признается как христианами, так и евреями.

Все опять засмеялись.

Весельчаки, озабоченно подумал Романов. Что же у них за план по захвату Центрального телеграфа? Как выявить предателя в Кремлевском гарнизоне? И каковы приоритетные цели у остальных дивизий?

– Уже одиннадцать, господа. – Саввин смотрел на старые карманные часы. – Позаседали не хуже Временного правительства при незабвенном Александре Федоровиче. Встретимся в пятницу.