Выбора не оставалось — Сергей Иванович понуро отправился открывать дверь.

На пороге стояли двое знакомцев: мрачного вида амбал с перебитым носом и молоденький розовощекий блондин с заплывшими кабаньими глазками. Оценив побитый вид Корнилова-старшего, кривоносый довольно хмыкнул и сказал спутнику:

— А смотри, как менты его отделали, а? Не хуже нас с тобой… Ну, чо стоишь, старый, в хату пригласишь или как?..

Никогда еще в своей жизни Сергей Иванович и Елена Николаевна не видели таких наглых, таких самоуверенных ублюдков, как эти.

Едва зайдя в квартиру, кривоносый оттолкнул Корнилова-старшего и двинулся в комнаты. С хозяйским видом включил в спальне свет и, цепким взглядом окинув комнату, пошел в следующую. Внимательно, с дотошностью судебного исполнителя оценил туалет, ванную, застекленную лоджию, кухню…

Розовощекий блондин тем временем тяжело опустился в кресло и, положив ноги в грязных ботинках прямо на стол, спросил Сергея Ивановича:

— Ну так чо, дальше будем по ментовкам бегать или умней себя поведем?

Старик, естественно, промолчал — а что он мог ответить?

Кривоносый вернулся минуты через три. Уселся на подлокотник кресла, закурил и, бросив спичку на ковер, произнес задумчиво:

— А ничего хата…

Елена Николаевна пришла в себя первой.

— Вы… кто? Чего вам надо?

— Нам? — снисходительно ухмыльнулся кривоносый. — Нам? Нам ничего не надо. Это тебе, старая, надо…

— Что… вы себе позволяете? — наконец отреагировал Сергей Иванович. — И вообще — где наш Илья? Где Митя?

— Короче, хватит гнилых базаров. Ты, — палец кривоносого уперся в грудь Елены Николаевны, — на рынке нашем торгуешь? Торгуешь. Мы тебя охраняем? Охраняем. Значит, «местовые» должна платить? Должна. Все платят, а ты ничем не лучше других. Ты, значит, не захотела, как все, сына своего позвала. А он, бычара, еще и копытами махать начал… На кого?! На нас!

— А это стоит денег, — вставил розовощекий.

— Вот именно. Короче, дело такое: сын ваш теперь жив-здоров, в безопасном месте. И дружок его, нищий Мересьев, тоже жив-здоров. Пока, — со значением добавил кривоносый бандит.

— И… что? — деревенеющим от страха языком спросила Корнилова.

— А то… — довольный произведенным эффектом, ответил негодяй. — Хотите, чтобы вам их в целости и сохранности вернули, сделаете то, что мы вам скажем. В мусорню ломанетесь — пеняйте на себя. Ты, старый хрен, уже сегодня в ментовке побывал, — кривоносый многозначительно кивнул на заплывшую скулу Сергея Ивановича. — В РУБОП ломанетесь — тоже ни хрена не выиграете. Ну, заведут дело, полежит оно там и в архив пойдет. Свидетелей у вас нету, возможностей ментуру материально заинтересовать — тоже. А ведь мусора вам на каждый день телохранителя не дадут, город у нас маленький… Короче, если не совсем идиоты, должны понимать, что к чему.

— Что мы должны сделать? — запричитала Елена Николаевна, внутренне готовясь к самому худшему. — Сыночка нашего верните, все отдадим!

— Вот это уже другой базар, — оценил блондин, — приятно с умными людьми дело иметь.

— Короче, так, — затушив окурок о полированный столик, начал кривоносый. — Хата ваша приватизирована?

— Ну… да, — выдавил из себя отец Дембеля, уже догадываясь, к чему задан этот вопрос.

— Давно?

— Года два назад…

— Бумаги есть?

— Ну, есть… А что?

— А то: эту хату вам придется поменять… На другую. Мы ведь нормальные люди, с понятиями, не звери какие-нибудь! В Москве бы за такую борзость вашего сынка никогда бы не простили: выставили бы вас на улицу, и все. А мы у вас квартиру не отбираем, а предлагаем добровольный обмен: вы нам — свою трехкомнатную халупу, а мы вам — отличный коттедж за городом. Недалеко — километрах в двадцати отсюда. Зато безо всяких доплат. Поменялись, ручки друг другу пожали и разошлись.

— Но… мы не хотим меняться! — Лицо Сергея Ивановича побагровело.

— А тебя, старый козел, никто и не спрашивает! Завтра обменный ордер подпишешь — и канай свою водяру жрать, животное! — огрызнулся блондин зло. — А не подпишешь — получишь голову своего сынка в посылочном ящике.

— Сережа, ты что, замолчи! — испуганно замахала руками Елена Николаевна. — Ты что — не видишь? Да, мы все сделаем, что вы хотите… Только верните нам Илюшеньку… И Митю.

— А ты, мамка, ничо, нормально соображаешь, — обронил кривоносый. — Ну все: мы сказали, вы слышали. Короче, завтра в десять утра будьте дома. И чтобы все бумаги приготовили: техпаспорт БТИ, ордер, что там еще требуется… Остальное на месте оформим.

…Уже в прихожей мать Ильи, предательски шмыгнув носом, спросила:

— А… Илюшеньку вы нам завтра вернете?

— Это как вы себя вести будете, — холодно бросил блондин. — Смотрите, если ментов на нас натравите — не жить вашему сыну.

— Да и вам, кстати, тоже, — угрожающе заверил кривоносый.

После удара по голове Илья Корнилов пришел в себя очень нескоро, а придя, неприятно удивился первым впечатлениям.

Он лежал в маленькой комнатке на голом пружинистом панцире металлической койки. Руки и ноги Дембеля были туго связаны толстыми бельевыми веревками. Окон в комнатке не было. Под низким потолком напряженно гудел длинный стержень лампы дневного света, по стене слева змеились переплетения ржавых водопроводных труб. Несомненно, это был подвал или бойлерная. В углу отливала блестящей жестью тяжелая дверь с огромным отверстием для ключа, черневшим под массивной ручкой. По всей вероятности, дверь была заперта.

Пахло плесенью, затхлостью, мышами и почему-то хлоркой. Во рту было солоно и гадко. Но еще гаже было от невозможности подняться с кровати…

Дембель попытался привстать, но веревки не позволили этого сделать. Вот если бы в комнатке был еще кто-нибудь…

— Митя, ты где? — позвал он и тут же удивился болезненной хриплости собственного голоса.

Ковалев не отвечал.

— Митя, ты тут? — повторил Илья.

Ответа не было вновь.

Пленник еще некоторое время звал бывшего однополчанина, затем принялся грозиться, ругаться безадресно, а потом, замолчав, попытался воскресить в памяти события минувшего дня…

Произошедшее вспоминалось с трудом.

Он помнил, что сегодняшним утром собирались с Ковалевым в военкомат. Помнил, как выкатывал с лестницы инвалидную коляску с Митей. Помнил, как неожиданно появился во дворе грязно-синий «Форд-Скорпио», как вылезли из него бандиты — те самые, со спиртзаводского рынка. И драку он тоже помнил — детально, со всеми подробностями. И пистолет Макарова в руках кривоносого. И отца, столь некстати появившегося со своим краснофлотским ремнем. И слепящий удар в глаз. И еще один, в голову…

Однако Корнилов не мог сказать — сколько же времени прошло с момента последнего удара: час, два, сутки или больше? А потому так и не смог определить, как долго он в этом подвале находится. И вообще: сегодня все это случилось… Или вчера?!

К счастью, чувствовал себя Илья куда лучше, чем должен был человек в его положении: сокрушительный удар в темечко теперь лишь отдавался тупой ноющей болью. Да и левый глаз, хотя и заплывший, только чуточку саднил — зажмурив правый, Корнилов с облегчением осознал, что не ослеп.

Он вновь попытался освободиться от пут, и вновь тщетно. Веревки стягивали руки и ноги намертво, впивались в кожу, и любое движение болезненно отдавалось во всем теле. Кончики пальцев на руках и ногах затекли так, что Илья почти не чувствовал их.

— Илю-уха… — донесся снизу слабый голос Димы, и Дембель, дернувшись, словно от разряда электричества, отреагировал:

— Митя?! Ты?

— Я…

— Где ты?

— Да тут, слева от тебя, на полу у кровати лежу…

Илья вздохнул облегченно — слава богу, хоть с Ковалевым все в порядке.

— Митек, ты… Подняться можешь?

— Да какое там на хрен подняться! Эти гниды мне руки к ножкам кровати привязали! А ты как?

— Да тоже привязан… А где мы вообще? Ты помнишь, как нас сюда везли? Сколько мы тут уже торчим, а?