Сияние, исходящее из-под потолка, становится сильнее, вырывает из мрака несколько клочков, а там… Ну конечно же — «мои детки» и дроу. Мисса и Сейла смотрят на меня, немного вопросительно, немного лукаво. Яйзар уже во всю целуется сразу с двумя Жрецами, среди которых я замечаю и Маса, а Нифакх позволяет окружающим его Жрицам срывать с себя одежду. Я смотрю на них и с нарастающей обречённостью понимаю, что остановить происходящее не смогу. И не хочу. Ибо Договор, крэшшшево спасение Мира, всех миров. Вот он выбор — мои принципы против жизни миллиардов. И принципы становятся пылью, а мораль прахом.

Я еще сильнее открываюсь навстречу чужим эмоциям и ощущениям, Сейла проказливо улыбается и вдруг вытягивает в круг света Келлина, а Мисса манит к себе Камаэля. Ρевность? Да, она поднимает голову, скалит зубы, но тут же прячется обратно, сметённая волной всё нарастающего возбуждения. Моего. Всех присутствующих.

Только Лири всё ещё спит.

Подхожу ближе, всматриваюсь в его лицо, но вместо него вижу лишь пустое полотно, маску. В шоке поворачиваюсь к Ллос:

— Что это?

— Он все еще в коконе. Как гусеница. Ты должен помочь ему освободиться.

— Как?

— Я покажу. Объясню. Возьми свой кинжал.

С лёгким шелестом клинок покидает ножны.

— Начерти на его лбу вот эту руну.

И Ллос рисует в воздухе тонким, длинным пальцем, увенчанным острым чёрным коготком. Я послушно повторяю незнакомый символ.

— А теперь вот этот, прямо под ним, на переносице.

И вновь горящий фиолетовым пожаром узор зависает прямо передо мной. Ещё один знак ложится на лицо Иллири, его глаза тут же распахиваются, но они совсем другого цвета — нет больше зелени, они совершенно лиловые, без белка, без зрачка. Он смотрит на меня этими двумя провалами в колышущуюся Бездну, а потом протягивает руку, касается скулы, губ, хватает за шею и вот мы уже целуемся, а я лежу под ним задыхаясь от страсти. Εго, моей, их.

Цепочки слетают, рвутся, ибо даже они мешают, не дают чувствовать желанное тепло. Я теряюсь в ощущениях сплетенных тел и больше не способна понять, где мои чувства, а где то, что я читаю из окружающего меня фона. Проникновение, сладость, горечь, боль, жар, голод, головокружение, полёт, падение. Всё сразу и ничего. Пустота и новый взлет. Но на этот раз я уже он, мерцание произошло само, и ведущая роль теперь у меня. Что-то толкается в руку, и я непроизвольно сжимаю ладонь. Безумный голос шепчет:

— Завершшшиии. Ссссейчассс.

И вспышкой мелькает кинжал, чтобы тут же воткнуться по самую рукоять в грудь Иллири.

Удар. Это замирает моё сердце.

Удар. Это всё ещё бьётся сердце Лири.

Удар. И его руки не могут больше удержать колени, они распрямляются, член подрагивает, выплескивая всё новые порции семени, а лиловый туман уходит из его глаз, обнажая зелень, но я не вижу в ней страха или боли, лишь неистовое удовольствие.

— Вот так. Малая и большшшая ссссмерть вмессссте… А теперь умри и ты!

Жалящее прикосновение к затылку и голову откидывает в самом диком оргазме, который я когда-либо испытывал. Я продолжаю изливаться в Лири, даже когда из его рта тонкой струйкой начинает течь кровь, даже когда его глаза закатываются, а грудь перестаёт вздыматься.

Удар. И моё сердце вновь стучит, неправильным, двойным стуком.

Удар. И его сердце замолкает.

Всё пространство тонет в бешенной вспышке, выжигающей зрение и разум, меня корчит в конвульсиях, скидывает на пол, на колени. Камень под ладонями дрожит, плавится, руки уходят по локоть в вязкую массу, рядом кто-то протяжно и надрывно кричит, стонет, плачет. Чьи-то руки касаются спины, но не приносят облегчения, лишь еще сильнее давят, заставляя тонуть в неимоверной боли, разрывающей внутренности, выворачивающей наизнанку и меняющей местами… Меняющей боль на оглушающее удовольствие, с привкусом лаванды…

— Даааа…

Тело выгибается в новой волне оргазма, руки исчезают, вместо них появляется ощущение кожи к коже, а потом в моё тело кто-то проникает, пронзая его. Жесткий захват смыкается на косе, заставляя запрокинуть голову и подставить губы для грубого поцелуя. Рывок, еще рывок и с каждым новым движением возвращается по капле разум. Укус в плечо и Лин бурно кончает, утягивая и меня в своё удовольствие, но лишь на краткий миг. Ρазум полностью очищается и вдруг со всей ясностью осознаю…

— Нет!!!

Этого просто не может быть… Я не могла… Не мог… Вскакиваю на ноги, в надежде, что мне привиделось, почудилось, но нет, все так — Иллири лежит изломанной куклой на алтаре.

— Ты!!!

Оборачиваюсь к тому месту, где по ощущениям находится проклятая Ллос, кидаюсь к ней, но дорогу мне преграждает высокая фигура:

— Стой!

Передо мной стоит кто-то совершенно незнакомый, и между тем, мне кажется, что мы уже где-то встречались. Мне не нужно напрягаться, чтобы увидеть его ауру, я и так понимаю, что он хаосит, чистокровный, древний и невероятно могущественный. Не так как Ллос, совсем иначе, но мне всё равно.

— Уйди с дороги, она должна сдохнуть!

Хаосит отрицательно качает головой:

— Та, что никогда не рождалась, умереть не может. Даже с помощью такого кинжала.

— Кинжала? — непонимающе спрашиваю.

Мужчина кивает на алтарь. Оборачиваюсь, и наконец осознаю, о чём он.

— Всё верно. Сиятельный не должен был умереть, Ллос не зря велела нарисовать тебе обе руны — и Вауу и Реш — через последнюю, она смогла бы удержать его душу по эту сторону Грани, даже когда временная смерть настигла бы его тело. Всему помешал кинжал, не знаю откуда он у тебя, но, пожалуй, это единственное оружие в Мире, способное гарантированно убить бессмертного.

Кинжал… Медленно поворачиваюсь к Келлину, но он прячет взгляд, его щиты подняты, не дают ничего прочитать. Даже так…

— Лин?

Дроу молчит, а потом наконец поднимает глаза:

— Я не знал. Купил его у торговца в Тилурив-Ссине, решил, что он послужит хорошим подарком.

— И не узнал о свойствах? — немного презрительно спросил хаосит.

— Торговец сказал, что никто не смог разобраться в них, да и кинжал себя никак не проявлял.

Хаосит усмехнулся:

— И ты, глупый Цаде, поверил? Ты или полный идиот, или предатель. Впрочем, и то и другое. Так или иначе. Это в вашей поганой крови.

Предатель. Келлин предатель. А ведь меня предупреждали не доверять Цаде, теперь я кажется понял от кого было то послание… Голова разрывается от противных, едких мыслей — Лин, как он мог? Глупость или подлость? Или на самом деле и то и другое? Месть? Всё же месть Цаде? Они так желали нас сместить, он и его сестра, несколько раз покушались, плели заговоры за спиной, а потом он, гомофоб, внезапно решил влюбиться? И я поверил? Нет, идиот не Цаде, это я полный придурок.

Смотрю на него, но он отворачивается, не глядит в ответ. Почему он поднял щиты? Прячется? Не хочет, чтобы я его прочитал? Тошнота комом подкатывает к горлу, в груди почему-то бьётся уже не одно, но сразу два сердца, и их частое «бум-бум» просто оглушает, сводит с ума. Свет меркнет, пространство кружится и качается, каменный пол вновь зыбкий словно пески пустыни. Очень тяжело сосредоточиться, я вижу всё, но ничего не складывается в осмысленные картинки.

Двое, тот самый непонятный, полузнакомый некто и Архимаг Мара что-то шепчут над Лири. Его тело корчит в конвульсиях, но оно почти сразу опадает обратно на каменное ложе. Последнее ложе.

Камаэль трясёт Келлина, орёт на него, но тот молчит, не сопротивляется, всё так же не смотрит по сторонам.

Мас о чём-то меня спрашивает, пытается заглянуть в глаза, прикоснуться, но я его не слышу, не могу слышать, его живого, всё же живого, тогда как Лина спасти никто не может.

Почему Бри не пробует накинуть Саван? Бри рядом, стоит возле Ллос, с нечитаемым выражением лица взирает на происходящее у алтаря.

Мои дети, мои послушные, верные дети ругаются с Жрицами, что-то доказывают, но те лишь отрицательно качают головами, как тупые болванчики.