Я знал, что это отличная возможность, но понятия не имел, насколько она великолепна, до того дня, когда мы начали работать. Инструктаж по разработке процедур проходил в оперативном пункте за пределами бассейна гидролаборатории. Когда меня приглашали участвовать в разработке процедур в других проектах, с нами разговаривали в лучшем случае пара инженеров среднего уровня, которые рассказывали, чем именно они занимаются. Но к тому моменту, когда я попал на первый инструктаж по разработке процедур для «Хаббла», я понял, что я больше не в Канзасе[25]. Это не было похоже ни на один инструктаж, ни на одно совещание, ни на одно собрание в НАСА, на которых мне доводилось бывать раньше. Здесь стоял полноразмерный макет телескопа и были разложены различные инструменты, приборы и аппараты. Собралось примерно 30–40 человек. Среди них было несколько астронавтов-ветеранов, которые участвовали в первых трех миссиях обслуживания. Это была команда А.

Телескоп Хаббла был построен в Калифорнии корпорацией Lockheed Martin. Несколько приборов, установленных на нем, были разработаны Ball Aerospace & Technologies Corp. в Боулдере, штат Колорадо. (Это часть той же самой компании, которая производит стеклянные банки с завинчивающейся крышкой, которые стоят у вас на кухне.) Здесь располагалось все руководство, имеющее отношение к «Хабблу». Здесь же размещалась работающая над телескопом команда из Центра космических полетов имени Годдарда. Там «оркестром» руководил Фрэнк Сеполлина, которого все звали Сепи. Он был уже в достаточно преклонном возрасте, но любил свое дело и продолжал им заниматься. Сепи выглядел как один из моих пожилых итальянских дядюшек: лысеющий и вечно с жевательной резинкой. Думаю, он делал это, чтобы чем-то занять свой рот, а еще Фрэнк много говорил, в основном о том, что нужно делать, как важна наша миссия и почему этот телескоп является самым ценным научным инструментом в мире.

Я называл Сепи крестным отцом «Хаббла». Он был человеком, имеющим нестандартный взгляд на вещи, несговорчивым, энергичным и вдобавок — трудоголиком. В Центре космических полетов имени Годдарда работали со всеми типами научных и метеорологических спутников, и, когда появился «Хаббл», Сепи первый увидел преимущества строительства космического телескопа с учетом возможности его ремонта астронавтами. По идее, имело смысл отдавать «Хабблу» команды управления из Хьюстона, поскольку именно там находятся астронавты, но Сепи был экспертом и обладал политическим влиянием, чтобы сохранить отдел обслуживания «Хаббла» в Центре космических полетов имени Годдарда.

Как и Сепи, большинство членов команд «Хаббла» из Центра Годдарда, компаний Ball и Lockheed Martin не были свежими выпускниками колледжей. Это были люди в возрасте за 60, а то и за 70, те самые мужчины и женщины, которые строили телескоп 20 лет назад. Они прошли через все отставания от графика и предыдущие миссии обслуживания. «Хаббл» был делом всей их жизни. Некоторые из присутствующих на инструктаже инженеров уже были на пенсии, но все равно пришли, чтобы помочь. Рон Шеффилд был руководителем разработки системы «Хаббл» и отвечал за ВКД и работу с экипажами. В 1980-е гг. он склонил команду, строившую телескоп, к тому, чтобы «Хаббл» был приспособлен к техническому обслуживанию. Сейчас Шеффилда все еще привлекали к работе: он учил астронавтов, как выполнить любое задание, как подключить любой соединительный разъем, как отвернуть любой болт. Он был «ходячей хабблопедией».

На этом инструктаже перед разработкой процедур атмосфера была, как в фильме «Армагеддон», когда к Земле приближается астероид размером с Техас, все ведущие ученые собираются, чтобы разработать план спасения, а президент ждет на линии, потому что это важно, — вот как все это ощущалось. Помещение словно пронизывали электрические разряды, чувствовалось, что что-то важное вот-вот произойдет. Все были довольными, улыбались, излучали энергию и были готовы приняться за дело. Помню, на одной из дополнительных лекций Алан Бин говорил нам, что то, что мы стали астронавтами, однажды даст нам возможность сделать что-нибудь великое. Как только я вошел в оперативный пункт, я понял, что этот момент настал. Прямо передо мной была возможность сделать что-то по-настоящему значительное.

Также это собрание казалось путешествием на машине времени в эпоху «Аполлонов». Во время запусков ракет на Луну со стороны НАСА была установка — мечтать о великом и действовать. Я быстро узнал, что в программе «Хаббл» было так же. Ее бюджету мог позавидовать кто угодно в космической программе. Что бы тебе ни понадобилось, ты это получал. Когда дело доходило до обслуживания и ремонта этого аппарата, не боялись никаких расходов. Но, находясь здесь, я мог совершенно определенно сказать, что лишние деньги, внимание и власть налагали дополнительную ответственность: мы не могли запороть это дело. У нас не было права на ошибку.

Апрель и май мы занимались разработкой процедур. Был перерыв во время одного из брифингов, и я стоял около макета телескопа, разглядывая его. Рядом со мной стоял Грунсфелд. Я сказал:

— Джон, эта миссия по-настоящему важна. Надеюсь, разработка процедур идет хорошо.

— Надеюсь, для вас разработка процедур тоже идет хорошо, — ответил он.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Вы должны понимать, что находитесь в подвешенном состоянии.

— Что это значит?

— Вас могут назначить в полет, но еще не точно. Сейчас вы принимаете участие в отборе. Если разработка процедур пройдет хорошо — это вам поможет.

Я потерял дар речи. Я надеялся получить назначение в космический полет, в любой космический полет. Но экспедиция к «Хабблу»? Я даже не смел на это надеяться. Грунсфелд много работал в этой программе, и Стив Смит участвовал в нескольких полетах к космическому телескопу. Они были «хабблонавтами». Этим они были знамениты. Боб Кёрбим, пару раз участвовавший в миссиях по сборке станции, говорил: «Это настоящие джедаи. Самые крутые». Я хотел быть «хабблонавтом». Ни одного новичка ни разу не назначали в такой полет, но вот я стою перед макетом «Хаббла» в гидролаборатории, вокруг меня — команда «Хаббла», а Грунсфелд говорит, что это возможно! Хотя мне эта мысль казалась совершенно сумасшедшей, Грунсфелд вовсе не считал ее такой.

Когда я прошел отбор в астронавты, мои амбиции вполне удовлетворил бы любой шанс полететь в космос. Но должен сказать, что, когда я попал в круговерть миссии «Хаббл», я стал мечтать об этом полете больше, чем о каком-нибудь еще. Все остальные тоже о нем мечтали. Каждый, кто занимался выходами в открытый космос в НАСА, имел виды на этот полет, и многие из этих ребят были настоящими мастерами своего дела. В начале тренировок я не был лучшим по ВКД в своей группе, и я все еще работал, чтобы догнать остальных. Как я думаю, Прекурт и Грунсфелд распознали мою целеустремленность. Столкнувшись с любым препятствием на своем пути, с любой трудной задачей, я удваивал усилия, начинал работать упорнее, решал проблему и преодолевал препятствие. А именно такие люди были нужны для миссии, где поражение неприемлемо.

С того момента, когда Грунсфелд сказал мне, что я в списке кандидатов на полет к «Хабблу», телескоп стал моим миром. Следующие два месяца я делал все что мог, чтобы узнать о нем все подробности. Я смотрел видеозаписи предыдущих экспедиций обслуживания. Я разыскивал ребят, которые выходили в открытый космос и работали с «Хабблом», и клещами вцеплялся в них, чтобы получить любую информацию. Я разговаривал с инженерами из Центра космических полетов имени Годдарда, которые работали с телескопом последние 20 лет, и как губка впитывал их знания и опыт. В пятницу у нас проходил инструктаж перед погружением в понедельник, а в субботу я приходил, чтобы пройти все этапы процедуры на макете, чтобы убедиться, что я все знаю и полностью готов пойти под воду. Даже если была не моя очередь погружаться, я находил в своем расписании время, приходил и смотрел.