... А потом меня вместе с остальными просветителями объявили еретиками, решив, что наша деятельность представляет угрозу местным властям, и приказали казнить. Вот уже шестой день я сижу в этом каменном мешке, единственным источником света в котором является малюсенькое окошко в метре над полом. И за что, за что меня бросили сюда? За то, что я хотел предостеречь народ?! Если так продолжится, мы все погибнем... земля еще не отошла от прошлых обывателей, и до сих пор мы слышим ее болезненные стоны. Это конец! Хотя... какая разница! Уже завтра мне станет совершенно все равно. Уже завтра меня ждет плаха. Он говорил мне, предупреждал. Еще слишком рано. На людей нельзя вываливать всю информацию разом, они не поймут. Они привыкли жить так, как живут, и изменить их жизнь так резко невозможно. Прости, дедушка, я подвел тебя.

Мой дедушка был одним из тех, кто знал правду о нашем прошлом, но он был стар, его мало кто слушал. Люди думали, что старик выжил из ума и придумывает всякие небылицы. Но это, конечно же, было не так. Сначала он хотел передать знания своему сыну, моему отцу, однако ничего не вышло -- они всегда не очень хорошо ладили, и когда дед решил раскрыть ему тайны, отец высмеял его. Тогда дед стал рассчитывать на меня. Я вырос на его рассказах о прошлом мире. Буквально, насквозь пропитано ими мое сознание. И я был не один такой. Вскоре после смерти деда собрались "хранители истории". Мы должны были рассказать все это людям, предотвратить столь плачевный исход человеческой цивилизации, дать понять, что это последний шанс и им нельзя пренебречь. Но ничего не вышло. Одного за другим нас вылавливали по всему миру. Раз за разом приходили письма о казни того или иного "хранителя". Вот и меня поймали. Нет, я не последний, и, в общем-то, не все кончено, но...

По рассказам очевидцев

-- Вот такая дура прямо с неба свалилась! -- мужик развел руки в стороны, показывая размеры "дуры". -- Вся дымится, местами тлеет. Ну, так я фуфайку накинул, подбегаю, поднимаю эту штукенцию, а под ней... ельфы! Чесслово, не вру! Фиолетовые такие, с ушами, в одеже добротной, да она вся прожженная. Только сумка у мальчишки темненького, как новенькая! Я эту сумку, уж не судите строго -- думал, что померли мальчишки, -- хвать, а темненький в нее как вцепится! Глазами своими -- зырк! Мне аж дурно сделалось! На ноги поднялся, шатается, как Ваныч после попойки, и говорит такой: "Ну, все, приплыли!" и в лужу -- плюх! Ноги, видать, не удержали. Я мальчишек в дом оттащил -- не оставлять же помирать.

-- Да брешешь ты, пропойца старый! Опять надрался в хлам, вот и мерещатся всякие ельфы, хех, фиолетовые! -- Седоволосый старик стер с усов капельки пива.

-- Ну и не верь! Да только я в тот день ни капли не выпил! Вот! -- мужик поднялся с потертой скамьи и широким шагом направился к выходу из кабака.

По моим личным записям

Я очнулся от того, что кто-то ткнул меня в бок. Болело все. Казалось, что на мне не осталось ни одного живого места. Кое-как я разлепил припухшие глаза...

-- К-кто вы?!

Передо мной стоял среднего роста человек, с взлохмаченными, довольно коротко остриженными черными волосами и в потрепанной, прожженной одежде, очень похожей на... одежду принца?

-- Господин Морев?

-- Так-то да.

Он хитро улыбнулся и жестом приказал мне сесть. Едва я принял вертикальное положение, он поднес к моему лицу какую-то узкую вещь.

-- Так, а теперь не дергайся, а то криво получится...

-- Что?! Что вы собрались не делать? Не трогайте мои волосы! -- я отпрянул в сторону от зловеще поблескивающего ножа.

-- Это приказ, Конрад, -- холодно проговорил господин.

-- Это нарушение вековых традиций и законов нашего государства! Нас же казнят! -- голос перешел на визг; я резко отодвинулся от принца и упал с кровати, на которой очнулся.

Насчет казни я, конечно, преувеличил -- за нарушение этой традиции сейчас даже штрафа не полагалось. Принц выругался и, спрятав нож в голенище сапога, пострадавшего от сырости и явно чем-то подпаленного, прошел к грубо сколоченному столику с натертой до блеска металлической тарелкой вместо зеркала.

-- Хозяйка этого дома любезно позволила нам использовать ее белила...

-- Зачем?

Скользнув по мне презрительным взглядом, он отвернулся и продолжил замазывать белилами свое лицо. Я, конечно, понимаю, что это необходимая конспирация, если мы не хотим, чтобы нас нашли в ближайшее время. Но вот только... я хочу этого. Хочу, чтобы нас нашли, вернули во дворец. И не хочу находиться среди этих невежественных животных, в которых вновь деградировали люди внешнего мира!

Рядом со мной приземлился ворох ткани и жестяная баночка белил сверху.

-- Я отправляюсь на торговую площадь и надеюсь в ближайшее время увидеть там и тебя. Советую тебе принарядиться, если не хочешь загреметь на костер -- местные власти плохо относятся к магии в целом и магическим существам, в частности. -- поправив слишком широкую, холщовую рубашку, Его Высочество взял в руки чудом не пострадавшую лютню и подошел к двери. -- Во дворе есть бочка с водой. Холодной, правда, но это лучше, чем ничего.

Дверь скрипнула, выпуская наружу фигуру, в которой мало что осталось от принца. Заиграла приторная мелодия, собирая за собой любопытный народ. Таково начало истории менестреля. История, которая, наверняка, не утихнет даже спустя столетия. Но сейчас об этом рано говорить.

Из дневника принца Морева

Конрад -- кретин! Он же должен понимать, что мы выделяемся из толпы и привлекаем много ненужного внимания! И ведь понимает! Так в чем же дело? Может, он просто не хочет мне помогать? Так зачем поперся?!

-- Дяденька, -- маленькая девочка дернула меня за рукав, заставляя повернуться к ней лицом, -- а почему вы перестали играть?

-- А? Прости, просто задумался, -- потрепав девочку по светлым волосам, я вновь ударил по струнам лютни.

Наигрывая простой мотив, я вел за собой заинтересованную группу зевак по извилистым улочкам. Судя по внешнему виду, это был совсем небольшой, провинциальный городок, который от деревни отличал только возвышающийся над домами мрачный замок, подобный тем, что строили древние люди. Сами улицы были засыпаны щебнем, плотно втоптанным в пыль. Под окнами даже у самого захудалого домишка располагались ухоженные клумбы... Немного печально, что даже этот маленький город на отшибе мира выглядит чище, чем некоторые столичные улицы на Острове.

По ходу моего продвижения к главной площади, толпа, шагавшая следом, становилась все обширнее. Видимо, заезжие артисты и им подобные большая редкость здесь. Иначе как еще объяснить столь повышенное внимание к музыканту моих способностей?

На выходе из лабиринта улиц, на самых подступах к площади, я резко остановился -- мое внимание привлек деревянный помост, который заканчивали возводить в самом сердце поселения.

-- Что это?

-- Это? -- кивнул в сторону помоста мужик в засаленной рубахе. -- Ясное дело, виселицу заканчивают.

-- А... а зачем здесь виселица?

-- Ну ты даешь! Совсем глупый? Или с луны свалился? Чтоб преступников вешать! Вечером поведут прос... пруце... процессию из замковой тюрьмы, -- мужик топнул ногой, желая усилить эффект от своих слов. -- Хотя... -- задумчиво протянул он, -- мальчишка там один есть, сын местной знахарки, его и преступником не назвать. Просто умом тронулся, как и дед его. Вещал с бочки на торговой площади какие-то бредни про апо...кли... ай, тьфу! Дурацкое слово!

-- Апокалипсис?

-- Вот-вот! Он нем! Ну, так вещал себе, вещал... никто его особо не слушал! А мальчишку все равно загребли, неделю назад где-то. Сегодня вечером вместе с политическими казнить будут.

-- Ясно...

С большим трудом я оторвался от созерцания неказистого строения, после чего, оставив за спиной разочаровано гудящую толпу, побежал в сторону домика, в котором нас с Конрадом приютили. Если я не ошибся, то "мальчишка", о котором сказал этот человек, это автор тех самых записей, найденных Адрианом. Жаль только автор не указал своего имени. Хотя... Чудо уже то, что нас выбросило в нужном городе! Надо узнать у нашей любезной хозяйки о местной знахарке. И сделать это надо до заката.