- Отлично, если я должен ехать и меня будет тошнить, мне нужны лекарства и слуга, чтобы помогать мне.

- Лекарство для тебя приготовлено и упаковано, - спокойно произнесла королева Мивенна.

Тетя Бекк выглядела слегка раздраженной. Обеспечивать всевозможные лекарства – ее задача. Но прежде чем она успела что-то сказать, отец Айвара добавил:

- И Ого отправится с тобой в качестве слуги. А теперь прекрати глупый шум.

- Ого! – воскликнул Айвар. – Но он бесполезен!

- Тем не менее, - сказал король Кениг. – Ого – логранец и вполне может быть шпионом. Если ты возьмешь его с собой сейчас без предупреждения, он не сможет сегодня передать новости, и впоследствии будет у вас на глазах.

- Ого был бы столь же бесполезен в качестве шпиона, как и во всем остальном! – возразил Айвар. – Ну, правда, я обязан его брать?

- Да, - ответил его отец. – Мы должны исключить любой риск.

Тут король Фарлейн встал – медленно и тяжело, – и, конечно, все остальные должны были встать тоже.

- Нам только остается, - произнес он, - пожелать вам успеха в вашем путешествии. Отправляйтесь под покровом богов и… - он особо внимательно посмотрел на тетю Бекк, - ради любви к богам, верните моего сына, если сможете.

Тетя Бекк слегка присела в скованном реверансе и посмотрела на него в ответ так же внимательно. И я тоже. Верховный король дрожал, и за натянутой кожей его лица пытались остаться скрытыми сильные чувства. Эти чувства показались мне надеждой – больной, дикой надеждой снова увидеть принца Аласдейра, – того рода надеждой, которая редко оправдывается. Тетя Бекк тоже ее увидела. Она, похоже, собиралась сделать одно из своих самых ужасных замечаний, но вместо этого почти доброжелательно произнесла:

- Сделаю всё, что смогу, сир.

И мы ушли. Один из придворных Верховного короля проводил нас до двери, где передал тете Бекк кошелек.

- На расходы, - пояснил он.

- Спасибо, - ответила тетя. – Вижу, ваш король настроен серьезно.

Верховный король Фарлейн был известен своей бережливостью в деньгах. Она повернулась к Айвару:

- Сбегай найди Ого. Скажи ему только, что вы с ним должны сопроводить Жреца обратно в храм.

К моему прискорбию, Жрец шел с нами – до тех вершин холмов, где располагался его храм. Донал шагал впереди, указывая нам путь к маленькой задней двери, которой, насколько я знаю, никогда не пользовались. На одно мгновение мне показалось, что Донал тоже идет с нами. Но он просто хотел убедиться, что мы найдем четырех осликов, ждущих нас возле стены.

При виде них тетя Бекк прищелкнула языком.

- Вот вам и конспирация. Кто их седлал?

- Я, - ответил Донал – его зубы самодовольно сверкнули в бороде при свете фонаря, который он держал. – Никакого шанса слухам в конюшнях.

- Я больше имела в виду сумки, - возразила тетя Бекк.

Один из ослов был нагружен четырьмя кожаными сумками – пухлыми, блестящими и дорого выглядящими сумками.

- Кто их упаковывал?

- Моя мать, - ответил Донал. – Своими собственными руками.

- Вот как? – сказала тетя Бекк. – Передай ей мою благодарность за оказанную честь.

Поскольку она произнесла это тоном, который меньше всего можно было назвать признательным, возможно, и к лучшему, что именно в этот момент примчался Айвар, и вместе с ним озадаченный Ого. Им пришлось идти пешком, как подобает эскорту. Жрец взобрался на одного из ослов и выглядел на нем довольно-таки нелепо из-за того, что его длинные ноги свисали по бокам осла, почти касаясь земли. Тетя Бекк села на второго. Ого помог мне взобраться на третьего. Я присмотрелась к нему – не слишком много видя в мерцающем свете фонаря, в то время как почти полную луну постоянно закрывали облака – и подумала, что никто столь озадаченный и столь услужливый, как Ого, не может быть шпионом. Или может?

- Тебе не надо поддерживать Эйлин на осле, - сказал ему Айвар. – Возьми узду навьюченного и веди его.

Когда мы под стук копыт двинулись прочь, Донал поднял фонарь, снова усмехнувшись.

- До свидания, кузины, - сказал он тете и мне. – Доброго пути, Айвар.

Это была не то чтобы ирония. Для нее у Донала слишком плоский ум. Но когда мы зацокали вниз по каменистому склону холма, я подумала, что его тон подразумевает скорее проклятие – или, по крайней мере, недоброе пожелание.

Туман исчез, хотя мой бедный ослик успел промокнуть от него насквозь. Должно быть, он прождал возле той двери несколько часов. Все ослы задеревенели и больше чем обычно не были расположены двигаться. Айвару и Ого пришлось взять по уздечке в каждую руку, чтобы вытащить их из глубокой низины замка, и продолжать тащить, пока мы твердо не встали на тропинку, зигзагом ведущую к вершинам. Там мой осел поднял свою большую голову и озвучил свои чувства громогласным скорбным: «Иа-а!»

- О, тише! – сказала я ему. – Кто-нибудь может услышать.

- Ничего страшного, - заметила тетя.

Чтобы не волочить ноги, как Жрец, она подтянула их перед собой, что выглядело ужасно неудобно, и я видела, что ей тяжело дышать и она злится.

– Совершенно неважно, кто услышит. Все знают, что Жрец должен как раз сейчас ехать домой, - и она крикнула ему – едущему прямо перед ней: - Удивлена, что ты позволил втянуть себя в этот фарс, Киннокк. Зачем?

- У меня есть на то причины, - ответил Жрец и кисло добавил: - Хотя должен признать, я не ожидал, что в процессе сожгут мой дом.

- Какие причины? – спросила тетя.

- Уважение к богам и к жрецам не таково, каким должно быть, - ответил он через плечо. – Моя цель – исправить это.

- То есть ты считаешь, что Аласдейр более богобоязненный, чем его отец? – спросила тетя. – Если ты так думаешь, ты обречен на двойное разочарование.

- Не стоит недооценивать благодарность, - парировал Жрец.

- Но и рассчитывать на нее тоже, - огрызнулась тетя Бекк.

Они продолжили спорить, и с каждым высказыванием тетя Бекк всё больше злилась и задыхалась, но я не имела ни малейшего представления, о чем они говорят. Помню, как тетя Бекк обвинила Жреца в попытках превратить Скарр в Галлис, а значит, они начали говорить о политике, и я перестала слушать. Меня внезапно охватил страх, что я могу больше никогда не увидеть Скарр, и я была занята тем, что старалась увидеть при свете луны, которую постоянно закрывали облака, как можно больше Скарра.

Горы представляли собой лишь черную массу над головой, хотя я чувствовала их тяжелый сырой запах, а море с другой стороны – еще одну черную массу, испещренную белыми пятнами. Но я помню, как горячо всматривалась в большой серый валун рядом с тропой, когда по нему скользил лунный свет, и почти столь же горячо – в серый заиндевелый вереск под валуном. Там, где тропа поворачивала, я могла посмотреть через плечо, мимо согнутой фигуры Ого, тянувшего узду навьюченного осла, и увидеть внизу замок на фоне моря – зазубренный, массивный и темный. Там совсем не было света. Можно было подумать, что он необитаем. Конечно, наш с тетей дом находился вне поля зрения – за следующей возвышенностью, – но я всё равно смотрела.

Меня вдруг поразила мысль, что если я никогда больше не увижу Скарр, мне никогда не придется снова спускаться в Место. Невозможно представить, какую радость и облегчение я испытала. А потом я поняла, что не верю в это. Я знала, тетя Бекк как-нибудь устроит, чтобы мы ускользнули ото всех. Мы вполне могли вернуться домой уже к утру. Я знала, ей не хочется отправляться в это малообещающее путешествие – достаточно сильно, чтобы она решилась рискнуть навлечь на себя неудовольствие Верховного короля. Как последняя и единственная Мудрица Чалдеи, она имела достаточно прочное положение, чтобы бросать вызов королю Фарлейну. Осмелится ли она? Осмелится?

Я всё еще взвешивала возможности, испытывая одновременно возбуждение и безнадежность по поводу и того, и другого исхода, когда мы процокали на выдолбленную дорогу на вершине Килканнона, где над уступом холма справа от меня возвышались камни храма. Я чувствовала их, как зуд или шипение на своей коже, а свет здесь имел склонность казаться моим глазам темно-синим. Это место вызывает у меня такое неприятное чувство, что я терпеть не могу приближаться к нему. Меня всегда озадачивало, почему боги требуют использования столь неприятной магии.