— Мне повезло, что меня приняли. У них очень высокие требования, было много желающих попасть на курс. Я сдала вступительный экзамен с высшим баллом.

— Как тебе удалось получить образование здесь, на краю света? Разве поблизости есть какие-то школы?

— Сейчас здесь открылась школа-восьмилетка, в которой преподают два учителя. Но если ты хочешь учиться дальше, нужно уезжать из города и учиться в школе-интернате. Когда я была маленькой и у нас были средства, тетя Беттина нанимала для меня гувернанток и учителей. Когда мы переехали сюда из Палм-Спрингс, она учила меня всему сама. Мой отец тоже меня учил. Он увлекался индейцами и подолгу путешествовал, собирая истории, зарисовывая увиденное вокруг и коллекционируя керамику. Мы часами с ним сидели и рассматривали его находки. — Моргана горько сглотнула, заново переживая те далекие дни.

— А потом один ветеран войны, который пострадал от горчичного газа, поселился в одном из наших домиков. Он был образованным человеком, предложил учить меня в обмен на питание. Очень добрый и терпеливый, он, кажется, знал все на свете. Когда он умер — горчичный газ нанес непоправимый вред его здоровью, — я хотела поступить в старшие классы, но тетя Беттина не могла отправить меня в интернат, поэтому я поступила на заочное отделение, прошла полную четырехгодичную программу и получила аттестат. От отца мне также досталась отличная коллекция книг, их я все перечитала. Но я, конечно, хотела бы учиться в настоящей школе.

Упоминания о Фарадее снова взволновали Элизабет. О нем ей совсем не хотелось говорить.

— Но разве ты не будешь учиться в настоящей школе? В школе медсестер?

— Это просто жизнь и работа в клинике, а также занятия в классе. Это не настоящий колледж.

Элизабет внимательно изучала профиль Морганы. У нее были нос и челюсть Фарадея, но не такие мужественные и не портили ее.

— Ты, кажется, не в восторге от такой учебы?

— Это идея тети Беттины. Я признаю, что быть медсестрой — очень хорошо, медсестры всегда востребованы, правда?

Элизабет пустила голубой дым и подумала о жене Фарадея… или она сейчас уже вдова? Фарадей не мог оставить дочь. Не мог! Элизабет помнила, как Фарадей был предан своей дочери.

— А что ты хотела бы изучать?

Элизабет как будто зажгла электрическую лампочку. Моргана, как и когда-то ее отец, когда речь касалась ее увлечений, тут же оживлялась.

— Индейцев. Их культуру. Их историю. Их мудрость и знания. Вы знаете, о чем я говорю, доктор Делафилд. Гидеон сказал, что вы эксперт по индейцам.

— В некоторых аспектах, — улыбнулась Элизабет. — На нашем континенте проживают тысячи племен и народов, и они все отличаются друг от друга.

— Точно! К нам в гостиницу приезжали гости, которые ожидали увидеть местных индейцев в военных головных уборах из перьев. Европейцы смотрят на фотографии индейцев из племени сиоукс и удивляются, почему индейцы из местного племени агуа калиенте не одеваются также. Сиоуксы живут в холодном климате, поэтому они ходят в оленьих и буйволовых шкурах. Но индейцы пустынь ходят практически голыми, потому что здесь бывает очень жарко.

— Знаешь, Моргана, — задумчиво проговорила Элизабет, — ты могла бы подумать о том, чтобы объединить эти направления, медицину и индейцев, тем самым доставить удовольствие и своей тете, и себе.

— Но как?

— Индейские резервации остро нуждаются в медицинском персонале. Квалифицированная медицинская сестра будет принята там с распростертыми объятиями.

— Моя тетя это никогда не одобрит! — воскликнула Моргана, хотя эта идея ей понравилась, как, впрочем, нравилась и сама эта замечательная женщина, которая спокойно сидела рядом и курила сигарету с изяществом кинозвезды. Неожиданно в голове Морганы родилось столько вопросов. Конечно, такая мудрая женщина знала все о мужчинах и любви и о том, как управлять любой ситуацией спокойно и разумно. Интересно, у нее было много любовников или в ее жизни была лишь одна большая любовь? Кто отец Гидеона? Была ли доктор Делафилд увлечена им? Моргана нарисовала в воображении мелодраматическое кино, наполненное страстью и трагедией, радостями и неудачами, разбитым сердцем и счастьем. А в последнем кадре этого фильма доктор Делафилд целовала мужчину своей мечты со словами: «Я буду помнить тебя всегда!»

Сгорая от желания узнать побольше об этой удивительной женщине, но стараясь не выглядеть невежливой, Моргана спросила:

— А мистер Делафилд тоже антрополог?

Элизабет в замешательстве посмотрела на нее:

— Мистер Делафилд?

— Отец Гидеона.

Элизабет не сразу ответила. Она не признавала определения «мать-одиночка». Ее не заботило, что люди говорят о ней, пока она была беременна, и поэтому никогда, как другие женщины в такой же ситуации, не придумывала никаких историй, на которые можно было бы сослаться и сказать, что она вдова. Она вынашивала своего ребенка во время Первой мировой, поэтому куда уж проще было бы распространить версию, что ее муж погиб во Франции.

А когда ей в руки вложили хрупкого, миниатюрного малыша, она вся с головой ушла в заботы о нем, яростно защищая его ото всех. Никто не смел называть ее ребенка ублюдком. Элизабет ненавидела ложь и всегда говорила только правду. Но рождение Гидеона научило ее тому, что иногда ложь бывает во спасение.

— Мы расстались с его отцом еще до рождения Гидеона, — ответила Элизабет и посмотрела на часы. Подходящее время, чтобы вспомнить о телефонном звонке, который ей нужно срочно сделать. — Мне очень жаль, но… — начала она, но ее тут же прервала Моргана.

— О, бедный мальчик! Я ему так сочувствую. Меня отец бросил, когда мне было десять. — Потом она быстро добавила: — Не то чтобы вы плохая мать, доктор Делафилд. Вы хорошая мать, и все это знают. Но у отца есть свое место в сердце ребенка, вы так не думаете?

Элизабет вдруг разглядела тоску в больших глазах Морганы. В ее глазах была и печаль. Элизабет знала, о чем сейчас думает Моргана: почему мой отец бросил меня?

Но это была опасная тема, и Элизабет захотелось уехать немедленно. Когда она уже решила позвать Гидеона, Моргана сказала:

— Люди в округе говорят, что мой отец был талантливым художником. Я помню, как сидела на его коленях и мы вместе рассматривали его рисунки. Но я тогда еще была слишком маленькой, чтобы в этом разбираться. Сегодня я отдала бы все, чтобы на них посмотреть.

Элизабет озадаченно посмотрела на нее:

— А у тебя их нет?!

— Очевидно, он взял их с собой, — ответила Моргана и, сощурившись, окинула взглядом пустыню в полевых цветах. Она напоминала стеганое одеяло.

Элизабет не могла пошевелиться. Сначала местные сплетни о том, что Фарадей украл деньги и сбежал с какой-то девицей, а теперь — его дочь. У нее ничего не осталось от отца, который владел божественным даром бесподобно отображать природу на бумаге. Это уж слишком!

— Простите меня, — сказала Моргана, взглянув на красивый силуэт женщины. — Я обычно не говорю о своем отце. Зная ситуацию Гидеона… — Она пожала плечами. — Знаете, я бережно храню воспоминания, связанные с моим отцом.

Сердце Элизабет разрывалось от волнения. Она тоже бережно хранила воспоминания о нем.

— Если бы мой отец вдруг сейчас предстал передо мной, знаете, какой первый вопрос я задала бы ему? Где ты был? Но еще кое о чем мне давно хотелось его спросить. Мечтаю об этом.

Моргана сорвала с головы соломенную шляпу и откинула назад челку.

— Уверена, вы обратили внимание на мой шрам. Его невозможно не заметить. Не знаю, откуда он у меня. Когда я спрашиваю тетю, она говорит, что это был несчастный случай, и отказывается разговаривать на эту тему. Но иногда, во сне, я вижу отца, который с тревогой смотрит на меня. Он переживает из-за моего лба. Эти сны такие реальные, что иногда я думаю, а не воспоминания ли это. Если бы сейчас он появился, я спросила бы его, откуда у меня этот шрам.

Элизабет хотела сказать: «У тебя не было этого шрама, когда я знала твоего отца. Он показывал мне твои фотографии, и твой лоб был таким же нежным, как крем». Ей также хотелось поделиться с Морганой своими сокровенными мыслями: «У меня тоже много вопросов к твоему отцу».