– Вот-те крест, улыбался. А потом встал.

– У меня хорошие духи.

– Ты хочешь сказать – очень дорогие. Мы подвозили Соверина всего пару минут до конторы проката машин – и он чуть не потерял сознание.

– Просто этот импотент никогда не видел красивых женщин.

– Френки, ты думаешь только об одном.

– И встает он, а колесо-то проворачивается.

– Заливаешь. Представь, сколько тонн-то в грузовике.

– Правду говорю – встал, и я аж слышал, как ящики у меня в кузове гремят. И смотрю – а грудь у него-то вся внутрь вдавлена, и ребра белые торчат.

– Заливаешь. Ой, заливаешь.

– Да слушай ты. Он так на меня смотрит и говорит: «Аккуратнее надо ездить, папаша». И эти, те, что легкие – у него так и бьются под ребрами. Я с места сдвинуться не мог…

– Майкл, а тебе нравятся мои духи?

– Мне нравится в тебе все.

– Ты не ответил.

– А я все рот-то открываю, сказать чего-то хочу – а ни словечка не могу произнести. Он-то смотрит на меня, усмехается. И я смотрю – грудь у него обратно выпрямляется, и ребра на место становятся. Только рубашка как была порванная, так и осталась.

– А сколько ты, часом, принял перед тем, как поехать?

– Да ничего я не пил. Можно ли за рулем…

– Френки, твои духи на самом деле сбивают с ног.

– Это хорошо или плохо?

– Но вот-то что – кровь его так у меня на бампере и осталась. Я как полмили отъехал – ни жив, ни мертв. К реке свернул, минут сорок драил.

– Помолчи.

Слова эти были произнесены тихо, и водитель, рассказывавший свою историю, повернулся к двери и почесал в затылке. Высокий подтянутый негр в форме помощника шерифа подошел к стойке и обменялся парой слов с хозяином.

– Потом доскажешь, – сказал водителю один из слушателей.

– Так я уже почти и все рассказал. Гиблое это место, поганое. Все из-за сектантов чертовых.

– Пошли лучше отсюда. Уже и пора.

Помощник шерифа неторопливо приближался к нам. Через стеклянную стену он бросил взгляд на наш дорогой автомобиль, потом остановился недалеко от нашего столика, ни на кого не глядя.

– Хорошее утро, шериф, – сказал я.

– Плохое, – ответил он. – Мы нашли труп – парня переехали на грузовике. Проломили грудную клетку. Простите, если испортил вам аппетит.

– Ничего, – Френки вытерла губы тыльной стороной ладони. – Садитесь лучше к нам.

Он пододвинул стул. Улыбка у него была открытая, как у человека, который всегда уверен в своей правоте.

– Вы меня озадачили, – произнесла Френки, кладя локти на стол. – Если мужчина любит поглазеть по сторонам, то он обычно смотрит на меня, а не на мою машину.

Негр засмеялся, ничуть не смущенный.

– Вы правы, – произнес он. – Я не люблю, когда к нам в город приезжают богатые люди.

Я приподнял одну бровь.

– Все дело в сектантах, – продолжал помощник шерифа. – Не знаю, чем эти ребята занимаются – они никогда не пускали меня дальше ворот. Но честно вам скажу, мне они не нравятся. Очень не нравятся.

– И вы опасаетесь, что мы – богатые простаки, которые приехали сюда делать пожертвования? – улыбнулся я.

– Честно говоря, да.

– Тогда не переживайте. Эта девушка так много ест, что я не могу позволить себе тратиться на что-то другое.

Френки толкнула меня под столом ногой.

– Мы пишем книгу о современных нетрадиционных религиях, – солгала она. – И действительно приехали сюда, чтобы больше узнать об этой секте. Но никаких денег они от нас не получат – будьте уверены.

Негр сложил руки на груди и с одобрением посмотрел на нас.

– Христианская символика, – Френки сделала мне знак остановиться.

«Община добрых сынов Господа».

– Немалых денег стоило заказать такой камень в виде дорожного знака, – произнес я. – Если у них нет своего резчика.

– Или своих способов писать на камне.

Френки подошла к указателю и дотронулась до него пальцами. Легкие искры разорвались в воздухе там, где рука девушки прикоснулась к серой поверхности.

– Что ощущают твои демонические способности? – осведомился я. – Камень наполнен злом, или на тебя так отреагировало слово «христианский»?

– Здесь все опутано мерзкой паутиной. Липкое, затхлое и грязное. Но причиной скорее сама секта, чем родившаяся в ней ересь. Дай мне руку.

Я подал Френки ладонь, и ее пальцы вцепились в меня. Я почувствовал, как пульсирующий поток энергии перекатился в трепещущую демонессу. Френки встряхнула головой и глубоко выдохнула.

– Так мне лучше, – сказала она. – Здесь ничего нельзя трогать руками.

– Не удивительно, что местные жители недолюбливают общину. Обыватели вообще подозрительно относятся к сектантам, а раз уж ты говоришь, что вокруг витает зло…

– Но ты его не чувствуешь?

– Френки, я же не демон.

– Ты просто сытый, самодовольный сноб, которого не растрогает даже сцена массовой казни.

– Френки, что трогательного в массовой казни?

– Ты понял, что я имела в виду.

– Не уверен.

– Почему они называются христианской сектой, Майкл? Любой христианин сжег бы их на костре за то, чем здесь занимаются.

– Не думаю, что любой, Френки. И не пытайся уверить меня, будто деревья вокруг дороги засохли от того, что зло выпивает их соки. Просто сейчас осень, а мы не на берегу океана.

– Я не дура, Майкл, и понимаю, что такое осень. А деревья на самом деле истощены злом. Но почему христианская секта?

– А как еще они могли себя назвать? Сорок семь человек, из которых почти все мужчины. Правда, уже сорок шесть. Живут в одном доме, хотя не родственники. Нигде не работают. Занимаются сельским хозяйством, но ничего не продают. Дни проводят за чтением книг и массовой медитацией – кроме как христианскими сектантами, они могли назваться разве что психушкой. Но тогда пришлось бы поставить решетки на окнах.

– Это тягостное место, Майкл.

– Когда я так назвал дом твоих тетушек, ты чуть не вырвала мне желудок.

– И была права. А здесь на самом деле плохо – словно вековая пыль зла, накапливающаяся с каждым днем, тяжелым пологом легла на все живущее.

– Хорошо сказано, Френки. У меня всегда создавалось такое впечатление, когда я заходил в студенческую библиотеку. Это все потому, что здесь читают книги.

Главное здание оказалось одноэтажным. За ним поднимались другие – и стояли они без видимого плана.

– Построено ли поместье специально для чернокнижников, – спросил я, подавая Френки руку, – или они купили его потом?

– Я не знаю.

– Сэр Томас должен знать.

– Вы задержались в дороге, – произнес Соверин Риети, выходя из дверного проема.

Двери в нем не было – это принято у аспониканцев, но дом перед нами скорее походил на хижину доброго фермера.

– Мне надо было поесть, – бросила Френки. – Вам не идет форма священника.

Соверин пробежал белыми толстоватыми пальцами по воротнику святого отца.

– Жаль, что приходится обманывать людей. Но на нас и так обращают слишком много внимания. Мы должны быть, как все.

– Для этого вас пришлось бы лоботомировать, – процедила девушка.

Френки поймала мой взгляд и непонимающе нахмурила брови, потом ее глаза сверкнули неудержимой яростью.

Поскольку я выступал в роли монсеньора – пускай и исполняющего обязанности – девушке выпадала роль помощницы. Френки процедила что-то сквозь зубы относительно меня и моих привычек сваливать тяжелую работу на слабую девушку, и, раскрыв багажник, извлекла большой футляр из темно-синей кожи, очищенной от чешуи.

В нем находился топор Верховного Палача.

Френки предстояло таскать его за мной на протяжении всего рейда, и мне оставалось только гадать, какие планы мести за это подчиненное положение появляются в голове девушки.

– Вам помочь? – осведомился Соверин, протягивая руку.

– Я справлюсь, – отозвалась Френки. – Мне не привыкать.

– Познакомьтесь с моей правой рукой, – произнес Риети, и в самом деле протянул мне правую руку.