- До поганых ли Изяславу, когда на нем самом платье горит! - усмехнулся Регнвальд. - С народом шутки плохи!

- Так что же, пойдем на выручку к Изяславу! - спросил Святослав.

- Я бы не ходил, - сказал Веремуд. - Зачем масла в огонь подливать? Ну не люб стал киевскому люду князь Изяслав, так, может, князь Святослав люб будет, а?

И Веремуд многозначительно посмотрел в глаза своему князю.

Святослав намек понял.

В течение последующих дней из Киева приходили слухи один противоречивее другого.

Со слов бродячих скоморохов выходило, что народ одержал верх над боярами, а Изяслава будто бы в поруб заточили. Купцы черниговские, вернувшиеся из Киева, рассказывали, будто полгорода черный люд захватил, а другую половину Изяславовы дружинники за собой удерживают. Монах странствующий иное поведал, мол, принял смерть мученическую князь Изяслав и вся дружина его побита.

От таких известий Святослав то порывался поднимать дружину, то сидел в угрюмом одиночестве, то созывал своих воевод, спрашивая у них совета. Воеводы советовали ждать. Может, справится Изяслав и без них, а коль нет его в живых, так любая помощь уже ни к чему.

- О Чернигове помысли, княже, - говорил Веремуд. - До Переяславля уже не дотянуться ни копьем, ни мечом, может статься, одни головешки остались от Всеволода града. Киев, того и гляди, добычей сделается не поганых, так черни киевской. Лишь Чернигов пока избежал опасности, но поганые рядом рыскают. Вчера их за Десной видели наши дозорные. Подбираются нехристи и к твоему уделу, княже.

Но вот наступил день, когда прояснилось все доселе неведомое, открылась печальная картина всего происходящего в Киеве. В Чернигов прибыли киевские бояре с женами и детьми, с челядью и дружинниками проситься под крыло к князю Святославу.

С мрачным лицом выслушал Святослав повествование боярина Зерновита о том, как киевский люд потребовал оружие у великого князя, как бояре вместе с князем Изяславом, находясь в княжьем дворце, судили да рядили, как им поступить, а чернь меж тем громила оружейные мастерские и прорвалась на Гору.

- Не смог брат твой Изяслав ни силой, ни умом черный люд угомонить, - сетовал Зерновит, - все боялся пролить кровь христианскую. Потому и угодил из князя да в грязи!

Святослав вздрогнул.

- Злорадствуешь, боярин! Что с Изяславом?

- Бежал Изяслав с женой, и сыновьями, и с малой дружиной к польскому князю Болеславу. Обещал с польским войском воротиться и поучить киевлян уму-разуму. Да мнится мне, не выйдет у него ничего.

Святослав нахмурился, почесал бровь, скользнул взглядом по стоящим перед ним киевским вельможам. Сказал сердито:

- Стало быть, вы бросили в беде князя своего, а теперь проситесь ко мне в дружину. А изменники мне не нужны!

В светлице повисла гнетущая тишина. По лицам киевских бояр промелькнули смущение и тревога, лишь Зерновит сохранял на лице выражение презрительной надменности.

Он единственный возразил Святославу:

- Брат твой первый предал нас, бояр своих, позволив народу глумиться над нами и разорять дома наши. К советам нашим Изяслав был глух, на очевидное закрывал глаза, носа из дворца не высовывал, а накануне восстания пьянствовал напропалую со скоморохами да распутными девками, презрев супругу свою и благопристойность христианина. Лишь вмешательство митрополита Георгия положило предел оргиям Изяслава!

Среди черниговских бояр прокатился приглушенный ропот недовольства.

Воодушевленный этим, Зерновит продолжил:

- На Альте и на Немиге мы все сражались бок о бок с князем Изяславом, не дрогнув, пошли бы за ним и на толпы киевских смутьянов. Сохранили бы Изяславу стол княжеский, а себе именье и честь. Да смалодушничал великий князь. Я сам умолял его не медлить, ударить на смутьянов! Изяслав Ярославич сам выбрал свой жребий, сменил дворец на седло беглеца. Кто хотел, тот последовал за Изяславом в Польшу, а я не желаю быть скитальцем да и стар я для этого.

- Не примешь нас к себе, княже, пойдем служить ко князю Всеславу, - вставил боярин Ратша. - Всеслав ныне на киевском столе сидит. Чай, не побрезгует нами.

На глазах и голосе плечистого Ратши была решимость. Вельможи, стоявшие рядом, поддержали его кто кивком головы, кто одобрительным возгласом.

От такого известия Святослав переменился в лице. Им овладело нечто похожее на жгучую обиду, краху самой заветной мечты!

- Как посмел Всеслав занять стол киевский, принадлежащий Ярославову корню! Кто выпустил его из поруба?

- Народ, княже, - с усмешкой ответил Зерновит. - Народ дал волю Всеславу и народ же его на киевский стол посадил. Правь нами, мол! Спаси от поганых и от резоимщиков! Ныне в Киеве-граде народ властвует.

- Куда же прочие бояре подались, те, что за Изяславом не последовали?

- Да кто куда, княже. Многие в Вышгород ушли, иные - в Белгород, кто-то в Турове отсиживается… Мы вот в Чернигов надумали.

Кроме Зерновита и Ратши пред княжьими очами стояли еще три именитых мужа: Бронислав, Тихомир и Торох. Люди знатные и богатые. Знатность их по одежде и поведению заметна была, а вот богатство…

- Разграбили черные людишки именье наше, - пожаловался боярин Тихомир. - Сами еле вырвались из города. Только на тебя уповаем, князь черниговский, ибо Всеволод сам в беде, ему ныне не до нас.

- Веди дружину на Киев, Ярославич, - вновь заговорил Ратша, - отними отцов стол у Всеслава. Располагай нами и воинами нашими.

- Ступай на Киев, князь, - поддержал Зерновит, - сядь на златокованном столе отца своего, а мы тебя в этом поддержим.

У Святослава сердцу стало тесно в груди. Вот удобный случай - поистине дар Судьбы! Прогнать Всеслава и самому стать великим князем!

Но тут Святослав встретился глазами с Веремудом.

«Не спеши, княже, - говорил ему взглядом старый воевода, - прежде обмысли, а уж потом в свару ввязывайся».

- Добро, бояре, - властно произнес Святослав, - беру вас в свою дружину. Велю тиунам разместить семьи ваши в Чернигове и заплачу вам на прокорм по сорок гривен из своей казны. Ступайте пока.

Глядя на склоненные в низком поклоне спины именитых беглецов, обтянутые разноцветной парчой, Святослав думал: «Немедля двинуть на Киев иль обождать чуток… А чего ждать?.. Сплоховал Изяслав и удача сама в руки мне идет! Всеволод и рад бы мне помешать, да не сможет. Пока не сможет. А вот, как пройдет набег половецкий…»

Едва закрылась дверь за ушедшими киевскими боярами, в светлице закипели страсти!

Святослав рвался, не мешкая, идти с дружиной на Киев и не понимал, почему этому противятся его воеводы.

- Пойми, княже, - говорил седовласый Веремуд, - половцы рассыпались как саранча от Днепра до Десны. Того и гляди, под Черниговом объявятся! А ты собрался дружину из города уводить. А коль запрется Всеслав в стенах киевских, как ты до него доберешься? Чего доброго меж двух огней скажешься: Всеслав с одной стороны, поганые с другой.

- Поганым свара меж князьями будет на руку, - закивал головой Перенег, - а коль обступят половцы нашу дружину в чистом поле, тяжко придется, княже.

- Нельзя Чернигов в столь тревожное время оставлять, - вторил Регнвальд. - Киев никуда не денется!

- Не таковский противник князь Всеслав, чтобы его с наскока одолеть можно было, - заметил Путята, сын Прокши.

- Кто знает, может, люду киевскому и Всеслав придется не по душе, - высказал свое мнение боярин Алк, брат Вере-муда, - может статься, и его вскорости прочь прогонят. Надо обождать и поглядеть, куда ветер подует.

- «Обождать», «поглядеть»… - передразнил Святослав. - Любо вам на печи сидючи, опасности перебирать, лишь бы никуда не трогаться. Всеслав-то, небось, не раздумывал, садиться на стол киевский или нет! Что сегодня есть, того завтра не будет.

Спор князя с боярами затянулся дотемна.

Наконец, Веремуд предложил собраться завтра поутру и принять решение на свежую голову. Святослав согласился. Бояре разошлись по домам.

Святослав, который в мыслях уже видел себя великим князем, провел беспокойную ночь. Он не раз просыпался и нетерпеливо спрашивал, светает иль нет. Ода недовольным сонным голосом отвечала, что петухи еще не пели, и просила мужа лечь спать. Ночь вечной не будет, говорила она.