Люди Солнца жили на клочке земли, его белые люди называют «Край Четырех Углов». Это история о девушке Ошитиве, чья жизнь навсегда изменилась в день, когда грозный Темный Господин и его кровожадные воины-ягуары пришли сюда…»

Моргану так сильно увлекла история об Ошитиве, что, когда она закончила читать, узнав и об Аоте, и о Безносом, и о Господине Хакале, ей пришлось попрыгать, чтобы восстановить кровообращение и вернуться к действительности.

Взглянув наверх, Моргана с ужасом заметила, что стало совсем темно. Когда село солнце? Сколько же она читала? Она посмотрела на часы, с удивлением отметив, что уже прошло много времени. Пустой желудок ныл. Во рту пересохло. Когда Моргана бросила на угли обрывки отцовской одежды, которые она осторожно сняла с его тела, она почувствовала, как ее сознание улетает в какой-то иной мир, где она шла пешком по широкой дороге тольтеков и покупала медные колокольчики на рыночной площади, и смеялась с Яни, и гордо стояла на центральной площади, в то время как Господин Хакал советовался с богами через Направляющий камень.

Моргана закрыла глаза. Ее желудок заурчал, когда она почувствовала вкус тортильи и шоколада. Ее руки и ноги онемели от холода, хотя каким-то странным образом она ощущала тепло, словно ее согревали солнечные лучи.

И поцелуй Господина Хакала, когда он притянул ее к себе в объятия…

— Ладно, — нарочито громко сказала Моргана вслух. — Приди в себя. Это все из-за голода.

К сожалению, печенье и вяленое мясо остались снаружи, в ее рюкзаке.

А вдруг его можно как-то достать. Она бросила рюкзак к ногам буквально перед тем, как обрушилась земля. Он где-то недалеко от отверстия.

Она принялась искать что-нибудь, что можно было бы использовать вместо удочки. Ремень отца! Если она соединит его со своим ремнем, привяжет к ним шнурки от его и своих ботинок, то, возможно, все получится.

Она работала замерзшими, окоченевшими пальцами, а когда закончила, поняла, что длины недостаточно. Его брюки — если она сможет порвать их на полоски…

Нож легко резал прогнившую ткань, и вскоре у Морганы было достаточно полосок, чтобы начать соединять концы. Завязав последнюю полоску ткани петлей, она намотала один конец веревки вокруг руки, а другой рукой забросила петлю вверх, к дымовому отверстию. Первые попытки провалились. Веревка каждый раз билась о потолок и падала вниз. На шестой раз ей повезло. Петля вылетела наружу и приземлилась на снегу. Наклонив голову назад так, чтобы снег не попал в глаза, Моргана осторожно потянула веревку, но та легко упала вниз, ничего не зацепив.

Изменив местоположение и стараясь держаться подальше от огня, она снова закинула веревку. Через несколько попыток веревка снова была снаружи. И она что-то поймала!

— Теперь спокойно, спокойно, — сказала Моргана веревке, нежно дергая за конец, веревка медленно упала в киву, потянув за собой острый камень, который едва не упал Моргане на голову.

Ее руки и плечи ныли от боли. Было слишком холодно. Кровь плохо циркулировала по организму, мышцы онемели.

— Я отдохну несколько минут, — сказала она громко, чтобы подбодрить себя. — Погреюсь у огня и снова попытаюсь. — Она была уверена, что достанет рюкзак, тогда у нее по крайней мере будет еда, лишний фонарик и дополнительное топливо — сам рюкзак.

Сев у огня и подбросив в костерок щепок и последние прогнившие клочки спального мешка отца, Моргана продолжила чтение:

«Боже мой! Старая индейская женщина! Она здесь, в киве, возле меня! Когда она спустилась? Я не слышал, как она пришла. Она сказал: “Пришло время узнать ответы, за которыми ты пришел сюда”. Я сказал ей, что ослаб, ранен и умолял ее позвать людей из ее племени, чтобы они вытащили меня из этой ужасной ямы. Но она просто начала говорить. Ее голос был таким ровным и гладким, как шелковые ленты. Ее речь была такой гипнотизирующей, что я не мог поднять ручку, чтобы записывать за ней. Я слушал ее с раболепным трепетом. Сколько времени прошло, я не знаю, но, когда она закончила, я упал в изнеможении, а вся моя одежда промокла от испарины — потому что все, что она мне рассказала и показала, потребовало от меня столько физических сил, словно я пробежал сотни миль. А сама она исчезла. Исчезла буквально на глазах. И теперь я один, но боль больше не мучает меня, и я чувствую себя так, словно у меня открылось второе дыхание. Я бодр и энергичен. Мне хочется танцевать! Меня переполняет ощущение радости! Сейчас я должен записать удивительное послание, которое она передала мне…

Но стойте, сюда кто-то едет! Я слышу скрип колес. Стук копыт. Да, давайте ближе! Мои спасители! Я спасен!»

Моргана посмотрела на мумифицированное тело. Ее отца спасли? Тогда кто это? Ответ она прочитала сразу же:

«Это была Беттина. Я подумал, она пришла, чтобы спасти меня. Но она не спасла!»

Моргана с ужасом читала сцену, описываемую отцом. Предложения спрыгивали со страницы:

«Беттина принесла карту, которую я доверил заботе Морганы, и у меня на глазах разорвала ее в клочья».

«Беттина сказала Элизабет, что она моя жена и что я волочусь за каждой юбкой».

«Беттина призналась, что позволила своей сестре Абигейл умереть от кровотечения, чтобы я женился на ней».

Между следующими страницами находился конверт, адресованный ее отцу, в «Каса-Эсмеральду», и датированный 1916 годом. Письмо от Элизабет. Теперь Моргана знала правду: Фарадей не знал, что Элизабет была в положении.

Моргана закрыла глаза. Беттина… слова, что она наговорила Фарадею в его последний час. А потом оставила его, заперев в этой яме.

Подтянув колени к груди, Моргана обхватила руками ноги и начала раскачиваться взад и вперед, чувствуя, как боль распространяется по всему телу.

Она оставила его здесь. Она заживо похоронила его.

Боль постепенно утихла. Моргана выпрямилась и вытерла слезы. Столько лет она не могла понять, что толкнуло ее тетю убить Элизабет. Моргана боялась, что это наследственное психическое расстройство, которое могло передаться ее сыну. Но теперь она знала правду. Невыносимый позор незаконнорожденности, с которым ей приходилось жить, и толкнул Беттину на преступления.

Впереди еще много написано, но Моргане следовало подумать о своем спасении. Обследовав пыльный пол, она нашла какие-то тряпичные остатки, по виду напоминавшие холщовую сумку. Ткань была хорошим топливом, но не странное содержимое самой сумки: помада, компактная пудра, дамский носовой платок, дамская расческа. Моргана с ужасом поняла — эта сумка принадлежала Беттине. Она принесла ее сюда и, видимо, уронила, когда после драки взбиралась по лестнице.

Сумка и платок отправились к углям. Моргана продолжила поиски и нашла маленький томик Библии, который Фарадей принес с собой в киву. Кожаные стороны обложки не пострадали от времени, но когда Моргана открыла книгу, страницы рассыпались в руках.

Когда языки пламени снова выросли и огонь весело затрещал, Моргана села поближе к огню, согреваясь мыслью о том, что серый дым с искрами будет отчетливо виден в ночи и привлечет внимание тех, кто поймет, что огонь горит там, где ему не следует гореть.

Когда она вернулась к дневнику, она услышала звуки наверху. Прислушалась. Койот вернулся. Он сопел, и Моргана предположила, что он обнюхивает рюкзак.

— Эй! — закричала Моргана и захлопала в ладоши. Она всегда так делала, когда койоты пробирались в ее огород, за гостиницей.

Она услышала, как зазвенели пряжки на ее рюкзаке. Дикий зверь схватил рюкзак и по снегу потащил свой трофей подальше от кивы. Скоро звуки замерли, и Моргану окутала тишина.

Моргана совсем сникла. Ее еда пропала.

Она расхаживала по замерзшей киве, размахивая руками и притопывая ногами. В следующий раз, когда огонь погаснет, ей придется бросить в него свою куртку. Но кроме куртки, она больше ничего с себя не снимет, иначе она точно замерзнет до смерти.