Своей мелодией из пьесы,
Что так похожа на "Ромео и Джульетту".
Тогда, когда о них никто не знал,
У моря старый лишь причал
Скрывал секреты их о том,
Как были счастливы вдвоем
В той чудной сказке от заката до рассвета.
Такой волшебный вечер у причала,
И ничего не означало
Беды за ними тихо шедшей,
Семьи возлюбленных приведшей
К тому причалу, что закончит их историю.
Туда, где все тонули корабли,
Они отправились одни,
Чтоб сохранить свою любовь
В тумане северного моря...
Темнокожая женщина погладила по голове расчувствовавшегося у нее на плече эльфийского дедка. В самом дальнем углу зала нежно улыбались друг другу молодой гном с рыжей бородкой и коротко стриженая эльфийка. Явно впервые видя подобную картину, Лис толкнул меня локтем, кивком показывая на знаменательную парочку. Принц замолк, еще некоторое время перебирая струны лютни. Окончив игру, он подскочил со стула, убрал инструмент в сторону и сделал небольшой шаг вперед. Дождался, пока публика вернется в реальность с "дальних берегов северного моря", начал говорить:
-- Безусловно, многие из вас пришли сюда послушать "живую" музыку и пение. Но каждая песня, каждая мелодия -- это, в первую очередь, история. Мы слышим и понимаем ее по-своему, и порой наши "слышания" совершенно не похожи друг на друга! То ли дело история, рассказанная словами! Вашему вниманию я хочу представить своего компаньона! -- Морев отошел в сторону, пропав из поля моего зрения. -- Лис, прошу тебя выйти ко мне и отправить нас в умопомрачительное путешествие древних преданий!
Лис, кряхтя, как ровесник преданий, поднялся со ступеньки и вышел из-за "кулис". В эти мгновения, пока штора была открыта, девушка, что просила меня вчера спеть, заметила вашего покорного слугу и робко помахала рукой. По телу словно разряд молнии прошелся. Замерев памятником самому себе, я наблюдал, как медленно и неохотно -- что на деле было не так -- опускается штора.
Перекрывая шепотки, раздался хорошо поставленный голос опытного оратора. Похоже, забавлял народ родного города он регулярно. Даже немного странно, что в темницу его упрятали только сейчас. Или они уже успели прийти к тому, что нельзя сажать детей? Я прислонился боком к стене и, погрузившись в собственные размышления о причинах, по которым Лиса еще не казнили, не заметил, как последний закончил свое выступление. Лишь овации по окончанию истории вывели меня из потока мыслей. Возвращаться, однако, на лестницу Лис не стал, оставшись на импровизированной сцене вместе с принцем. После еще пары песен та самая девушка привстала, привлекая к себе внимание, и осторожно спросила:
-- А... ваш брат будет выступать сегодня?
От смущения я повернул голову к стене, хоть и прекрасно понимал, что меня все равно никто не видел. Морев с Лисом переглянулись, словно говоря друг другу: "Ну же! Ответь ей что-нибудь!". Раздалась пара звуков лютни, похожие на обреченный вздох, и Морев промямлил что-то вроде: "Кирилла продуло вчера, лежит теперь. Лихорадит его знатно...". В зале повисло неловкое молчание, через пару секунд прервавшееся тихим акапельным пением, строке на третьей подхваченным звуками лютни. Почему-то стало до смешного обидно. Непередаваемое чувство обиды на самого себя, когда у тебя есть определенные желания и амбиции, но ты сам себе не даешь их осуществить. Стиснув зубы до боли, я встал и направился в комнату -- от меня здесь нет проку! Почти строевым шагом я влетел в комнату и промчался к открытому настежь окну. Опершись руками на подоконник, я чуть подался вперед, едва не вываливаясь наружу. И? Что теперь? Буду злобно пыхтеть в небо, пока не закончится концерт? Это ерунда, конечно, но ведь это будет повторяться. Снова и снова. Всякий раз прятаться? Нет!
Я сжал ладони в кулак и, повернувшись одним движением, спустился вниз. К самым кулисам. Дозвучали последние аккорды песни. Раздались аплодисменты. В мгновение перед очередной речью Морева я глубоко вдохнул и, словно переступая через себя, отдернул кулису и вышел на сцену. После мрака второго этажа яркий свет больно резанул глаза, дыхание замерло, словно легкие сжали в тисках. Овации усилились. Как же... как же их много! Все смотрят и ждут... Я попытался поднять руку, чтобы поприветствовать зал, но она словно приросла к остальному телу. "Что это с ним?" "Лихорадка?" "Да он же боится!" -- пораженно прошептала та девушка. Широко распахнув глаза, я быстро осматривал разные углы зала, будто кто-то в них мог мне помочь. "Конрад?" -- тихо спросил Морев, обеспокоенно глядя на меня. "Простите... Я ошибся..." -- промямлил я, дела шаг назад. "Простите!". Отвернувшись, я уже собрался бежать наверх и прятаться в шкафу от собственного позора, как почувствовал, что кто-то держит меня за руку.
-- Все хорошо, -- тихо шептала девушка, крепко сжимая мою руку. Я оглянулся. -- Если... если боитесь петь для них всех, пойте только для меня. Я не осужу, а что они подумают -- не важно, вы ведь поете не для них, -- в молчании зала раздавалась тихая колыбельная ее голоса. -- Прошу вас, -- она потянула меня за руку, -- вы обещали.
Я легонько кивнул. С беззлобной ухмылкой Морев слез со стула, всучил мне лютню, а сам присоединился к залу, с трепетом наблюдавшему за развернувшейся драмой. Неловким жестом я предложил девушке занять место принца. Повернувшись боком к залу и лицом к ней, я встал на одно колено, на второе пристроив лютню, и мелко подрагивающими пальцами перебрал струны, позволяя рукам вспомнить, как это делается. Страх постепенно начал сходить на нет. Оставалось только смотреть в янтарные глаза и петь...
Не хочешь ли ты чуток доброты?
Ее отдаю задаром.
Мне говорили -- исполнит мечты,
Как душу наполнит пожаром.
